Пенальти - Альберт Кантоф

4

Понедельник, утро…

Прошедшая ночью гроза испортила погоду.

Небо было темно-серым. На кладбище Вильгранда шел дождь, словно кто-то плакал над могилами. Вода стекала в только что вырытую яму. Дождевые струйки захлестывали гроб из красного дерева, стоявший на подставке. Ливень барабанил по множеству раскрытых зонтиков. Цветные женские напоминали неувядаемые цветы, а отяжелевшие от сырости многочисленные венки стали уже похожи на мокрый мусор. Напротив убитой горем вдовы, окруженной семьей, расположились возле Пьера Малитрана члены руководящего комитета клуба, придавшие своим лицам приличествующее моменту выражение. Костарда в траурном костюме представлял болельщиков. Стоявшие тут же игроки клуба с трудом скрывали свое безразличие. Небольшая толпа любопытных, привлеченных скандальной стороной этой смерти (а какая смерть может быть иной?), прислушивалась к цветистым оборотам надгробной речи, которую произносил вице-президент клуба Жан-Батист де Ла Мориньер. Фразы скользили над покойным, лежащим в гробу с серебряными ручками и лишенным утешительной возможности внимать поминальному слову, летели мимо кюре с кадилом в руках, облаченного в стихарь, и таяли над мраморными крестами и выведенными золотыми буквами выражениями вечной печали.

— Словно спортсмен, преодолевший финишную ленточку и падающий в изнеможении, Виктор Пере умер потому, что надорвал свои силы, перешагнув пределы возможного…

Несмотря на зонт, поднятый над его головой юным спортсменом из футбольной школы, товарищи которого стояли навытяжку позади них, оратор был вынужден протереть пенсне тонким платком, прежде чем смог продолжать.

— Он был неутомим в делах и не домогался почестей, Виктор Пере…

Стоя вместе с другими журналистами в стороне, Франсуа рассеянно слушал витиеватые фразы того, чье имя было произнесено в тишине сицилийской ночи.

Ла Мориньер, невысокий человек лет семидесяти с поредевшей шевелюрой, круглым лицом и тонкими серебристыми усами, всегда держался в тени уважаемого всеми Малитрана. Можно было особенно не копаться в его фамилии с частицей «ла», чтобы обнаружить буржуазные корни. Он не имел реальной власти, но своим местом был обязан покровительству влиятельного «Ротари-клуба»,[15] представляющего собой что-то вроде провинциального масонского сообщества. Будучи членом Национального фронта, расистские лозунги которого собирали в Вильгранде больше голосов, чем в среднем по Франции, он пользовался также вниманием Луи Жомгарда: тот хотел показать, что в округе, от которого он был избран депутатом, не отгораживаются ни от какого мнения и что можно расширять сотрудничество и быть избранным от имени всех добропорядочных граждан.

— …Виктор Пере, наш клуб многим тебе обязан, и ты мог бы сделать еще больше, если бы иные люди, позволившие тебе взвалить на себя слишком тяжкую ответственность, не оставили тебя в решающий момент…

Словно волна пробежала среди собравшихся. За исключением подростков, для которых время тянулось нестерпимо медленно, многие присутствующие были задеты и оскорблены несоответствием этих слов благопристойной атмосфере похорон. Малитран, казалось, был поражен и возмущен. Родственники покойного обменялись удивленными взглядами. Игроки, чувствуя себя не в своей тарелке, нахмурили брови. Журналисты навострили уши. Рядом с Франсуа Дюгон прошептал довольно:

— Труп еще не остыл, а воронье уже кружит над ним. Начинается игра, дружище. Но не та, которую ты так любишь.

Франсуа не ответил. Впрочем, если Лa Мориньер хотел привлечь внимание публики, то результат превзошел его ожидания. Все перестали замечать дождь, который, впрочем, ослабел, словно специально для того, чтобы подчеркнуть значение заключительной части надгробной речи.

— Я ничего не скажу больше. Ибо здесь не место и не время говорить об этом. Но я хочу поклясться тебе, дорогой Виктор… Клуб Вильгранда, ради которого ты жил и, возможно, ради блага которого ты умер, выйдет еще более окрепшим из всех испытаний…

За спиной репортера журнала «Баллон д'ор» кто-то из журналистов съязвил:

— Сталинград… Вильгранд… У вас одна и та же борьба…

Виперен, местный корреспондент газеты «Курье дю Миди», обернулся.

— О, может быть, мы скоро окажемся на передовой.

Все вокруг негромко рассмеялись.

— …Военные корреспонденты на футбольном фронте…

Обратившись в сторону гроба, оратор в костюме от Кардена закончил.

— Прощай, Виктор Пере. Мы никогда тебя не забудем!

Словно очнувшись, небольшая толпа зашевелилась. Священник затянул в последний раз: «Из глубины взываю к Тебе, Господи». В группе журналистов кто-то произнес:

— Черт побери! Можно подумать, что в этом Лa Мориньере проснулся лев. До сих пор я его больше видел за аперитивом в дорогих барах, где он пытался волочиться за девками, вызывая у них смех. Когда у вас такие седые волосы, надо иметь немало деньжат…

Кюре закрыл свой молитвенник и стал размахивать кадилом, которое он затем передал вдове. Присутствующие вытянулись в цепочку, чтобы поочередно выразить ей свои соболезнования. Франсуа отметил, что нет Луи Жомгарда. Муниципальный совет был представлен его заместителем по делам спорта. Кто-то передал Рошану кропило. Он изобразил рукой крест и оросил мокрое дерево гроба несколькими каплями святой воды (ее было смехотворно мало по сравнению с тем количеством, которое падало со свинцового неба). Дюгон буквально вырвал у него из пальцев священный предмет, прошипев:

— Мне кажется, эта тема теперь больше относится к рубрике, которой занимается папаша Дюгон, а не ты. Поэтому я бы чувствовал себя лучше, если бы ты, Рошан, меньше путался у меня под ногами.

Скоростной поезд бесшумно мчался в Париж по дну прямой выемки, пересекающей район Божоле.

По обеим сторонам тянулась покрытая травой и цветами насыпь, или вдруг возникал на фоне виноградников встречный поезд. Цветные картинки за окном мелькнули словно в калейдоскопе.

Удобно расположившись в купе первого класса, Доминик то и дело вызывала в памяти высокую фигуру мужчины в плаще с карманами, откуда выпирали бесчисленные записные книжки. «Будь объективна, моя милочка. Ведь это настоящее пугало по сравнению с теми мужиками, которых ты познала, выражаясь словами из Библии. Он не похож на сексуально озабоченного. И ты совсем не в его вкусе. Однако тебе нравится быть в его компании. Поверь мне: скромники — самые способные в постели».

Она нарочно старалась быть циничной. Словно отвечая одолевавшему ее бесстыдному желанию, усиленному, по ассоциации, движением обтекаемого локомотива, который на скорости триста километров в час разрывал пелену воздуха, будто насилуя ее. Она почувствовала вдруг, как повлажнели ее ладони и слабость овладела всем телом, но того, кто мог бы ей помочь, не было рядом. Молодая женщина с видом недотроги чуть поправила свою юбку. Сидевший за столиком завсегдатай этой железнодорожной линии, похожий на предпринимателя (строгий костюм, галстук, атташе-кейс и часы под «Картье»), от самого Марселя делал вид, что изучает какие-то бумаги, поглядывая на ее ноги. «Нет никаких причин, чтобы ты путешествовала одна…» Было видно, что его одолевает желание познакомиться, протянуть руку, коснуться ее кожи: его кадык двигался от волнения вверх и вниз, а взгляд, казалось, оценивал, как далеко можно зайти без риска спровоцировать сигнал тревоги. Доминик торжествовала, видя его смущение…

Пресс-конференция председателя футбольного клуба проходила в помещении, где обычно тренеры проводили инструктаж футболистов перед матчами. От последнего, проведенного перед игрой с командой Сошо, остались еще не стертые стратегические схемы, начерченные мелом на грифельной доске. Корреспонденты крупных газет расположились на местах, где обыкновенно рассаживались игроки команды. Марсельская студия компании «Франс-3» и редакция новостей «ТВ-1» прислали целые бригады телерепортеров. Две камеры были установлены рядом в глубине зала, там, где обычно ставили проектор, чтобы показать футболистам на большом экране игру команд-соперниц, запечатленную во время решающих встреч. Обернувшись, Франсуа отметил, что ведущий телепрограммы региональных новостей уже поседел на своей службе. Руководство, наверное, посчитало, что ветеран, которому угрожает «обезжиривание» (отвратительное выражение, означающее досрочную отправку работника на пенсию или увольнение на языке тех, кто приравнивает человека труда к жиру в бульоне или колбасе), окажется более покладистым, чем молодой сотрудник, например, какая-нибудь Доминик Патти. Вдруг случайно в скандале окажется замешанным местный деятель, нужный правящему большинству. А так много можно сделать путем монтажа!

— …Действительно, налоговая проверка обнаружила ряд недоимок, которые нам придется заплатить. Я говорю об этом прямо и открыто. Но пусть руководитель того футбольного клуба, который не совершал подобных ошибок, первый бросит в меня камень…