Полигон - Александр Александрович Гангнус

и весь этот бросок на край света может кончиться не так, как им бы хотелось, и гораздо раньше. Но каждый предпочел оставить свои сомнения при себе.

…В эту ночь Свете приснился первый профессиональный геофизический, как потом шутили, сон. Гуляет будто бы она по дельте Кабуда, при впадении его в Рыжую, — там, где с Вадимом уже два раза гуляли, только в этот раз без Вадима. Разлившись на три десятка проток, Кабуд потерял всю свою ярость. Каждая протока тихая, голубая, прогретая солнцем, часами можно бродить босиком, окунаясь, как в корытцах, в небольших бочажках, чтобы спастись от перегрева. Если постоять, рыбки-малявки наплывают и пощипывают за ноги на всякий случай, вдруг съедобное. Так все во сне и было, только без Вадима, и вдруг загремел вертолет, подлетел, круг сделал и сел на гальку прямо рядом со Светой, в десяти метрах. Оттуда вышел седоватый со знакомым таким лицом, похожий почему-то на Дьяконова — главаря «той шайки», против которого особенно предостерегали и который со Светой был очень даже вежлив, сейсмограммы помогал ей из лентохранилища таскать. Но вроде и не он — повыше, да и одежда необыкновенная — красивый светлый комбинезон как у космонавта. Подошел к Свете, вежливо поздоровался, спросил, кто она, что здесь делает. Света сказала, что в Ганче, в обсерватории, вместе с мужем занимается землетрясениями.

— Ну и как, — улыбнулся вертолетчик, — были землетрясения?

— Нет! Ни разу при мне не было, — пожаловалась Света.

— Ничего, — утешил вертолетчик. — Скоро будет.

— Когда? — спросила Света.

— Десятого сентября. — Незнакомец вдруг смутился и в смущении своем опять стал похож на малознакомого и таинственного главаря «той шайки». — Только это секрет. Не говорите никому, ладно?

— Ну, как же… А Вадику можно?

— Нет, нет! Прошу вас. Не говорите. А то большие будут неприятности.

Вертолетчик огляделся, потом неловко распрощался и направился к вертолету. Тот взревел и поднялся. В открытой двери еще раз показалось полузнакомое лицо с прижатым к губам пальцем.

До десятого сентября оставалось две недели.

Над сном посмеялись — сначала Вадим со Светой, потом Женя, Жилин, Эдик со своей Зиной, Карнауховы. Женя и Чесноков особенно потешались над сходством незнакомца из сна с Дьяконовым. Тот, оказывается, был энтузиастом настоящего детерминированного прогноза, претендовал на то, что близок к решению проблемы, без малейшего, по их мнению, на то основания. И хотя все шло смехом, было ясно: десятого сентября все, кто в курсе, будут ждать…

— Все-таки детерминированный прогноз, да еще какой точный, — сказал Женя. — С наукой не выходит, так хоть во сне… Подождем, посмотрим.

2

Однажды Вадим, выйдя на аллею, ведущую к камералке, наткнулся на Кота, жившего в доме напротив. Возможно, он, поздоровавшись, прошел бы дальше, на работу, куда и собрался, но вся штука была в том, что Кот сидел на корточках около мотоцикла и копался в нем. Сам еще недавно заядлый мотоциклист, Вадим присел рядом, быстро вошел в курс ремонтных работ и уже через четверть часа, вооружившись отверткой, с руками по локоть в масле самозабвенно копался, вместе с Котом, в двигателе «Восхода», год уже, как выяснилось, ржавевшего без пользы под окном у Толи Карнаухова, который разрешил Коту, если сможет починить, ездить на этом старом драндулете.

В этот день Вадим не присел к письменному столу. Зато еще засветло железный конь ожил, затарахтел. Кот и Вадим каждый сделали по кругу, испытывая транспортное средство. Механизм работал неплохо, и Кот предложил сгонять на радостях в Ганч за бутылкой. В магазин попали после семи, но рублевки сверх цены оказалось вполне достаточно, чтобы бутылку вынули из-под прилавка. Помчались назад, вел Вадим, сзади сидел, прижимая нежно к себе бутылку, Кот и, между прочим, сообщил Вадиму, что едет на неделю в ущелье Помноу, на подмену, — прежний станционник уволился и уехал в Россию, а пара новеньких уже нанята, но все еще не приехала из Алма-Аты. Вадим сразу же вспомнил об эксперименте, который проводится в Помноу Хухлиным, да и вообще: надо же и самому хорошенько узнать, как добывается вся та первичная информация, из-за которой столько потом копий ломается, на основе которой делаются открытия и диссертации. Ну и, кроме того… Развеяться. Правильно Женя вчера сказал.

— Жену берешь? — спросил он Кота.

— Да что ты! Она никогда в жизни на станцию не поедет. Нет, один. Ничего, я привык.

— А если я с тобой?

— Не шутишь?

— Нет, вполне серьезно.

Кот аж взвыл от восторга.

— Ну, Вадик, молоток! Заметано! Спальный мешок есть?

— Есть! Я же в Саите работал, тогда и взял, не вернул еще.

— Порядок!

Вопрос о том, где распить бутылку, не обсуждался — подкатили, конечно, к Вадиму. На стук мотора высунулся Женя, у Светы уже был готов ужин. В хорошем настроении просидели вечер, попили чаю. Женя одобрил намерение Вадима, но не выразил желания присоединиться.

— Это не для меня, ребята, — экзотика, отсутствие удобств… Да и не люблю я это ущелье. Помноу — это где вода соленая и москиты заедают? — спросил он Кота.

— То самое.

— Благодарю покорно. А ты, Вадик, езжай и будь там, сколько хочешь. Если Эдик вякнет, я ему, миленькому, вякну.

Света воззавидовала. Но ее, посовещавшись, решили не брать: в Помноу и впрямь условия трудноватые, да и работы ей и Эдик, и Вадим, и Женя накидали много.

На другое утро на дорожке между домами Кота и Вадима остановился грузовик, в который они с помощью шофера погрузили продукты, полученные на обоих на складе, мотоцикл и спальные мешки. Погрузившись, сели и поехали. Не доезжая Ганча, свернули на мост через Рыжую реку и тут же — на пыльный лёссовый проселок. Дальше было полчаса езды по тряской дороге. Даже на скорости, несмотря на ранний час, было жарко. Ущелье до самой станции было абсолютно голым, выжженным, вытоптанным, видимо, скотом еще в начале лета — сейчас не было видно ни одного живого существа. Слева у высокого красноватого глинистого обрыва показались палатки, две грузовые машины, бульдозер, катушки с кабелем и еще груда каких-то железяк. Копошились люди.

— Хухлинские, — кивнул головой Кот. Они сидели оба в кузове на разостланном брезенте, этим кончилось взаимное вежливое препирательство, каждый сажал другого в кабину, в результате оказалось, что оба в кабине ездить не любят, а в кузове обожают. — Потом сходим к ним.

Пробежав еще с километр, машина остановилась у группы маленьких домиков-вагончиков. Станция была обнесена штакетником. Но никакого подобия сада или огорода, как на других станциях, — пыльный пустырь, как за оградой, так и внутри нее. Выскочила комичная бочонкообразная собака на кривых коротких ножках с нелепо