Благородный Дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

Оба банкира взвились, а Пол Хэвегилл неодобрительно бросил:

— Да этим двум болванам своей задницы от дырки в стене не отличить! Все и так контролируется.

Сэр Джеффри хотел было поспорить на сей счет, но на террасу вышли Роузмонт и Эд Лэнган.

— Держите меня в курсе дела. К полудню у меня должен быть полный доклад. Прошу извинить. Пожалуйста, наливайте себе ещё.

Он устремился к американцам, торопясь перехватить их.

— Как вам вечер?

— Прекрасно, благодарю вас, сэр. Вечер великолепный. — Они посмотрели вслед Хэвегиллу и Джонджону, которые вернулись в дом.

— Как наши друзья банкиры? — спросил Роузмонт.

— Хорошо, просто замечательно.

— Этот член парламента от социалистов, Грей, ну точно, черт возьми, в печенках у Хэвегилла сидит!

— И у Тайбаня, — усмехнулся Эд Лэнган.

— Ну, не знаю, — быстро отреагировал губернатор. — Немного оппозиции — это ведь хорошо, верно? Разве это не демократия в своем лучшем проявлении?

— Как дела у «Вик», сэр? Что насчет массового снятия вкладов?

— Нет проблем, которые нельзя было бы разрешить, — с непринужденным шармом ответил сэр Джеффри. — Не стоит беспокоиться. Вы не оставите нас на минутку, мистер Лэнган?

— Конечно, сэр. — Фэбээровец улыбнулся. — Я как раз собирался уходить.

— Надеюсь, не с моей вечеринки! Чтобы налить себе ещё?

— Да, сэр.

Сэр Джеффри вышел в сад, Роузмонт шёл рядом. Было темно, и с деревьев ещё падали капли. На раскисшей дорожке, по которой они шагали, было полно луж.

— У нас небольшая проблема, Стэнли. Эс-ай только что задержала одного из ваших моряков с авианосца при передаче секретной информации парню из КГБ. Об…

Роузмонт в ужасе остановился.

— С «Иванова»?

— Да.

— Это был Суслев? Капитан Суслев?

— Нет. Его зовут как-то по-другому. Я хочу попросить вас немедленно связаться с Роджером. Оба арестованы, обоим предъявлено обвинение в соответствии с Законом о неразглашении государственной тайны, но я созвонился с министром в Лондоне, и он согласен, что вашим парнем нужно немедленно заняться вам… чтобы было меньше проблем, верно? Он, как я понимаю… э-э… компьютерщик.

— Сукин сын! — пробормотал Роузмонт, вытирая вдруг выступивший на лице пот. — Что он передавал?

— Точно не знаю. Подробности можете узнать у Роджера.

— Следует ли нам допросить… побеседовать и с парнем из КГБ?

— Может, вы обговорите это с Роджером? Министр на прямой связи — и с ним тоже. — Сэр Джеффри помолчал. — Я… э-э… уверен, что вы оцените…

— Да, конечно, извините, сэр. Я… я, пожалуй, пойду. — Белый как мел, Роузмонт быстро вышел, захватив с собой Эда Лэнгана.

Сэр Джеффри вздохнул. «Проклятые шпионы, проклятые банки, проклятые агенты и проклятые идиоты социалисты, которые ничего не смыслят в гонконгских делах». Он посмотрел на часы. «Пора заканчивать эту вечеринку».

Джонджон входил в приёмную. Данросс стоял у бара.

— Иэн?

— О, привет? Ну что, на посошок?

— Нет, спасибо. Можно тебя на пару слов наедине?

— Конечно. Только быстро, я уже хотел уходить. Обещал подбросить нашего друга — члена парламента до парома.

— У тебя тоже «розовый билет»?

Данросс улыбнулся одними уголками губ.

— Вообще-то, старина, я выписываю себе «розовый билет», когда захочу, независимо от того, здесь Пенн или нет.

— Да. Счастливчик, у тебя в жизни всегда все было налажено, — мрачно проговорил Джонджон.

— Джосс.

— Понятно. — Джонджон вышел из комнаты на балкон. — Скверная история с Джоном Чэнем, верно?

— Да. Филлип очень из-за этого переживает. Где Хэвегилл?

— Уехал несколько минут назад.

— А-а, вот почему «розовый билет»! Отправился повеселиться?

— Не знаю.

— Ну, а Лили Су из Коулуна?

Джонджон молча уставился на него.

— Я слышал, Пол втюрился по уши.

— Как тебе удается столько знать?

Данросс пожал плечами. Он устал, чувствовал себя не в своей тарелке и несколько раз чуть не вышел из себя, когда Грей завел ожесточенный спор кое с кем из тайбаней.

— Кстати, Иэн, я пробовал воздействовать на Пола, чтобы он созвал совет директоров, но это не в моей власти.

— Ну да, конечно.

Они были в малой приёмной. Прекрасная китайская роспись по шелку, снова великолепные персидские ковры и серебро. Данросс заметил, что в углах комнаты и с тонкой лепнины на потолке облупливается краска, и это его задело. Цитадель британского владычества, а краска облезает.

Молчание затянулось. Данросс сделал вид, что рассматривает стоящие на полочке изящные флакончики для нюхательного табака.

— Иэн… — начал было Джонджон и остановился. Потом заговорил снова: — Это между нами. Ты ведь довольно хорошо знаешь Типтоп Тоу[279] верно?

Данросс удивленно посмотрел на него. Так они называли между собой Тип Токто, китайца средних лет из Хунани, родной провинции Мао Цзэдуна. Типтоп Тоу появился в Гонконге во время «исхода» 1950-го. Никто, похоже, ничего о нем не знал, он никому не досаждал, имел небольшой офис в Принсес-билдинг и жил неплохо. По прошествии многих лет стало ясно, что у него есть особенные знакомые в Банке Китая, и многие пришли к заключению, что он является неофициальным представителем этого банка. Никто не мог сказать, какое положение занимает он в коммунистической иерархии, но, по слухам, положение это было очень высоким. Банк Китая оставался единственной коммерческой структурой КНР за её пределами, поэтому все его должностные лица и представители находились под жестким контролем правящей элиты Пекина.

— Так и что Типтоп? — насторожился Данросс.

Типтоп ему нравился: обаятельный, очень сдержанный, обожающий французский коньяк и отлично говорящий по-английски. Впрочем, следуя заведенному правилу, китаец почти всегда пользовался услугами переводчика. Одевался он очень хорошо, хотя по большей части носил маоцзэдуновский френч, немного смахивал на Чжоу Эньлая и отличался таким же умом. Последний раз Данросс имел с ним дело, когда КНР понадобилось несколько самолётов для гражданской авиации. Аккредитивы и финансирование через различные швейцарские и другие иностранные банки Тип Токто подготовил за двадцать четыре часа. «Типтоп хитер, Иэн, — не раз говорил ему Аластэр Струан. — Держи с ним ухо востро, но дело с этим человеком иметь можно. Я считаю, что в пекинском партийном руководстве он занимает высокое положение. Очень высокое».

Данросс наблюдал за собеседником, сдерживая нетерпение. Джонджон взял в руки один из флакончиков. Они были крохотные, из керамики, нефрита или стекла, многие красиво расписаны изнутри: пейзажи, танцующие девушки, цветы, птицы, морские виды, даже стихотворения, выведенные каллиграфическим почерком невероятно тонкой кистью.

— Как они ухитряются это делать, Иэн? Вот так писать изнутри?

— О, для этого используют очень тонкие кисти. Ручка кисти изогнута на девяносто градусов. На мандарине это называется лимянь хуа — «живопись изнутри». — Данросс взял флакончик эллиптической формы, на котором с одной стороны был изображен пейзаж, с другой — букетик камелий, а на рисунках имелись каллиграфические надписи.

— Поразительно! Какое нужно терпение! А что значат эти надписи?

Данросс вгляделся в крохотные колонки иероглифов.

— А-а, это одно из изречений Мао: «Познай себя, познай противника; в тысяче сражений одержишь тысячу побед». Вообще-то, председатель позаимствовал его у Сунь-цзы.

Джонджон задумчиво рассматривал флакончик. Окна за его спиной были открыты. Аккуратные занавески изгибались под легким ветерком.

— Ты не мог бы поговорить с Типтопом от нашего имени?

— Насчет чего?

— Мы хотим занять у Банка Китая наличность.

Пораженный, Данросс смотрел на него во все глаза.

— Что?

— Да, примерно на неделю. У них гонконгских долларов хоть отбавляй, и никакого наплыва вкладчиков. Ни один китаец не осмелится встать в очередь на улице перед Банком Китая. Они держат у себя гонконгские доллары как часть иностранной валюты. Мы заплатим за этот заем хороший процент и предоставим нужное для них обеспечение.

— Это официальная просьба от «Виктории»?

— Нет. Она не может быть официальной. Это я придумал и даже не обсуждал с Полом — только с тобой. Поговоришь?

Волнение Данросса возросло.

— А я получу завтра до десяти утра сто миллионов взаймы?

— Извини, этого я сделать не могу.

— А Хэвегилл может.

— Он может, но не хочет.

— Так с чего же я должен помогать вам?

— Иэн, если наш банк не будет стоять прочно, как Пик, рынок рухнет, как рухнет и Благородный Дом.

— Если я не получаю финансирования прямо сейчас, я в любом случае в дерьме.