Перекресток - Юрий Леж

Грязный, с потемневшим от пыли и гари лицом, в превратившейся в унылые мрачные тряпки одежде, в сапогах одного цвета с городской, пропитанной машинным маслом и бензином утоптанной морщинистой землей, Климовский сливался с мусорными баками в единый пестро-серый с буроватым отливом фон. И не было ничего удивительного в том, что остановившийся у стены дома, далеко-далеко от мусорных баков, как хотелось надеяться анархисту, мужчина в городском камуфляже, позволяющим его обладателю почти сливаться со стеной, выделяясь разве что вороненым стволом небольшого пистолета-пулемета в руках, не замечал притаившегося инсургента. Тем более, на всякий случай, хоть и не верил он в такие мистические премудрости, Кудесник упорно повторял про себя заклинание-заговор: «Я просто тряпка, большая, грязная тряпка, старый чехол от матраса, засунутый между бачками. Я не живой, я не человек, не дышу, не двигаюсь, не смотрю вокруг и ничего не вижу и не замечаю…» Суеверные, как большинство играющих со смертью людей, инсургенты говорили, что такие вот слова сильно помогают от чутких Теней, буквально улавливающих чужие, напитанные страхом мысли… Врали всё, небось, как всегда, врали даже самим себе… но… «я просто тряпка… большая… грязная… никому не нужная тряпка…»

Повторяя по-детски примитивное, ничего не значащее заклинание, Кудесник старательно и упрямо гнал от себя другие, посторонние мысли, особенно те, что касались захвата этого поселка городского типа, обороны его от насевших как-то вдруг и с разных сторон губернских полицейских частей и — неожиданного появления странных людей в специальном камуфляже.

Ничем не похожие на былинных богатырей, скорее уж щуплые и невысокие, хотя явно жилистые, сильные и выносливые, экипированные по последнему слову воинской науки и практики, эти люди прошли через оборонительные порядки анархистов, как раскаленный нож, сквозь масло, оставляя за собой брызги крови и мозгов, притихшие мертвые тела и — самое страшное — слухи. Слухи о неуязвимости, слухи о безжалостности и беспощадности, слухи о полнейшем равнодушии к убиваемым, раненным и просто посторонним людям, попавшимся на их пути.

При этом никто из обороняющихся анархистов не был целью для Серых Теней. Они просто шли сквозь ряды недоучившихся студентов, люмпенов, профессиональных бунтарей, серьезных бандитов, мелких жуликов и прочего сброда, исполняя основную задачу, поставленную для них кем-то из высшего командования: безоговорочно уничтожить штаб и главарей инсургентов. Остальные были просто мелкой, досадной помехой на пути.

Окончательно замерев в тихом испуге, как замирает крошечная пташка, ощутившая на себе грозную тень хищника, Кудесник из-под полуприкрытых век, боковым зрением, чтобы ни в коем случае не выдать себя прямым взглядом, исподтишка наблюдал, как Серый, не спеша оглядевшись, прислонился плечом к стене дома, резким движением снял с головы защитный шлем с затемненным забралом и вытер со лба бисеринки пота тыльной стороной затянутой в перчатку ладони. И шлем, и перчатка тоже были раскрашены в городской камуфляж, позволяющий Серому оставаться незамеченным на фоне старой, обветшалой, избитой дождями и выжженной солнцем стены дома. Худощавое, простое, без особых примет лицо, короткая стрижка сероватых, в тон камуфляжа, волос — только чуть позже Кудесник догадался, что волосы Тени были просто седыми — и внимательный прищур глаз… Уже через пару секунд боевой шлем скрыл от анархиста мельком виденное и запомнившееся на всю жизнь лицо…

— …это был он, такое не забывается, — завершил своё коротенькое воспоминание Кудесник. — Не признать — невозможно, и меня прямо там, у номера, в холодный пот бросило… сама понимаешь…

Анаконда молча кивнула, трудно было не понять… и невозможно забыть простенький, невзрачный конвертик, закинутый в почтовый ящик конспиративной квартирки… про которую, казалось, не знала ни одна живая душа.

Плотные, разноцветные листки фотобумаги выпали из конвертика и рассыпались по старенькой, затертой клеёнке, накрывающей обеденный столик на маленькой кухоньке в тесной, предназначенной лишь для разовой ночевки, квартире.

Изуродованные до неузнаваемости тела и чаще всего нетронутые, искаженные болью и лютой злобой на собственных палачей лица хорошо знакомых Анаконде людей, соратников по борьбе, иной раз и более близких, чем просто соратники, были сфотографированы почти профессионально, четко и ярко. Кого-то можно было опознать лишь по татуировкам, особым приметам, цвету волос…

Анаконда до конца своих дней не забудет тот жуткий, иррациональный страх, что полностью завладел её существом при просмотре фотографий, и то, как захотелось в тот момент исчезнуть, зарыться, как можно глубже, под землю, чтобы и следов её здесь не осталось, чтобы никто не смог найти и сделать с ней подобное… Но! страх страхом, на это, очевидно, и рассчитывали те, кто подкидывал снимки по никому неизвестному адресу… но Анаконда никогда бы не смогла выделиться, стать тем, кем она стала в подполье, если бы не сила воли и умение управлять своими эмоциями. И тогда, и сейчас атаманша смогла пересилить собственную натуру, не поддаться страху и минутной панике…

— Черт, черт, черт… и еще раз черт!!! — только и позволила она себе выругаться вполголоса, дополнив слова кратким размышлением о том, что тщательно продуманный и выверенный по времени план проникновения в Промзону теперь летит куда-то в бездну со скоростью курьерского поезда.

Перегнувшись через столешницу, Анаконда резким движением выхватила из рук Кудесника бутылку с коньяком, привычно обтерла ладонью горлышко и отхлебнула изрядный глоток, потом вернула бутылку анархисту и уже совершенно, казалось бы, спокойно, уверенно уточнила:

— Почему ты решил, что они здесь по наши души? Если это так, вряд ли бы мы сейчас спокойно разговаривали с тобой… у любого человека, даже если это Серая Тень, есть — должна, обязана быть — какая-то личная жизнь, любимое занятие, отдых от работы…

— Сама-то хоть на минутку веришь в то, что говоришь? — сморщился, будто съев пол-лимона, уточнил Кудесник, неожиданно тоже ощутив, как быстро бежит время, необходимое для принятия нужного и правильного решения. — Они могли только-только появиться. Никто же не знает толком, откуда они брались в те, прошлые разы, как входили в город, где группировались, чтоб нанести удар…

— Да, что правда, то правда, — согласилась Анаконда. — Информации у нас по этим убийцам — ноль. А жаль… Но все равно, понимай, как хочешь… чувствую, что раз они еще — здесь и сейчас — ничего не начали, то и не начнут в ближайшее время… а то, что ты одного опознал… может быть, просто случайность? в самом деле, не призраки же они, должны где-то жить, работать, ну, в промежутках между акциями, я имею в виду… С кем он там, в гостинице-то, остановился? один?

— Нет, — с невольным вздохом косвенно подтвердил размышления анархистки Кудесник. — Он, вроде как, при этой столичной штучке, ну, которая — Ника. Ей-то как раз самое место на фестивале… тут всё стыкуется, но… Тень в нотариусах? Не верится как-то…

— Хорошо, — слегка прихлопнула ладонью по столу Анаконда, за время этого короткого разговора она успела прокрутить в голове ситуацию с разных сторон и пришла к единственному, как ей казалось, верному решению. — Делаем теперь так… сперва погоди меня минутку…

Атаманша быстро поднялась из-за стола и выскочила за двери комнатки. Впрочем, заскучать в одиночестве Кудесник не успел, девушка вернулась и в самом деле буквально через минуту.

— С патронами как у тебя? — деловито спросила Анаконда, вытаскивая из небольшого вещмешка, примостившегося в уголке гримерки на изящной тумбочке, пару пачек фабричной упаковки пистолетных патронов.

— Нормально у меня, как всегда, — подозрительно хмыкнул Кудесник. — В серьезную перестрелку, что ли, собралась?

— Перестрелки вообще не намечается, — ответила анархистка. — Просто мы прямо сейчас пойдем в Промзону, не дожидаясь вечера… надо опередить всех, если кто-то что-то и пронюхал…

…в подвале телецентра, на грязном, пыльном полу сидели и лежали человек сорок-пятьдесят, определенных инсургентами в заложники, мужчин и женщин. Пяток слабеньких, в двадцать, наверное, свечей, лампочек под жестяными, самодельными абажурами с трудом разгоняли влажный полумрак и позволяли разглядеть происходящее, хотя, впрочем, разглядывать было особо и нечего. Работники телецентра — от ведущих, местных обозревателей и репортеров до секретарш различного уровня и швейцаров от входа — уныло замерли в позах обреченного ожидания. Казалось, никто из них даже не шевелится, и все движение исходит лишь от шестерки охранников, приглядывающих в подвале за порядком. Двое их них встретили Анаконду и Кудесника у самого входа, сразу же за обитой железным листом и потому кажущейся массивной и солидной дверью. Еще парочка изнывала от скуки, полутьмы и сырого, вонючего воздуха, располагаясь вдоль стен, на самом, пожалуй, освещенном месте, а последние, как бы, прикрывали небольшую, едва заметную дверку в дальнем углу подвального зала.