Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - Виктор Петелин

Иногда мы выезжали на машине в степь охотиться на стрепета. Эта птица машину подпускала близко. Подъехав поближе к месту, где залег стрепет, Шолохов быстро соскакивал с подножки, птица поднималась вверх. Шолохов стрелял влет и почти всегда попадал.

Михаил Александрович страстно любил охоту, у него было много ружей для разной дичи, а к ним – всяких приспособлений, принадлежностей. Охотился он, пользуясь лошадью, машиной, а чаще всего пешком. Любил устраивать облавы на волков и лисиц.

Однажды мы приехали охотиться на Островное озеро. Петр Яковлевич Громославский запряг нам лошадь. Провожала нас в дорогу Светлана – дочь Шолохова, ей тогда было 5–8 лет, и кто-то из фотографов нас заснял. Фотокарточка у меня сохранилась, на ней – Шолохов, я, Светлана и Петр Яковлевич. На охоте Михаил Александрович подстрелил несколько диких уток, дикую курочку и бекаса. Ружья у меня тогда не было. Шолохов давал мне свое…

Шел 1932 год… Яровой сев несколько затянулся в основном из-за неблагополучной весны и плохого состояния рабочих волов – из зимовки они вышли худыми, слабыми. Сделала свое дело чесотка, поразившая почти все поголовье стада. Закончить сев нам удалось в конце мая. В это время местами прошли дожди, они повторились и в конце июня, так что урожай обещал быть не хуже, чем в предыдущие годы.

В начале лета я возвращался в Вешенскую из Ростова, где был пленум крайкома партии. Райкомовскую машину не вызвал, она была нужна в районе, и попросил автомобиль в Миллеровском райкоме партии.

Стоял прекрасный летний день, ярко светило солнце, на небе не было ни облачка, ничто не предвещало непогоды. Внезапно надвинулись тучи, пошел дождь. Вначале он шел стороной, справа от дороги, но скоро захватил и нас. В бал очках побежали ручьи. В одной такой балочке около хутора Поповка, на полпути до Вешенской, машина стала. Пока шофер возился с мотором, вода стала быстро прибывать, а затем хлынула обвалом, стеной. Там, где-то выше по балке, прошел ливень. Он прорвал два пруда, и вода из них хлынула на машину и залила ее чуть ли не до самого верха. В конце концов я решил раздеться и выйти из машины. Воды в балке оставалось еще мне по грудь, да к тому же она была холодная, ледяная. Пришлось брать в хуторе волов и волами вытаскивать автомобиль.

Шофер дальше ехать отказался. Я взял лошадей в местном колхозе и двинулся в отделение совхоза «Красная заря». Приехал ночью. После дождя, который тогда прошел повсеместно, стало холодно, я был одет по-летнему, все на мне промокло. В отделении пришлось ночевать. Утром я долго не мог выехать, так размякла почва, а когда мы выехали, машина буксовала, двигалась медленно. С трудом добрались до Вешенской.

Купание в холодной воде и поездка в мокрой одежде не прошли даром. Я заболел малярией. Здоровье у меня давно уже было плохим, еще со школьной скамьи я болел малярией. Не оставляла она меня и в Вешках. В 1924 году к ней присоединился туберкулез легких. Кроме того, я болел хроническим бескислотным гастритом желудка.

Все это вынудило меня просить райком партии перевести меня на работу в другой район, поближе к городу, чтобы я мог лечиться и, насколько можно, иметь лучшие условия для работы. Крайком удовлетворил мою просьбу, послав на работу в г. Кропоткин, ст. Кавказская, парторгом ЦК КПСС во 2-м эксплуатационном районе Северо-Кавказской железной дороги. <…>

На Кубань приезжал Л.М. Каганович, произносил погромные речи. Ряд кубанских станиц занесли на черную доску. Объявили им бойкот. Промтовары из магазинов были вывезены. Часть кубанских станиц подлежала выселению на север. На место выселенных прибывали крестьяне из центральных областей РСФСР.

В феврале 1933 года ко мне в Кавказскую приехали вешенцы Петр Акимович Красюков, работавший после меня заворгом и заместителем секретаря райкома КПСС, и Корешков, при мне заведовавший райзо. Они привезли письмо от Шолохова. Привожу его целым, без каких-либо изменений, поскольку оно имеет большое значение для обрисовки положения дел, сложившихся тогда в районе.

«Дорогой Петя!

Не писал, потому что не было времени писать. Завтра еду в Москву. События в Вешенской приняли чудовищный характер. Петра Красюкова, Корешкова и Плоткина исключили из партии, прямо на бюро обезоружили и посадили. Это 8-го, сегодня семьи их сняли с довольствия, тем самым и ребят и семьи обрекли на физическое истребление, купить ничего нельзя, не говоря уже о хлебе, но даже картошки достать невозможно. Израсходовали эти 600 ц на снабжение Вешенской, ты знаешь это дело. Кустари, учителя, ремесленники, служащие и прочие съели хлеб, а ребятам обещают высшую меру. Но дело даже не в этом: старое руководство обвиняют в преступно-небрежном севе, в гибели 20 ООО га, в том, что мы потакали расхищению хлеба, способствовали гибели скота. Обвиняют во всех смертных грехах, в том числе и в кашарской группировке. Людей сделали врагами народа. Дело столь серьезно, что, видимо (если возьмут широко), привлекут и тебя, и Лимарева. Короче, все мы оказываемся контрами. Я не могу снять с себя ответственности, если так ставить вопрос. Выходит, что вы разлагали колхозы, гробили скот, преступно сеяли, а я знал и молчал. И для тебя вопрос стоит уже не о моральной ответственности, а о политической. Все это настолько нелепо и чудовищно, я не подберу слов. Более тяжкого, более серьезного обвинения нельзя и предъявить. Нужно со всей лютостью, со всей беспощадностью бороться за то, чтобы снять с себя это незаслуженное черное пятно. Об этом я буду говорить в Москве – ты знаешь с кем. Дело ребят ведет Яковлев. Скрыпов на закрытом бюро предъявил обвинение в преступном севе 1932 г. Истоки идут от хлебофуражного баланса и весеннего сева. Надо сказать, что крайком соответствующим образом информировал уполномоченных по Вешенскому району и – по-моему, не знает истинного положения вещей, но после хлебофуражного баланса, разумеется, настроен по отношению к району весьма подозрительно. Упирается, все это в то, что район не выполнил плана хлебозаготовок, несмотря на 4-кратные скидки. Сдано 34 ООО тонн, надо сдать до плана еще несколько сот тонн. Семена не заготовили. Взято все, за исключением тех ям, которые не открыли. Из партии уже исключили около 300 человек. Это до чистки, а завтра приезжает комиссия. Район идет к катастрофе. Скот в ужасном состоянии. Что будет весной – не могу представить даже при наличии своей писательской фантазии. Знай одно: будет в тысячу раз хуже, чем в Верхне-Донском районе в 1931 г. Не говоря уже о концентратах, семян собрано только 3/10 % к плану. Выданный аванс на трудодни хлебом изъят до зерна. Большое количество людей пухлых. Это в феврале, а что будет в апреле, мае? Арестовано около 3000 колхозников, более 1200 хозяйств по району выкинуто из домов. У 3500 хозяйств изъят картофель и скот (коровы, овцы). Всего с начала кампании найдено хлеба в ямах и изъято из домов (тот, который держался открыто, натурчасть) 590 тонн. Исключено из колхозов более 2000 хозяйств. Вот тебе картина накала. На правой стороне не осталось ни одного старого секретаря ячейки. Все сидят. Многих уже шлепнули. Остальным, кому 10 лет, а кто еще ждет суда. Как получишь письмо – немедленно пиши в Москву, мне. Адрес: Москва, Большая Дмитровка, проезд Художественного театра, дом 7/5, кв. 13. Кудашову, для Шолохова. Шли спешным.