Пенальти - Альберт Кантоф

— Улица Поля Валери, дом три.

Ей надо было узнать, почему Паула Стайнер не выполнила своего обещания.

В коротком телефонном разговоре главный редактор определил задание Франсуа.

— Ты изложишь технические детали, итоги деятельности клуба, что его ожидает, если финансовый кризис не будет разрешен в скором времени… Хорошо бы, если удастся, разузнать планы мэрии… Набросай коротко портреты нынешнего президента и его соперника. Твоя задача — дать пищу любителям футбола… А Дюгон займется драматической стороной дела. Это его конек — кровь и стычки на стадионе… Нужно, чтобы те, кто ничего не смыслит в вашем футболе, также нашли для себя что-то любопытное на наших страницах. Поэтому ум хорошо, а два лучше.

На углу улицы Виктора Гюго такси остановил полицейский, не пропускавший машины на улицу Поля Валери. Расплатившись, Доминик вышла и присоединилась к группе зевак, привлеченных странным зрелищем: посреди улицы остановились полицейский автомобиль и машина «скорой помощи» с реанимационной установкой. Рядом мужчины в кожаных куртках и касках стояли на коленях возле какой-то фигуры, вытянувшейся на тротуаре. В толпе комментировали происходящее.

— Она даже не вскрикнула.

— Я проходил как раз под ее окном, и она чуть не свалилась мне на голову.

— Все-таки, даже если вы хотите покончить с собой, нельзя подвергать опасности других. Вот до чего доводят наркотики.

Доминик растолкала зевак и предъявила одному из полицейских карточку прессы. Тот удавился.

— Вы, я вижу, не теряете времени… Это только что случилось… Хорошо… проходите…

Толстяк с расплывчатыми чертами лица, едва избежавший несчастья, пробурчал, когда молодая женщина проходила оцепление:

— Наверное, кто-то заработал пятьсот франков, позвонив в редакцию «Европы-1».

Какой-то остряк прокомментировал:

— Что вы хотите: беда одних дает хлеб другим.

Почти из всех окон высовывались любопытные.

Доминик шла вперед, уже зная, что она увидит. Речь шла только о том, чтобы убедиться. Пытаясь подготовить себя к ожидавшему ее зрелищу, она повторяла одну из аксиом своей профессии: «Даже если невозможно, все равно всегда проверяй факты, прежде чем сообщить о них. А если у тебя слабое сердце, милочка, то нужно было избрать другое ремесло».

Перед домом номер три, раскинув руки, лежала женщина, уткнувшись лицом в камни. Задравшееся красное платье обнажило белую кожу между чулком с подвязкой и черными кружевными трусиками. Но в этих деталях одежды теперь не было ничего эротического. Паула Стайнер уже никогда не сможет отправиться на любовную встречу. Доминик не сомневалась в имени той, чье последнее дыхание ловил склонившийся над ней врач.

— Это конец… Я полагаю, она набралась наркотиков и шагнула из окна, думая, что полетит…

Сержант полиции делал заметки для своего протокола, когда заметил журналистку:

— Нечего здесь смотреть. Это не театр.

Суровый тон говорил о том, как тошно ему видеть эту красоту и молодость, погибшие навсегда. Доминик снова предъявила карточку прессы.

— Откуда она упала?

Один из полицейских показал на широко раскрытое окно на последнем этаже (единственное в здании, откуда никто не глядел). Из подъезда вышли полицейские в сопровождении рабочего, на плече которого висела сумка с инструментами.

— Дверь была закрыта на ключ. Мы вызвали слесаря. Она была в квартире одна.

Сержант что-то отметил в своей записной книжке, пробормотав:

— Какой кошмар…

И, обращаясь к Доминик, проговорил:

— Почти каждый день мы находим таких наглотавшихся… Обычно очень молодые… — пожав плечами, он добавил: — Впрочем, глупости делают в любом возрасте… — Он стал отдавать распоряжения: — Гаро, возьми носилки… Пуаре, подежурь наверху, пока не приедет следователь…

Снова беря Доминик в свидетели, полицейский произнес:

— У них не хватает персонала. Поэтому всегда приезжают с опозданием. Но, между нами говоря, кроме шприца, ампул и медицинского жгута, думаю, вряд ли они что-нибудь еще найдут. Это я знаю по опыту. За двадцать пять лет службы поднаберетесь его больше чем надо.

Многие зрители в окнах, удовлетворив любопытство, исчезали. Толпа зевак на тротуаре стала рассеиваться, их сменяли другие, которые, в свою очередь, немного постояв, уходили. Прохожие вновь поспешили по своим делам вдоль улицы Поля Валери, еще закрытой для автомобилей. Машина реанимации уехала. Тело, покрытое простыней, было отправлено в морг. Доминик продолжала расспросы скорее для проформы.

— Как ее зовут?

Сержант заглянул в свой блокнот.

— Некая Стайнер… Паула… Немка по национальности. Без определенных занятий.

Из дома номер три вышел служащий компании «Электрисите де Франс».[19] Никто не обратил на него внимания. Он вошел в соседнее здание будто для того, чтобы снять показания счетчиков. Если бы находившиеся поблизости сыщики в штатском догадались на всякий случай проверить его документы и содержимое карманов, то обнаружили бы у него кассету с записью последних разговоров девушки по вызову и маленькую коробочку с устройством, позволяющим подключиться к телефонной линии для подслушивания.

Комиссар полиции Варуа погладил Були, который нахально вскочил к нему на колени. Франсуа захотел прогнать кота, но полицейский запротестовал:

— Оставьте… Животные чувствуют, кто их любит.

Зверь, торжествуя, выпустил когти. Несколько минут назад, когда журналист только успел запросить через свой компьютер электронный архив редакции «Курье дю Миди», раздался звонок в дверь. На пороге стоял Варуа. Он спросил:

— Я вас не побеспокою?

И, не ожидая приглашения, вошел. По радио звучали рок-н-ролл и рекламные объявления. Франсуа не успел стереть с экрана монитора надпись: Лa Мориньер, Жан-Батист… Впрочем, это не имело значения, потому что для досье газеты тот был незнакомцем. Увидев тотчас же отсутствие на экране каких-либо сведений, гость иронически заметил:

— Вот видите, как я кстати пришел. Полицейский всегда знает о ком бы то ни было больше, чем все искусственные мозги мира…

Он сделал вид, что декламирует:

— Ла Мориньер, Жан-Батист. Родился 5 ноября 1918 года в XVI округе Парижа… Добропорядочная семья, занесенная в альманах «Гота».[20] Одна из тех, где толщина ломтей ростбифа обратно пропорциональна величине апартаментов. Ведь жилье обходится дорого… Один из братьев — Луи-Николя, будучи дипломатом, скомпрометировал себя сотрудничеством с правительством Виши и до самой своей смерти от инфаркта работал в одной из второразрядных служб на Кэ д'Орсе…[21] Сестра Женевьева — монахиня… Сам он возглавлял с 1946 года страховую контору на улице Тэтбу в Париже… Пять лет назад продал свои права и несколько месяцев спустя обосновался окончательно в Вильгранде. Семья издавна владела здесь хорошим домом, и после смерти родителей он стал его единственным хозяином, выкупив доли старшего брата и сестры.

Довольный произведенным эффектом, Варуа замолчал. Кот мурлыкал вовсю, раздражая хозяина, который посчитал себя в какой-то мере задетым столь явным сговором с посторонним.

— Я полагаю, вы пришли сюда не только за тем, чтобы мне помочь?

Полицейского не смутил этот хмурый прием.

— Вы меня очень разочаровали, дорогой Рошан. Оказав вам услугу в тот вечер, я ожидал появления хорошей подробной заметки о смерти этого бедного Виктора Пере.

Франсуа не смог скрыть собственной досады.

— Я был бы рад доставить вам такое удовольствие. Но главный редактор попросил меня ограничиться лишь передачами, «свечками» и штрафными на футбольном поле. Что касается смертельных игр, то это сфера моего коллеги Дюгона… Обращайтесь к нему.

Варуа изобразил на своем лице глубокое огорчение (хотя и не испытывал его).

— Я также слышал, что в результате технических неполадок была испорчена при перезаписи пленка с интервью, которое вы дали журналистке «Франс-3»… Какая жалость! Особенно потому, что, по слухам, этой Доминик Патти было предложено ограничиться репортажами относительно сельского хозяйства или водопровода. Кажется даже, что если она проявит сдержанность и благоразумие, то ей позволят освещать празднества по случаю приближающегося столетия департамента.

Устав прилизывать шерсть, Були спрыгнул на пол и принялся оглаживать себя лапой за ушами, совершая в сотый раз свой туалет.

Полицейский с безмятежным видом констатировал:

— Смотрите-ка, снова пойдет дождь.

Не желая подхватывать эту бесплодную метеорологическую тему, журналист проворчал:

— Но вы сами могли бы покопаться в этой истории…

Варуа вздохнул.

— Дело в том, что…

Франсуа нетерпеливо перебил: