Бешеный медведь - Роман Злотников

— Возьмешь дежурный глидер, — сказал контр-адмирал, — если сейчас вылетишь, часам к двум будешь в Пихтовке. Поговори с местным врачом — дельный мужик, а там действуй по обстановке.

Игната Нащокина долго ждать не пришлось — Зазнобин забрал с «Псковитянки» необходимые вещи, вернулся к штабу бригады, а возле глидера его уже поджидал высокий старик с царственной осанкой, едко поджатыми губами и крючковатым носом.

— Это вы Иван Зазнобин? — скрипуче спросил он.

— Я. А вы — Игнат Нащокин?

— Он самый, — сказал старик и первым полез в глидер, — ну, поехали, что ль?

Иван хмыкнул и занял место пилота…

К Пихтовке они вышли, как и говорил Крамаренко, к двум часам дня. Врач, пожилой мужчина с красным лицом и седыми длинными усами, обрисовал Зазнобину ситуацию. Последний раз в поселке Небогатов был третьего дня. К доктору он не заходил, хотя они договаривались, что каждое посещение Пихтовки Кирилл Владимирович будет проверяться в поселковой больнице. Вместо этого Небогатов посетил бар, где купил ящик «Ржаной на меду», и был таков. Как сказал бармен, Кирилл Владимирович выглядел так, будто кроме водки ничего не употребляет уже который день. Как он вел топтер от заимки до поселка, это было загадкой.

— Так, что вполне возможны осложнения в виде delirium tremens, господа, — сказал напоследок врач и сунул Ивану медицинский саквояж, — меня он видеть не захочет, но вы постарайтесь сделать ему укол — это снимет последствия отравления организма алкоголем, а потом, если получится, поставьте капельницу. Это несложно.

— Я знаю, — буркнул Иван, — оружие у него есть? Контр-адмирал Крамаренко сказал, что пороховые ружья он забрал.

— Да, Кирилл Владимирович взял у местного охотника лучевик. Вещица дельная — кабана валит.

— Господи, прости, — перекрестился Нащокин.

Зазнобин хмуро взглянул на него и спросил, не хочет ли Игнат остаться в поселке, на что старик ответил, что пусть Иван остается сам, а Кирилла Владимировича он вразумит и без посторонней помощи.

Заимка стояла, заметенная по окна. Свежих следов вокруг избы не было, из чего Иван понял, что Небогатов уже несколько дней не выходит на улицу. Впрочем, следы его пребывания были видны: на жердях, с торца избы, висела распяленная кое-как шкура косули. Значит, Небогатов все-таки выходил на охоту.

Вырванная с корнем осина невдалеке от дома привлекла внимание Зазнобина. Он подошел ближе. Дерево было вырвано из земли взрывом, причем недавним. Дня два назад — снег еще не полностью занес глубокую яму. Ветви посечены осколками. Иван оглянулся на избу.

— У него что здесь, артиллерия? — пробормотал он. — Ладно, пойдем, Игнат.

— Пойдем, Ваня.

Незаметно они со стариком перешли на ты, но и Зазнобину, и, видимо, Игнату так было привычней.

Иван разбросал снег возле двери, взялся за ручку, взглянул на Нащокина. Старик размашисто перекрестился.

— Ну, с Богом…

Мокрые стволы сосен потемнели под долгим дождем, даже у наяд в фонтане был печальный вид — сверху вода, снизу — вода. Бергер был последний раз в загородной резиденции Его Величества зимой, когда снег слепил глаза, а сосны горели золотом. Наверное, вид мокнущего под дождями дворца, конюшен и псарен внушил всем одни мысли: генерал-лейтенант Василий Тарасович Данченко, выйдя из глидера, хмуро взглянул на низкие облака.

— Да, не задалось лето.

— Год на год не приходится, — философски заметил Григорий Данилович Лиховцев, начальник Службы безопасности империи.

Бергер и Леонидов промолчали. Знакомый по прошлому посещению резиденции полковник четко козырнул и предложил следовать за собой.

— Его Величество сейчас на псарне, но скоро освободится. Прошу, господа.

— Никогда не понимал страсти к псовой охоте, — буркнул Данченко. — Чего хорошего? В любую погоду: дождь, ветер, снег — скачут по полям, орут, улюлюкают. Собаки лают, грязь из-под копыт… Язык-то непонятный какой-то: выжлятники, уборная псовина, подхват, кобель — поиместей, сука — порезвей, а в довес — ловкую на угонках.

— И не поймешь, — небрежно обронил Лиховцев, — тебе ж кабана под выстрел выводят, а подозреваю, мечтаешь, чтобы еще и мишень на нем рисовали. Иное дело, когда ты против зверя сам выходишь. Да зверя сильного, хищного, что и сам тобой закусить может. Великое дело, что жива еще старинная забава, — традиции должны быть незыблемы. А когда примешь волчину матерого на булат… — Лиховцев закатил глаза. — Эх, да что говорить. Даже сравнить не с чем.

Открытие сезона псовой охоты всегда обставлялось довольно пышно — приглашались иностранные послы, высшая аристократия. Усилиями многих поколений российских самодержцев псовая охота, все тонкости которой, казалось бы, были утеряны в начале двадцатого века, возродилась. И приобрела немалую популярность. Клубы любителей парфорсной охоты имелись и процветали во многих провинциях. Даже для тех, кто не имел возможности содержать собственную псарню, существовала возможность потешить молодецкую удаль. Множество турбаз во многих уголках империи предоставляли возможность поучаствовать в парфорсной охоте. Но императорская охота была делом совершенно особым. Побывать на открытии сезона значило войти в определенный круг лиц, вращающихся в высших государственных сферах, и аристократы, имеющие по две-три своры мелкотравчатые, и магнаты, держащие целые псарни борзых и гончих, старались всеми правдами и неправдами получить приглашение. Впрочем, случайных людей сюда не звали. Так что тем, кто хотел попытать счастья и войти в круг тех, кто может вот так запросто опрокинуть рюмку коньяку с Императором да и переброситься с ним парой-тройкой фраз (охотничье братство — дело совершенно особое, тут все со всеми запанибрата), вынуждены были осваивать сию опасную и суровую науку. Но никто особо не жаловался. Вполне достойный повод собраться и пообщаться. Ну не на этих же, как его, фэшнах или показах мод настоящей знати собираться? Тоже мне поводы — тьфу!

Мимо фонтана с грустными наядами прошли к правому крылу дворца. Полковник ввел их в приемный кабинет на первом этажа, предложил раздеться и подождать государя.

— Ловчий с весны обходил лес, обнаружил несколько логовищ. Его Величество обсуждает, на какое число назначать охоту, которую стаю первую поднимать, — пояснил он, козырнул и вышел из кабинета.

Над камином, в котором потрескивали сосновые поленья, висела голова сохатого с развесистыми рогами. На занимавшем полстены ковре расположились перекрещенные старинные ружья и две сабли с витыми гардами.

Данченко прошел к камину, протянул руки, согреваясь.