Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник) - Роберт Хайнлайн

К моменту землетрясения в колонии насчитывалось тридцать семь тысяч человек. Когда мы закончили перепись, выяснилось, что в живых осталось всего тринадцать тысяч. Кроме того, мы потеряли весь урожай и погиб весь или почти весь скот. Как выразился Хэнк, мы все постепенно начнем голодать.

Нас забросили обратно на приемную станцию, а следующая смена отправилась на спасательные работы. Я отыскал укромное тихое местечко, чтобы немного поспать.

И только-только стал засыпать, как мне почудилось, будто кто-то меня трясет. Это был папа.

— Ты в порядке, Билл?

Я протер глаза:

— Я-то о'кей. Ты видел Молли и Пегги?

— Только что от них. Меня отпустили на несколько часов. Билл, ты видел кого-нибудь из Шульцев?

Я сел, совершенно проснувшись:

— Нет. А ты?

— Нет.

Я рассказал ему, чем был занят все это время. Он кивнул:

— Поспи еще, Билл. Я проверю, есть ли о них сведения.

Заснуть снова я не смог. Вскоре вернулся папа, чтобы сказать мне, что ему ничего не удалось обнаружить — ни по одному из его каналов.

— Я беспокоюсь, Билл.

— Я тоже.

— Надо пойти и выяснить.

— Давай, сходим.

Папа замотал головой:

— Необязательно идти нам обоим. Ты поспи.

Но я все равно пошел с ним.

Нам повезло. Как раз на дороге нам попалась группа спасения, мы проголосовали, и нас посадили. Эта группа должна была осмотреть именно нашу ферму и ферму Шульцев. Папа сказал водителю, что мы проверим оба места и доложим, когда вернемся в город. Тот не возражал. Нас высадили на повороте, и мы зашагали к ферме Шульцев. Когда мы подходили, мне начали мерещиться кошмары. Одно дело закапывать в снег людей почти незнакомых, и совершенно другое — когда ждешь, что обнаружишь маму Шульц или Гретхен с синими застывшими лицами. Я не мог себе представить мертвого папу Шульца: такие, как папа Шульц, не умирают, они живут вечно. Или это так только кажется?

Но все же я не был готов к тому, что мы нашли.

Мы обошли маленький холмик, который скрывал их дом от дороги. Джордж остановился и сказал:

— Что ж, дом все еще стоит. Его сейсмоустойчивость оказалась надежной.

Я посмотрел на дом и вздрогнул, а потом завопил:

— Ой, Джордж — дерева нет!

Дом был цел, но яблоня — «самое прекрасное дерево на Ганимеде» — исчезла. Я побежал что было сил.

Мы уже подошли к дому, когда отворилась дверь. На пороге стоял папа Шульц.

Все они оказались невредимы, все до одного. От дерева осталась только зола в камине. Папа Шульц срубил его, как только вышла из строя энергетическая установка и температура начала падать — а потом, кусочек за кусочком, предал его огню. Рассказывая нам об этом, папа Шульц выразительным жестом указал на почерневшую топку:

— Глупость Иоганна они это называли. Думаю, теперь они уже не станут считать старого Джонни Яблочное Семечко ненормальным, а?

Он похлопал Джорджа по плечу.

— Но ваше дерево? — по-дурацки спросил я.

— Я другое посажу, много других. — Он замолчал и внезапно сделался серьезным. — Но твои деревья, Уильям, твои храбрые детки-деревца — ведь они погибли, да?

Я сказал, что еще их не видел. Он серьезно кивнул:

— Они погибли от холода. Гуго!

— Да, папа?

— Принеси-ка мне яблоко.

Гуго принес, и папа Шульц преподнес яблоко мне.

— Ты снова их посадишь.

Я кивнул и сунул яблоко в карман.

Они рады были услышать, что мы уцелели, хотя мама Шульц раскудахталась над сломанной рукой Молли. Оказывается, Ио пробрался к нашему участку еще во время первого периода бури, обнаружил, что мы ушли, и вернулся, отморозив в результате своих усилий оба уха. Сейчас он в городе, ищет нас. Но они были в полном порядке, все до одного. Они спасли даже свою живность: коровы, свиньи, куры, люди, все сбились в кучу, от мороза их спас огонь, который дала яблоня. Теперь животные снова были водворены в амбар, раз электростанция опять начала действовать, но в доме все еще сохранились следы их пребывания — и запахи тоже. Мне показалось, что мама Шульц больше расстроена тем, что ее безукоризненную гостиную пришлось превратить в скотный двор, чем масштабами бедствия. Не думаю, будто она осознавала, что большинство ее соседей погибли. Это до нее еще не дошло.

Джордж отверг предложение папы Шульца пойти с нами на нашу ферму и посмотреть, что от нее осталось. Тогда папа Шульц сказал, что он проводит нас до дороги, где ходят грузовики, потому что он хочет добраться до города и посмотреть, чем он может быть там полезен. Мы выпили по кружке крепкого чаю мамы Шульц, съели по куску хлеба и пошли. Я все думал о Шульцах и о том, как здорово, что мы нашли их всех живыми и невредимыми, пока пробирались к нашему участку. Я сказал папе, что это просто чудо. Он покачал головой:

— Ничуть не чудо. Они из тех людей, которые всегда выживают.

— А какие люди всегда выживают? — спросил я.

Он очень долго думал над моим вопросом и наконец сказал:

— Именно такие люди всегда выживают, такой уж у них тип. И наверно, это единственный способ, которым можно определить такой тип: они выживают.

Я сказал:

— В таком случае и мы тоже из того типа людей, которые всегда выживают?

— Может быть, — согласился папа. — Так или иначе, а через все это мы прошли.

Когда я отсюда уходил, дом был развалиной. С тех пор мне довелось увидеть десятки обрушившихся домов, и все-таки я был в шоке, когда мы поднялись по тропинке и увидели, что он и в самом деле развалина. Наверно, в глубине души я надеялся, что через некоторое время проснусь невредимый в теплой постельке и все будет в полном порядке. Поля были на месте — и это все, что о них можно было сказать. Я соскреб снег с того места, где, как я знал, начинали колоситься посевы. Растения, естественно, погибли, а земля была твердая. Я был абсолютно уверен, что погибли даже земляные черви: нцчто не могло предупредить их, чтобы они забрались поглубже, под линию заморозков.

Мои маленькие деревца, конечно, тоже погибли. Мы нашли двух кроликов, прижавшихся друг к другу и застывших, они лежали под обломками, которые остались от амбара. Мы не нашли ни цыплят, ни кур, кроме одной, нашей самой первой. Она все еще сидела на яйцах на гнезде — оно не разрушилось, а сверху его покрывали обломки крыши амбара. Она и с места не сдвинулась, а яйца под ней замерзли. Наверно, это меня больше всего и достало.

Я был всего-навсего парень, который прежде владел фермой.

Папа бродил по дому. Он вернулся в амбар и заговорил со мной: