Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья Олегович

Плакальщики зарыдали. Сами по себе эти эмблемы не могли сражаться, но и не должны были, зато их голоса убивали всё живое вокруг, гасили свет и наполняли силой созданий Тьмы. Стоило Плакальщикам начать стенать, как мелкий гнус ринулся в атаку с удесятерённой силой, Тёмные Братья перестали гореть от единого соприкосновения со световой пылью и стали напоминать грозное воинство. Вестники Света приносили себя в жертву один за другим, удерживая наступление Тьмы, создавая в ней большие дыры, но которые тот же миг затягивались. Они покупали создателю время и тот продолжал плести, отступая к дальней стене. Темень Ползучая подбиралась к нему по полу, стенам и потолку, эмблемы Первого Круга сыпались сверху дождём, однако, сгорали, ударяясь об Ореол Непротивления, а затем люменомант закончил…

— Эйнан-сэй гайад эн амут. По пути бесконечного круга иду за тобой, о, Солнцеворот.

Над его головой возник диск чистого Света с десятками пламенеющих лучей, который завращался, создавая воронку, втягивавшую и расщеплявшую самаю Тьму. Заклинание комкало Темень Ползучую, эмблем, ядовитые миазмы, скручивало и разрушало, делаясь ярче, наращивая силу и скорость. Солнцеворот сиял, пока создатель продолжал сосредоточенно держать его силой воли.

— Ни одна звезда не может кормиться вечно, люменомант, — прошептал Эгидиус, поднося левую руку к лицу и приподнимая край вуали жалами Рокурбуса, — рано или поздно она превратится в сверхновую, а потом либо в белого карлика… либо в чёрную дыру.

— В любом случае тебя испепелит, колдун.

— Если ты не выжжешь себя прежде.

Из-под вуали хлынула концентрированная Тьма, ставшая менять очертания Эгидиуса, раздувая его, открывая всё новые алые кратеры глаз и уродливые расщелины пастей, поток тёмной гурханы, исходивший из его ополовиненного астрального тела удесятерился, Темень Ползучая вновь наступала, сама втекала в сияющее плетение Солнцеворота, заставляя «звезду» набираться силы. Взаимоуничтожение заклинаний враждебных друг другу аспектов бытия набирало мощь, Астрал изгибался уродливым потоком, замыкавшимся на самом себе в форме знака бесконечности, — бесконечного противоборства начал. Тьма валила из-под вуали, маленькое солнце сражалось с ней, процесс затягивался, и маг Света начинал замечать, что Темень Ползуча медленно брала верх. Она горела и распадалась, но с каждым мгновением становилась гуще, теснила свет, подбираясь со всех векторов атаки.

В пылу противостояния у Исмаила не было времени, чтобы вглядеться в своего врага, но теперь, когда оно сошло к давлению силами, он, поддерживая Солнцеворот, пробудил Истинное Зрение, и обнаружил по ту сторону вражды искалеченный огрызок от человека. Маг Света встретил на пути бытия существо с лишь половиной души, настолько исковерканное и отравленное Тьмой… настолько укреплённое ею, что этот колдун показался идеальным проводником зла в мир. Ничего лишнего, насквозь пропитанная ненавистью и злобой сущность, управляющая огромным потоком силы… Однако же, что это? Позади и в стороне от врага, на клубящейся ткани тумана виднелась прореха.

— Ответь, враг, сколько силы воли нужно, чтобы оттаскивать Темень Ползучую от этого существа? Ведь мне известно, — это заклинание не делает различий, а убивает всех, до кого может дотянуться. Насколько сильно ты хочешь уберечь своего спутника?

­---

Слова долетели до разума, затопленного Тьмой, и она не оставила их без внимания. Дотоле сосредоточенная на жажде убийства заклятого врага, Тьма разделилась и заставила голову Эгидиуса повернуться к Зиру. Та скорчилась на полу в позе эмбриона и обхватила голову руками, такая уязвимая, беспомощная… милая. Он действительно посвятил бою не всего себя, но уделил внимание защите прекраснейшей, даже беспощадная Темень Ползучая не могла накатиться на неё и поглотить, и пока враг не сказал о том, Тьме не было дела. Теперь же она закручивалась в остатках души Эгидиуса жгутами ненависти, и многоголосый её вой креп каждое мгновение. Тьма была оскорблена его изменой, его преданностью не только ей одной, но и этой… чувство, которое колдун испытывал к Зиру происходило из враждебного Тьме спектра, слишком светлое чувство, слишком тёплое и живое, дающее надежду и делающее Тьму слабее. Это было немыслимо! Недопустимо! Тьма взбесилась внутри колдуна и всё больше сил перенаправляла на то, чтобы согнуть его внезапно непокорную волю.

— Не время… — шептал Эгидиус Малодушный придушенно, — враг вносит смуту…

Но было поздно, люменомант смог воспользоваться ослаблением концентрации колдуна и с яростно пылающим Солнцеворотом, пошёл в наступление против откатывающейся Тьма. Он медленно, но неотступно теснил Эгидиуса к ближайшей стене, держа перед собой белый посох как оружие и защиту единовременно. Борясь против озлобленной Тьмы, колдун пытался бить: из пасти Рокурбуса вырывались визжащие сгустки Злогнов и Мразмов, потоки Чёрных Шипов, но вернуть себе инициативу он так и не смог. Наконец Свет загнал Тьму в угол, попутно расчистив пространство вокруг Зиру, и Эгидиус оказался в ловушке. Ему оставалось только сопротивляться, чтобы не дать выжечь себя, но освободиться не получалось.

Добить колдуна не получалось, подобно загнанной в угол крысе, он сопротивлялся с отчаянной свирепостью, покрылся коконом скверны, из которой били чёрные жгуты. Огромные силы Исмаила уходили на то, чтобы не потерять превосходство и не упустить Солнцеворот.

— Совершенные.

Ответ последовал немедленно, защитники Вечно Спящего Фараона стояли при входе, за порталом. Один из них, украшенный особенно богатыми золоченные доспехами, и с человеческой личиной вместо морды шакала на шлеме, сделал небольшой шаг вперёд.

— Мы не можем войти, сеид Исмаил, концентрация Света уничтожит нас безо всякой пользы.

— Так позовите живых, — приказал маг, — пусть войдут с цепями и закуют этого… это существо.

Колдун взбрыкнул особенно яростно, безумно, свирепо, Исмаилу пришлось сконцентрировать всё своё существо, чтобы удержать его.

— Торопитесь.

Посланник унёсся прочь вихрем, прошло немало времени, прежде чем в святая святых Аглар-Кудхум прибыли несколько дланей Зенреба, опытных, но ещё живых некромантов. Свет был им неприятен и сильно давил на астральные тела, однако, маги-жрецы смогли войти в зал и сковали корчившееся на полу существо зачарованными цепями, оно не сопротивлялось.

— Что нам делать дальше, сеид Исмаил?

— Спрашивайте у старших жрецов. Всё, что могу делать я сейчас, это сдерживать Тьму.

Глава 5

День 1 месяца дженавя ( I ) года 1651 Этой Эпохи, Кхазунгор.

Когда караван вошёл в предгорья, стоял очень ясный и солнечный день, снега искрились на равнинах и на хребтах. Переход был тяжёлым до самого конца, Туарэй гнал своих последователей, допуская только самый необходимый отдых. И, всё же, по мере того, как гибли лошади со свиньями, продвижение замедлялось.

Горная цепь перекрыла мир от горизонта до горизонта, поднялась невероятными грядами выше облаков. Вдалеке надо всем высился царь царей всех пиков, исполинский Элборос. Его вершина всегда была сокрыта снежной бурей, уже много тысячелетий никто не мог покорить её, и это внушало трепет.

Туарэй много часов шёл по дороге, не сводя глаз с Хребта. Годы тому назад, будучи смертным человеком он чувствовал зов, исходивший с гор. В те времена он скитался по Вестеррайху, прячась ото всех, и думал даже податься на восток, в царство гномов, но так и не решился. После перерождения в огне и пепле Астергаце зов стал громким и чистым. Кто-то звал из долин, чей-то голос отбивался от стен ущелий и разносился по миру.

— Зачем он зовёт меня?

«Он зовёт не тебя,» — ответили духи вездесущего ветра, — «он зовёт всякого, кто способен услышать».

— Не об этом я спрашиваю.