Комплекс Супермена - Андрей Арсланович Мансуров

Наконец-то — хоть что-то!

Он взял микрофон:

— Внимание, Штаб. Мы засекли странное явление: один из наших разведочных зондов или уничтожен, или… похищен. Произошло это в космическом пространстве, примерно в том же квадрате, где пропала связь с МРС-545, и где поблизости нет ни звездных систем, ни скоплений пыли. Координаты… — генерал, чуть пощурившись, продиктовал то, что было напечатано на бумажном (Уже одно это говорило об экстраординарности происходящего!) листе, который он держал в руке, — Мы направляемся туда. Расчётное время прибытия — трое суток. Конец связи.

Мстительно ухмыляясь про себя, поскольку предвидел, что его сообщение потреплет кое-кому из ретроградов, настаивающих на прекращении любых активных действий, нервишки, и радуясь не только этому, но и тому, что наконец появилась хоть какая-то зацепка, генерал щёлкнул селектором внутренней связи:

— Внимание, в отсеках! Экстренный старт! «Дуайт Эйзенхауэр» вылетает в направлении Беты Лиры. Разгон начинаем через пять минут. Вахтенным по отсекам разбудить всех спящих. Занять места согласно штатному расписанию, пристегнуться.

Генерал знал, что включённая на полную мощность сирена и мигающий свет так и так разбудят спящих в эту минуту людей, и заставят и их, и бодрствующих, залезть в индивидуальные капсулы, или в имеющиеся в каждой каюте аварийные лежаки, и действительно — пристегнуться. Потому что для гиперпрыжка авианосец должен набрать некоторую скорость. И чем быстрее он её наберёт, тем быстрее они окажутся там, где нужно. А ускорение, которое способна выдержать их посудина, может достигать двенадцати «же». Ну, это — согласно сертификату Приёмочной комиссии. А по факту, как он знал — и ещё больше. (Но вот чего не хотелось бы, так это — проверять до каких точно значений…) Обычно же Корунис приказывает вахтенному пилоту ограничиться пятью: с ними штатские. И женщины. Хорошо хоть, детей брать на корабли Флота запрещено!

На условное «место» потери связи с зондом прибыли через шестьдесят три часа. Корунис успел отоспаться и прийти в себя. Хотя доктор к нему наведывался каждое утро, и хмурил брови и цыкал зубом, производя осмотр, Корунис чувствовал, что ему стало куда лучше, чем в тот злополучный день, когда пришлось нажать красную кнопку экстренной мед. помощи. И пусть эта кнопка находится у него во рту, как, собственно и у всех офицеров, до того момента, как ковёр кабинета ринулся на встречу с его глазами, Корунис и не вспоминал о ней…

Зато когда вбежала бригада реанимации, и его плюхнули, разложив, словно какого-нибудь игрушечного мишку, на белый стол на колёсиках, порадовался предусмотрительности медицинских аналитиков: действительно, ни одним другим органом тела, кроме языка, он пошевелить был тогда не в состоянии.

Место прибытия не порадовало.

Зонд оказался на месте: никто его не похитил. Но вот состояние этого самого зонда… Если таковым можно назвать расползающееся в пространстве облако из мелкодробленых деталей.

Корунис глянул на главу отдела технической службы, полковника Мэрдока:

— Что скажете, Сайрус? — генерал мог позволить себе некую фамильярность в разговоре с полковником, поскольку с ним-то они учились в Вест-Пойнте в одной группе, и знали друг друга почти тридцать лет. Просто после окончания Корунис отправился непосредственно во Флот, а Мэрдок — в Массачусетский технологический. Технику курсант Мэрдок буквально боготворил: он даже что-то напевал, разбирая, собирая, и полируя тряпочкой с мелом механические игрушки — детали и блоки устройств, которые на взгляд Коруниса слишком уж часто притаскивал в их общую комнату в общежитии Академии.

— Скажу, что похоже на удар. Если бы зонд взорвали, обломки выглядели бы несколько по-другому, и были бы куда мельче, — Мэрдок, не вставая с кресла третьего пилота, подкрутил рукоятки наведения телескопа, — Вот, видите, сэр? На крупных обломках нет характерных зон смещения от повышенного давления, что, собственно, нам показывает и компьютерная обработка. Зонд не взорвался. Он просто… На очень высокой скорости обо что-то ударился.

— Да? — Корунис не позволил себе подпустить сарказма в тон — здесь и остальные вахтенные! — И обо что же, по вашему мнению, он мог здесь, в абсолютно пустом межзвёздном пространстве, удариться? — генерал выделил тоном слово «здесь».

— Варианта всего два. Первый, совершенно малореальный — это корабль чужаков. Просто невидимый и необнаруженный — никакими датчиками зонда. Который после столкновения просто удрал отсюда. Или висит, оставаясь невидимым, в ожидании, что мы предпримем. Второй, с девяностасемипроцентной долей вероятности определённой нашими компьютерными программами — столкновение зонда с неким… Полем. Силовым. Имеющимся, похоже, и сейчас — там, впереди. И эти раздавленные и искорёженные обломки зонда движутся именно оттуда, от места столкновения с преградой. Вот, сэр: взгляните на компьютерную реконструкцию случившегося.

Корунис не без интереса просмотрел воссозданную картину: словно смотришь в замедленной записи краштест старинного автомобиля… Н-да.

— Хм-м… — Корунис погладил гладковыбритый подбородок, и показал рукой, — Но почему тогда отлично видны спирали дальних галактик? И что это может быть за поле?

— Мы не можем его ни увидеть, ни отследить приборами, сэр. Поле изготовлено, если мне позволят так выразиться, из излучения неизвестной нам природы. Но от этого оно не становится менее материальным. Вот: полюбуйтесь: пока вас не было на мостике, мы позволили себе просветить пространство впереди всеми доступными нам излучениями. Все они просто прошли насквозь. Но! Когда мы для эксперимента выстрелили осветительной ракетой, она врезалась в словно бы стену. И — отскочила. Включить запись?

— Да.

Запись не порадовала: вот летит крошечная искорка, источающая на таком расстоянии не океан видимого излучения, как помнил генерал про это необычайно яркое устройство, а едва заметное мерцание. А вот искорка уже мигнула, и погасла. И назад, словно отскочив от резинового матраца, летит уже только сплющенный в гармошку корпус. Заодно стало понятно, что картина чертовски похожа на реконструкцию разрушения зонда.

Значит, там — впереди, и правда — стена? И она, хоть и невидима, но возмутительно материальна?

— Внимание, вахтенный. — Корунис обращался к майору Ксавьеру Лабушу, основному пилоту авианосца, сменившего в кресле первого пилота молодого Тимбалайна Пэриса, — приказываю выслать осветительные ракеты в сектора… — он называл сектора пространства, для верности указывая рукой, — И за ними — ещё серию. С охватом вдвое большего углового сегмента.

Лабуш буркнул «Есть, сэр», и приступил к работе: пальцы так и летали по псевдоклавиатуре.

Ракеты равнодушно вырисовали перед ними то, что они понимали теперь и так: невидимая стена, отделившая пространство перед ними, простирается вверх, вниз, и влево-вправо — на многие и многие сотни миль. Если не парсеков.

Корунис кивнул связисту — тот защёлкал переключателями и завертел рукоятки. Глянул на генерала