Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья Олегович

— Отдых закончен, жрица — проронил Туарэй, оставив её память.

— Мы ждём лишь вашего указания, мой бог.

— Э… направление, куда вы указали, господин, — сипловато, удерживая кашель, заговорил проводник, — там… из того, что ближе прочего, земли нескольких кланов. Они совсем дикие, и, я сказал бы, что лучше нам найти другой путь…

— Нет.

— Так и знал, — Таргон всё же согнулся от сильного приступа кашля, утёр рот рукавом своей меховой куртки. — Тогда напрямик. Я постараюсь выговорить нам свободный проход на возвышенность, но, если не получится…

— Они сгорят, — решил бог.

///

Сани скользили несколько суток, оставляя позади искристые шлейфы снега и глубокие следы. Государева дорога плавно изгибалась к югу, потворствуя рельефу, но проводник указывал только вперёд, на отвесную стену льда и камня. В этом месте край плато Богденсфаттенмер нависал над долиной, а в каменной толще под плато обитал гномский клан Дриадун. Проводник рассчитывал договориться с вольными гномами, чтобы те пропустили караван через свои тоннели на плато, в противном случае пришлось бы ещё два дня ехать к ближайшему городу, а там платить совершенно скотскую цену за место на воздушном пароме. Крюк был бы дорогим и по времени, и по деньгам, не говоря уж о том, что Доргон-Ругалор никому не сулил золота, — лишь огонь и смерть.

Со слов проводника члены клана Дриадун жили, в основном, разведением овец, а также подкармливались диким зверем и рыбой. Не брезговали они, однако, и разбоем, а также взымали пошлину за проход близ их земель, что от разбоя мало отличалось. По Хребту были разбросаны десятки тысяч таких диких кланов, безумно отставших от городской цивилизации, обособленных, агрессивных, но, вместе с тем, и безумно гордых своей свободой от налогов. Умные рексы никогда не посылали против этих разбойников серьёзные силы, гораздо дешевле было откупаться от дикарей, либо, — ещё лучше, — стравливать их промеж собой. Улдин Необъятный славился своим умением к последнему, он слыл одним из хитрейших гномов на Хребте.

Когда пришло время, караван стал постепенно замедляться на подступах к каменной стене. Далеко наверху с отвесных выступов свисали сосульки величиной с морской корабль, и, казалось, они поют звонкими голосами каждый раз, когда налетает горный ветер.

Гном Таргон с трудом выбрался из саней, он двигался уже лучше, но неуклюже, требовалось время и упражнения. Два монаха сгрузили по мешку с других саней, внутри были дары, ничего особенного: просто доспехи и оружие из арсенала пограничной крепости, немного пуль и пороха. Отсталые дикие кланы ценили такое намного выше денег.

Туарэй, сопровождавший своих людей по небу, опустился и развеял огненные крылья. Он выступил из облака пара, опираясь на копьё, оглядел изгиб долины, провёл огненно-янтарным взглядом по зазубренному абрису гор, двинулся рядом с проводником.

— Я не смею тут распоряжаться, — сказал тот, — ну… выше меры, которую вы определили, господин, однако… э… возможно, ваше присутствие необязательно. Это дикие ребята, они хватаются за оружие раньше, чем в головах зарождаются хоть какие-то мысли.

— Заботишь о моей безопасности, Таргон? — процедил бог сквозь зубы.

— Скорее боюсь, господин, за их безопасность. Мы договоримся и проедем на плато без крови, если… если они не оскорбят вас… э… действием, так сказать. С испугу.

Бог ничего не ответил, но продолжил идти рядом. Таргон сник, постарался не отставать, но скоро стал беспокойно крутить головой.

— Уже должен был бы из-под снега часовой показаться. Они так делают, — если не стреляют сразу, то показывается переговорщик, а другие следят из укрытий.

— Здесь нет никого живого, — сказал Туарэй, выдыхая молочный пар, — ни одного огонька жизни, нигде. Только мы.

Его взгляд проник сквозь толщу породы, туда, где были тоннели, пещеры, отнорки.

— Там их тоже нет.

— Возможно ли… Нет! Они жили здесь с начала времён и будут жить до конца времён, они не могли…

— Конец времён уже близок, — сказал бог, пристально выглядывая жизнь в темноте тоннелей, — и ни на что не следует полагаться. Отведите гнома обратно.

Монахи Звездопада бросили мешки и бегом потащили проводника. Туарэй же потянулся своим разумом к разуму Самшит по тонкой, но нерушимой огненной нити, которая связывала бога с его верховной жрицей.

«Ждите здесь».

«Повинуемся, мой бог».

Он не стал искать вход, — удар Доргонмаура сотряс каменную стену и проплавив глубокий тоннель. Когда копьё вернулось в ладонь, бог пошёл по ещё текущей породе в темноту.

Тот же миг он ощутил изменения в Астрале, словно войдя в облако выворачивающей нутро, нестерпимо отвратительной трупной вони. Перед внутренним взором предстало бескрайнее болото, заваленное несметным количеством трупов, которые разлагались тысячи лет, но так и не смогли обрести покой. Бесконечно крепнущий бульон из трупного яда и забродившего гноя, сама не-жизнь с удушливо-сладким запахом. В памяти Туарэя возник образ из далёкой молодости, из тех времён, когда он, ещё в иной жизни, ещё смертным магом осмелился вступить в Дикую землю. Подземные руины, переплетение ужаса, уродства и древней мощи.

«Я надеялся больше никогда не ощутить эту психическую вонь».

Бог двигался, прозревая сквозь темноту, по грубо вытесанным тоннелям, неровным, грязным и тесным. Тишина, не считая его собственных шагов, была оглушительной, и Туарэй стал слышать отголоски чужих криков. Прошло немного времени, прежде чем он разделил царства материи и энергии, чтобы понять — крики звучали в Астрале.

Не желая тратить время, он шёл напрямки, прорубая стены между тоннелями, пока не проник в большую пещеру, чей свод поддерживали сталактоны, а стены усеивали оспинки небольших каменных карманов-пещерок; эхо в том месте звучало особенно громко, а вонь была почти материальной. Бог оказался на стоянке первобытного племени, среди потухших кострищ, брошенных инструментов и сломанного оружия, он шёл, выискивая следы жизни, хотя понимал, что никого живого в пещере уже давно не было. Всюду на грязном полу виднелись борозды оплавленной породы, обрывки шкур и тканей, костяное крошево, а ещё слюдянистые пятна, похожие на высохший след гигантского слизня.

Зловонье достигло пика, густой трупный смрад висел в пещере, Туарэй не только чуял его, но видел в Астрале как облако клубящегося пара, кристально-прозрачного, но, вместе с тем и жирного. Туарэй прислушался, протянул руку, словно пытаясь нащупать тех, кто обязан был обитать в пещере: гениев места, тотемов-покровителей, хотя бы духов камня, но не почувствовал их в зловонном тумане.

— Я приказываю: ПРОЯВИТЕСЬ!!!

Охвостье Доргонмаура ударило в пол и раскололо его, горы вздрогнули, а эхо рёва унеслось по тоннелям в неведомые дали, заставив даже Астрал заволноваться. На краткие мгновения после этого мир полностью затих и тогда в зловонной тьме раздалось лишь едва уловимое хныканье. Туарэй медленно зашагал в направлении звука, мимо сталактонов, в самый дальний угол, волнистое лезвие копья разгорелось, освещая забившееся туда существо, нечто со спутанными косматыми волосами, прятавшее лицо в коленях. Оно пыталось стать невидимым, но красное свечение проявляло его всё лучше.

— Посмотри на меня.

Приказ бога нельзя было не услышать, существо умолкло, подняло голову и явило свой облик. Возможно, раньше эта сущность была похожа на что-то внятное, домашнего духа, чьего-то обожествлённого предка-покровителя, однако, теперь оно являлось безобразным клубком боли, обрывков памяти и миазмов смерти.

«То, что мы видим — аналог внешнего пищеварения в астральном плане, его отравили и переваривают».

«УБЕЙ ЭТО!»

— Покажи мне.

Бронзовая рука Туарэя коснулась сущности и мир расцвёл пронзительными криками, картинами страшного пира, след которого сохранился в Астрале. Когда видение истаяло, он нанёс быстрый удар и рассеял сущность. Затем бог двинулся по следу высохшей слизи через один из тоннелей, и шёл, пока не обнаружил в полу большое круглое отверстие, блестящее как слюда. Гладкая каменная кишка уводила куда-то на неведомую глубину под острым углом, и источала смрад.