Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник) - Роберт Хайнлайн

Я был всего-навсего парень, который прежде владел фермой.

Папа бродил по дому. Он вернулся в амбар и заговорил со мной:

— Ну, Билл?

Я поднял голову:

— Пап, с меня довольно.

— Тогда вернемся в город. Скоро грузовик должен поехать.

— Я хочу сказать: меня это все достало.

— Я знаю.

Сначала я взглянул на комнату Пегги, но здесь папа уже поработал. Там валялся мой аккордеон. На футляр намело снегу через сломанную дверь. Я счистил снег и подобрал инструмент.

— Оставь его, — посоветовал папа. — Он здесь сохранится в целости, а тебе ведь даже некуда его положить.

— Не думаю, что я сюда вернусь, — заявил я.

— Хорошо.

Мы связали в узел все, что собрал папа, добавили туда еще аккордеон, двух кроликов и курицу и понесли все это к дороге. Скоро показался грузовик, мы залезли туда, папа бросил кроликов и курицу в кучу таких же туш, которые удалось где-нибудь найти. Папа Шульц ждал на своем повороте. На обратном пути мы с папой пытались отыскать Мэйбл на дороге, но не нашли. Может быть, ее подобрала другая группа, когда увидели, что она так близко от города. Я был этому рад. Конечно, ее следовало подобрать — но мне не хотелось делать это самому.

Я же не каннибал.

Мне удалось немного поспать и даже чего-то глотнуть, а потом меня отправили в следующую спасательную экспедицию. Колония начинала уже привыкать к новому порядку. Те, у кого уцелели дома, вернулись в них, а о нас, всех остальных, заботились на приемной станции; образ жизни напоминал тот, который установился, когда наша партия только прилетела. Еды, естественно, стало меньше, и впервые за все время, с тех пор как сюда начали прибывать первые колонисты, на Ганимеде ввели нормы на питание.

Нет, голодная смерть нам не грозила. Прежде всего, приходилось кормить не так уж много народу, а продукты все-таки были. По-настоящему тяжкий момент наступил позже. Было решено сдвинуть зиму на три месяца, то есть начать все снова, с весны. Из-за этого наступила путаница в календаре. Но зато у нас появилась возможность получить новый урожай в наиболее короткое время и возместить тот, который мы потеряли.

Папа продолжал выполнять свои инженерские обязанности в конторе.

По плану собирались запустить еще две энергетические установки, возле экватора, и каждая из них могла бы в одиночку обслужить тепловую ловушку. Никак нельзя было допускать еще одной такой катастрофы. Разумеется, оборудование приходилось доставить с Земли, но в одном отношении нам повезло: Марс как раз находился в таком положении, что мог служить посредником между Землей и нами. На Землю тотчас ушло сообщение о нашей трагедии, и вместо следующей партии иммигрантов, с новым рейсом нам должны были доставить все, в чем мы нуждались, чтобы восстановить разрушенное.

До этого мне дела не было. Я по-прежнему жил в городе, хотя Шульцы приглашали меня к себе на ферму. Я зарабатывал свой хлеб тем, что помогал отстраивать и делать сейсмоустойчивыми дома тех, кто уцелел. Но было твердо решено: все мы — Джордж, Молли, Пегги и я — вернемся на Землю первым же рейсом, если только для нас будет место. Решение было принято единодушно, правда, у Пегги не спросили. Так поступить было просто необходимо.

Мы не единственные собрались возвращаться. Колониальное управление, конечно, возражало, но при данных обстоятельствах чиновники были вынуждены отступить. После того как все было оформлено официально и начали составлять списки, мы с папой пошли в контору агента Управления, чтобы подать заявления. Мы были почти последними: папа задержался у себя на работе, а я ждал его. Контора была закрыта, на двери белела бумажка: «Вернусь через полчаса». Мы стали ждать. В комнате ожидания на досках были вывешены списки тех, кто подал заявления о репатриации. Чтобы убить время, я начал их читать, и папа тоже. Я нашел там имя Сондерса и показал Джорджу. Он фыркнул и сказал:

— Невелика потеря!

Фамилия Эдвардса Крикуна там тоже нашлась; возможно, что я на самом деле видел его тогда на приемной станции, хотя с тех пор его не встречал. Мне пришло в голову, что на корабле, вероятно, будет случай загнать его в уголок и отплатить ему, но на самом деле меня не особенно интересовала эта идея. Я перечитал список еще раз. Я ожидал, что увижу имя Хэнка Джонса, но его там не было. Я снова стал перечитывать список, очень тщательно, уделяя внимание каждой фамилии, которая оказывалась знакомой. И начал видеть нечто общее между ними. Через некоторое время чиновник вернулся и открыл дверь. Папа тронул меня за руку:

— Пошли, Билл!

Я сказал:

— Минутку, Джордж. Ты весь список прочел?

— Да, весь.

— Я тут подумал… Знаешь, Джордж, неохота мне быть в одной компании с этими придурками.

Он прикусил нижнюю губу:

— Я отлично тебя понимаю.

Я решился высказаться до конца:

— Поступай как хочешь, Джордж, но я домой не поеду, пока мы здесь не наведем порядок, если вообще когда-нибудь вернусь.

У папы сразу стало ужасно несчастное лицо. Он долго молчал, потом выговорил:

— Я ведь должен отвезти назад Пегги, Билл. А она не поедет без нас с Молли. Ей-то обязательно нужно уехать отсюда.

— Я знаю.

— Ты все это понимаешь, Билл?

— Да, папа, понимаю.

Он пошел подавать свое заявление, насвистывая какую-то песенку — он обычно насвистывал ее после того, как умерла Анна. Наверно, это у него получалось бессознательно. Я подождал его, и вскорости мы вместе оттуда ушли. На другой же день я вернулся на ферму. Не к Шульцам — на свою ферму. Переночевал в комнате Пегги, а наутро занялся уборкой и приведением дома в порядок, да еще приготовился сажать семена, выданные мне бесплатно по случаю стихийного бедствия.

А потом, за две недели до их отъезда на «Крытом фургоне» Пегги умерла, и больше ни для кого из нас не было необходимости возвращаться на Землю. Ио Шульц как раз был в городе, и папа попросил его сказать мне о том, что произошло. Ио пришел, разбудил меня, и я узнал, что Пегги не стало. Он предложил мне пойти с ним к нему домой. Я сказал нет, спасибо, мне хочется побыть одному. Он взял с меня обещание прийти к ним на следующий день и ушел.

Я снова лег на кровать Пегги.

Она умерла, и я ничего больше не смогу для нее сделать. Умерла, и все из-за меня… если бы я ее не поддержал, они, может быть, уговорили бы ее уехать, когда еще не было слишком поздно. Она вернулась бы на Землю, ходила бы там в школу, выросла бы здоровой и счастливой — жила бы опять в Калифорнии, а не в этом распроклятом месте, где ей нельзя было жить, в месте, которое никогда не было предназначено для человеческого существа.