Перекресток - Юрий Леж

— Вот, мои друзья, которым надо помочь, — как-то неуверенно, совсем не похоже на себя, буркнул Мишель, чуть отходя в сторону и пропуская вперед, к столу, Нику и Антона.

Глаза молодого человека на пару секунд широко распахнулись от удивления, он слегка приоткрыл рот, как бы, собираясь что-то сказать, но тут же передумал и плотно сомкнул губы, стараясь не икнуть нарочито, как было заведено в их дворовой компании при проявлении крайней степени изумления. Сразу стало ясно, что юноша признал и Антона, и Нику, а те почему-то почувствовали ужасную неловкость от такого вот узнавания, будто и не привыкли они постоянно, практически в любом обществе, быть в центре людского внимания. И неловкая эта пауза вдруг затянулась на несколько томительных, долгих минут, пока Максим окончательно не убедился, что видит своих именитых гостей не в сладком, вожделенном сне, не на экране телевизора и не на эстраде, а в собственной кухне.

— Что ж ты сразу-то не сказал… — высказал пролетарий вполне справедливый упрек Мишелю.

— Ну, значит, представлять их вам не надо, — не отвечая на риторический вопрос, сказал поверенный. — А вот вас им — обязательно… Это — Максим, единственный человек в этом городе, кому я могу доверять безоговорочно.

Смущенный такой краткой, но содержательной характеристикой, пролетарий поерзал на стуле, явно размышляя о том, стоит ли встать и поклониться, или все же лучше ограничиться легким кивком головы, не поднимаясь с места? Правда, времени на размышления подобного рода Мишель ему не дал, тут же, указав на старушку, продолжавшую безмолвно и неподвижно стоять у окна:

— Мария Семеновна, в промышленном районе известна всем, как тетушка Мария. Дальняя родня Максима.

— Вот ты мне и задачку задал, Миша… — покачал головой юноша, видимо, уже окончательно пришедший в себя после шокирующего знакомства. — Как же таких людей прятать?

Максим откровенно почесал в затылке, и этот простецкий, не демонстративный жест каким-то образом в одно мгновение разрядил некую напряженность, возникшую при появлении на кухне Антона и Ники.

— А зачем нас прятать? — уточнил Карев, бесцеремонно, но не нагло, а как-то по-свойски, как он умел делать, усаживаясь на свободную табуретку возле стола.

— Ну, не совсем, чтобы прятать, а просто найти местечко, чтоб вам переждать бузу с анархистами, — чуть сумбурно, как умел, пояснил Максим. — Их же, чтобы там по телеку атаманша не говорила, из городка с боем выбивать будут, а вам — какой резон под пули попадаться… Я верно мыслю, Миш?

— Абсолютно, — кивнул Мишель, вновь превращаясь в сухого, корректного и деловитого поверенного. — Тем более, Антон, когда в город ехал, видел, как весь уезд блокировали парашютисты. Без стрельбы не обойдется, и хорошо еще, если только стрельбой нынешнее дело обойдется…

— А может быть и хуже? — заинтересовался пролетарий.

— Не знаю. Анаконда, лидер анархистов, рвется в Промзону, и это — как сигнал, что может быть всякое, — пояснил Мишель. — Особенно — ей в ответ, от имперских властей…

— У меня вам оставаться нельзя, — сказал Максим, обращаясь к Антону, и тут же пояснил: — Анархисты ко мне уж точно заявятся, если в Промзону собрались…

— Это ж почему? — полюбопытствовал романист, хоть и понимал, что влезает не в свое дело, и задавать такого рода вопросы не стоило бы.

— А потому, что шастает он в эту самую Зону, как в свой сарайчик на огороде, — отозвалась за родственника старушка. — А еще потому, что в районе про это все знают, да и как не знать? тут все, как на ладони, все друг про дружку знают…

— Да еще и не факт, что никто из твоего же ближайшего окружения не работает на анархистов, — заметил в тон тетушке Марии Мишель. — Скорее всего, наверняка работает, пусть и не явно, без всякой там агитации и прочего…

Максим и старушка быстро и понимающе переглянулись, именно об этом они говорили буквально за несколько минут до появления в квартирке поверенного. Выходит, что не только они, знающие свой район кто с детства, кто почти десяток лет, пришли к такому выводу, но и человек, вообщем-то, посторонний, но достаточно умный и в таких делах неплохо разбирающийся.

— …и к друзьям вас не пристроишь, — продолжил свои размышления вслух пролетарий. — Ребята, конечно, надежные, никто из них ни к полицаям, ни к анархистам не побежит хвастаться, но… между своими — не удержатся. Еще бы! Сам Карев в гостях… Я уж не говорю про госпожу Нику…

Тут Максим не выдержал, неуклюже приподнялся над столом и поклонился блондинке, как кланяются обыкновенно очень уважаемому человеку, от которого зависят или которому сильно чем-то обязаны в жизни.

— Перестань, терпеть этого не могу за сценой — махнула рукой девушка и, будто в подтверждение своих слов, ловко и чуть игриво присела на колени к Антону, слегка поерзала попкой, устраиваясь поудобнее, и попросила юношу: — Давай проще, ага?

— Ладно, — смутившись, отозвался Максим. — В схороне каком вас прятать тоже бесполезно… нет, конечно, есть у меня парочка мест, про которые никто не знает, даже, вон, тетька, но, все равно, люди увидят, как вы по району бродите, разговоры пойдут еще интереснее, значит, и анархисты искать будут сильнее, перевернут тут все, им же только повод дай побезобразничать…

— Чего вокруг да около ходишь, — неожиданно вновь вмешалась старушка. — С собой возьмешь, все равно ж идти туда собирался утром, так поспешишь малость и сейчас прямо двинешься…

От досады ли, что такая простая и доступная мысль сразу не пришла ему в голову, от удивления ли, но Максим замер на пару секунд с полуоткрытым ртом, потом искренне, от души, хмыкнул-крякнул, и все присутствующие сообразили, что пролетарий борется сейчас с единственным лишь желанием — грохнуть кулаком по столу, чтоб хоть так разрядиться…

— Не крути, Максимушка, — продолжила тетушка Мария. — Перед самим собой не крути. Про «нельзя» и остальное — забудь на время, ведь уже бывало такое… я хоть и не видела сама, но — знаю…

— Да я ведь… — начал было в ответ пролетарий, но его слова перебил легкий, едва слышимый скрип дверей и неуверенные шлепки босых ног по полу.

Все как-то вдруг, разом, оглянулись в коридорчик. А там, придерживаясь рукой за стенку, неуверенно, будто только-только научившись ходить, передвигалась худенькая, по-подростковому еще угловатая, девица с пегими, взъерошенными волосами и страшной, налитой кровавой синевой всех оттенков маской вместо лица. Из-за отсутствия своей одежды поднявшаяся с постели Танька воспользовалась мятой клетчатой рубашкой юноши, и то, что в иной момент выглядело бы утонченно эротически, сейчас казалось жутковатым и безобразным. Сил на то, чтобы застегнуть пуговицы, у девушки не хватило, и всем, сидящим и стоящим на кухне, была видна отливающая синевой кожа впалого, худого животика, чуть выпирающий лобок, покрытый не так давно пробившимися волосками, тощие, неуклюжие в движении ноги…

— Я это… тут… ну, по нужде, — с трудом выговорила Танька, поворачиваясь к сидящим левой, уцелевшей стороной головы, чтобы хоть как-то разглядеть гостей Максима, ведь правый глаз у нее окончательно заплыл и ничего не видел совершенно.

— Да куда ж ты вскочила-то! — успела всплеснуть руками тетушка Мария, как Таньку повело в сторону, и она начала падать, заваливаясь вбок и назад…

Неуловимо для постороннего глаза Мишель в какие-то доли секунды оказался рядом с девушкой, но даже он не успел подхватить падающее тело, а только лишь смягчил его нежелательный контакт с крашеными досками, на руках уложив Таньку на пол. В ту же секунду раздался грохот, особенно сильный в тишине, установившейся на кухне, отодвигаемого стула — Максим, хоть и запоздал, но безучастным свидетелем оставаться в такой ситуации не смог…

Под мягко, но все-таки упавшей девушкой начало расплываться темное пятно, мочевой пузырь не выдержал встряски, но Максим был уже рядом, подхватил Таньку на руки и шагнул к своей комнате, а вслед ему, в спину, донеслись слова старушки:

— Уложи её обратно, да побудь там чуток, чтоб снова вскочить не удумала, а я пока приберу здесь…

Ловко и очень быстро для своего преклонного возраста тетушка Мария вытянула из ванной комнатки пару тряпок, тазик и принялась за дело, на ходу объясняя чуть испуганным, замершим вполоборота, как успели среагировать, на неожиданное происшествие гостям:

— Её этак накрыло, как клуб взорвался… контузия сильная, лежать да лежать надо, а её, видишь, понесло… за что не люблю молодежь — всё геройствуют, горшок попросить, небось, стыдно было…

Никто из гостей не стал уточнять ничего про взрыв, не время было выяснять такие подробности, лишь Мишель подумал, что теперь всё становится на свои места, и те проблемы, на которые пожаловался, было, вскользь пролетарий, когда поверенный первый раз на несколько минут заглянул к нему в квартиру, проявились в полной мере и оказались действительно личными проблемами Максима.