Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья Олегович

«Отсюда оно явилось».

Туарэй указал остриём, — поток ревущего пламени устремился к корням гор, и проход оказался запечатан; место, где он был, мягко алело во мраке.

///

Не прошло и часа, когда бог вернулся под открытое небо.

— Распрячь сани, я выберу достойных, чтобы нести их наверх.

Последователи ретиво бросились исполнять божественную волю, животных отвели в сторону и держали теперь, а Туарэй вглядывался в души своих смертных. Сделав выбор, он приказывал то одному мужчине, то другому, отделиться от прочих, а затем велел обнажиться. Он рисовал копьём по воздуху тонкие огненные линии, расписывал их знаками, и бормотал, пока, наконец, не наполнил заклинание силой и не отпустил. Избранные закричали, их тела стали меняться, с треском разрастаясь; увеличивались мускулы, росли кости, бугры плоти перекатывались под «ошпаренной» кожей; через боль, они превращались в красных гигантов, от которых валил молочный пар, а в глазницах мерцали угли.

— Пускай каждый возьмёт сани и ступает по горящей борозде, которую я оставил. Она выведет наверх.

Красные гиганты повиновались, их новая сила опьяняла, и никто ещё не подозревал, как долго придётся расплачиваться неподготовленным телам. Туарэй потянулся к мыслям Самшит, передал по ментальной нити череду образов и знаний. Она часто заморгала, коснулась виска, взглянула на господина и кивнула.

— Прежде чем отправиться внутрь, — громко заговорила Верховная мать, — найдите чем закрыть лица! Смочите ткани, используйте благовонья, если они у вас есть, дышите ртами!

Туарэй благосклонно кивнул, а через некоторое время, когда последними в пещеру вошли невысоклики, он неспешно замкнул караван. Поход наверх мог показаться бесконечно долгим, он был тяжёл, хоть и безопасен, а когда все выбрались на плато, в небо устремились плачущие голоса, полились слёзы. Невысокликам было тяжелее всего, вера не поддерживала их, и теперь члены семей рыдали друг у друга в объятьях. Никто из них не обладал магическим даром, никто не был чувствителен к вселенской энергии, но каждый ощутил дух места.

Туарэй приступил к ним и навис огромной ужасной фигурой. Реджинальд Вестен-Трумоос выглядел ещё более осунувшимся, чем прежде.

— Впредь, — тихо пророкотал Доргон-Ругалор, — каждый раз, когда в твою голову начнут закрадываться сомнения, а не стоило ли остаться дома, быть может, маленькая Матильда выжила бы, вспомни это чувство. Это самое, что обволакивает сейчас твою душу гнилостью и пытается вывернуть её наизнанку. Это вкус обречённости, ужасной и горькой судьбы тех, кого родные стены не защитили. Это судьба, которую разделили те, кто решил не покидать Холмогорье. Они уже мертвы, не сомневайся и никогда больше не стремись назад.

Оставив дрожащего Реджинальда позади, бог направился мимо саней, которые опять запрягались, и в которые укладывали обессиленных носильщиков. Когда Сила Гиганта перестала действовать, их тела отомстили полным бессилием и нескоро смогут восстановиться.

— Выдвигаемся.

Глава 6

День 20 месяца дженавя ( I ) года 1651 Этой Эпохи, Кхазунгор.

Пройдя по плато Богденсфаттенмер, более-менее ровному и открытому, караван выбрался к поросшим лесом берегам горной реки. Проводник назвал её Смортанэльв, и сообщил, что они достигли границы владений великого города-крепости Охсфольдгарн. Вся земля дальше находилась под властью Улдина эаб Зэльгафивара, могущественного, и очень жадного рекса, повелителя Гор Полумесяца. На дальнем берегу Смортанэльв, более высоком, скалистом, можно было видеть каменные башни, расставленные через каждые четыре лиги друг от друга; на вершинах башен горели большие костры. Туман ранних сумерек приглушал их свет, но цепь тускнеющих огоньков уходила далеко вверх и вниз по течению. Границы владений Охсфольдгарна были на замке, между башнями в хорошую погоду передавались световые сигналы и о любых замеченных нарушителях быстро становилось известно в крепостях с верховыми отрядами.

Караван пересёк Смортанэльв под покровом ночи, в одном, строго определённом месте, и только когда Таргон решил, что туман достаточно густ. Он спешил и старался заметать следы за санями, надеясь, что это на время отложит погоню. Путь продолжился меж скал по тропкам контрабандистов, которые перемежались со звериными, в постоянно крепчавшем холоде. Бог указывал направление, а гном с трудом прокладывал маршрут сквозь беспощадную горную зиму. Люди и невысоклики убывали, не перенося тягот пути, и Доргон-Ругалор давился гневом от их ненадёжности. Он чувствовал источник зова всё ближе, и терял последнее терпение.

///

Однажды, когда караван едва-едва полз вверх по склону скальной гряды, после череды хмурых дней выглянуло солнце. Снег заиграл мириадами бликов, а несколько часов спустя с вершины горы донеслось рокочущее эхо. Люди остановились и следили, задрав головы, как свыше стало медленно сползать белоснежное облако. Вскоре их накрыл поток ледяного ветра, лавина следовала за ним, обволакивая выступы, поглощала леса. Она клубилась и росла, слизывая бесконечные снежные толщи, набирала скорость, гудела.

Туарэй продолжал идти вверх по склону, когда смертные замерли в ужасе перед наступлением гибели. Бог вытянул вперёд руку с зажатым Драконьим Языком и крутанул им, формируя стену испепеляющего жара. Катящееся снежное облако с гудением напоролось на преграду и ураганные ветра от столкновения разных температур с воем устремились ввысь, лавина разошлась в стороны, остатки её опустились к изножью склона двумя разными путями, миновав караван. Ещё долго слышался отдалённый рокот, однако, никто не обращал на него внимание — все взгляды были прикованы к радуге, игравшей в свете солнечного дня. Такой большой и чистой радуги ещё никогда не видели горы.

Туарэю эта красота оказалась безразлична, огненный бог продолжил восхождение, а смертные потянулись следом, боясь отстать от покровителя. Никто из них не знал, какой ценой были спасены жизни, никто не мог слышать, как громко Туарэй дышал, никто не замечал, как трещины на его коже расширились, истекая чёрным дымом вместо крови, а сердце, видневшееся сквозь дыру в груди, потускнело.

Он поднялся на скалистый гребень первым и, обернувшись, окинул взглядом бескрайнюю равнину. Там, далеко внизу лежал Вестеррайх, западная половина континента, почти плоская от предгорий до самой Дикой Земли. Глаза бога преодолели пространство на сотни лиг, увидели древние города на заснеженных землях, и Туарэй удивился тому, насколько умиротворённым и красивым казался тот терзаемый бедами край. Ни война, ни мор, ни ползучее вторжение древних сил не могли испортить его облик этой зимой.

— Дом…

— Мой бог? — Самшит вместе с телохранителями только что поравнялась с Доргон-Ругалором, её ресницы стали ещё белее от инея, дыхание облачками вырывалось изо рта, утеплённая одежда скрадывала очертания тела.

— Мой дом. Я исходил его почти вдоль и поперёк, не был только в южных землях, за озером. Ты пересекала их по пути в Эстрэ.

— Да, мой бог, — сказала она, хотя он и не задавал вопросов. — Взгляните в мою память, тот край поистине чуден.

— Нет. Южные земли ничего не значат для меня, пускай они сгорят.

Глаза бога слабо мерцали.

— Я дерзну сказать, — прошептала Самшит бледными губами, — мой бог, нам следует помолиться для вас…

— Не сейчас. Люди слишком вымотаны, пусть лучше отдохнут, чтобы двигаться хоть немного быстрее.

— Цель близка, мой бог?

Подул северный ветер и над склоном пошёл чёрный снег. Зазвучали возгласы удивления, ибо сочетание сияющей радуги и чёрных хлопьев, падающих с неба, являлось чем-то невероятным. Туарэй высунул дымящийся раздвоенный язык, поймал кусочек пепла и ощутил горечь.

— Там. — Доргонмаур указал вдаль, туда, где меж гор поднимались столбы чёрного дыма. — Зов исходит оттуда,. Передай проводнику, чтобы проложил для нас путь.