Комплекс Супермена - Андрей Арсланович Мансуров

Собственно, его настойчивые призывы к более углублённой разведке, тщательному изучению физических параметров преграды, и акценте на попытках наладить всё же связь с упорно отмалчивающимся противником, были встречены, скорее, с вежливым сожалением: типа, генерал, мы уважаем ваши несомненные заслуги… Но сейчас ваша осторожность больше смахивает на банальную трусость. Панику. И неверие в силы Флота.

Корунис после таких обвинений заткнулся, и не стал доводить дело до дисциплинарного трибунала: разжалование и лишение всех льгот и категорий ему не улыбалось. Нужно думать не только о себе, но и о жене. И о детях: им ещё делать карьеру!

Так что сейчас он просто выполнял указания «мудрого» начальства, и ждал.

— Отсчёт пошёл, сэр! — связист глянул на Коруниса, оторвавшись на миг от своих мониторов, — Пятиминутная готовность.

— Выведите отсчёт на общую трансляцию.

С потолка донёсся равнодушный голос робота:

— Четыре минуты сорок пять секунд. Четыре минуты сорок две секунды…

Ох, чует его задница, что чего-то они про…бали с этой бомбой!..

Генерал зыркнул на связиста, рявкнув:

— Общую сеть корабля!

После чего сгрёб микрофон: пусть их разжалуют: на его совести — жизни людей!

— Внимание! Говорит генерал Корунис. Экипажу и всем бойцам. Экстренный старт корабля! Занять места согласно штатному расписанию! Пристегнуться! Пилот! Включить прогрев маршевых! Готовность к запуску — минута.

Сирена заполнила помещения, и генерал знал, что всем им пристёгиваться и занимать противоперегрузочные места, вроде, нужды особой и нет: они в двух астрономических единицах от бомбы, то есть — в целых пятнадцати световых минутах, и продолжают медленно удаляться, включив все камеры наружного обзора, и отслеживая показатели всех датчиков, установленных на должном расстоянии от эпицентра.

Но — бережённого Бог бережёт!

Через минуту он приказал сирену отключить. Теперь в динамиках трансляции звучало только:

— Три минуты двадцать восемь секунд. Три минуты двадцать пять секунд. — отсчёт, ведомый равнодушным голосом автомата, уже раздражал.

Но генерал не позволял себе отвлечься от вполне реальной первоочередной задачи:

— Вахтенный пилот! Курс — на Тэту Центавра. Включить двигатели на полную мощность! Ускорение — семь же! Быстрее!

Сам генерал тоже буквально прыгнул на противоперегрузочное кресло, и заорал на всю рубку:

— Всем — пристегнуться!

Махина в полторы сотни тысяч тонн завибрировала, лежак под спиной затрясся, заходил ходуном. Гул от форсажа наполнил все помещения словно церковный орган — только в тысячу раз мощнее! — почти в инфразвуковой зоне слышимости!

Корунис, ощущая, как чувство опасности хоть и уходит, но — не до конца, и тело, вроде, может выдержать и ещё немного более мощного нажима, заорал:

— Пилот! Выводите ускорение на десять! И дальше — на сколько сможете!

Навалилась жуткая тяжесть.

Счастье, что их посудина сработана крепко: переборки стонали, скрипели, но держались. Корунис знал, что флагманский корабль не сможет повторить их манёвр, но всё равно включил экстренную связь по закрытому каналу на штанге за ухом:

— Внимание, на «Джордже Вашингтоне»! Мы посчитали, что для безопасности экипажа имеющегося расстояния недостаточно. Уходим от стены на форсаже. Вам рекомендуем поступить так же! За семнадцать оставшихся минут сможете успеть отлететь на ещё несколько миллионов миль! Конец связи.

Он знал, конечно, что если позже придётся давать показания на разборе его поведения в трибунале, возможно, ему поставят в вину то, что он передал это послание на флагманский корабль слишком поздно.

Поэтому он надеялся, что пусть и поздно, но всё-таки — не слишком!

От жуткого напора на тело заложило уши, и в голове словно начали взрываться петарды! Но он всё же надеялся, что регулярные учения, тренировки, и хорошие противоперегрузочные кресла позволят избежать серьёзных травм даже женщинам и штатским!

Удар оказался чудовищным.

Когда ощущение обладания своим телом вернулось, и в голове перестало звенеть, Корунис где-то на краешке сознания порадовался: похоже, он всё-таки жив. И маленькая рыбёшка по имени Джордж Корунис всё ещё плавает по реке жизни…

Затем сознание вернулось полностью, и он смог даже разлепить набрякшие кровью веки. Повернул голову: посмотреть на пилота и остальных членов вахтенной команды.

Пилот уже вполне бодро переругивался с начальником инженерной смены: жаловался на то, что двигатели и половина сервисных механизмов не реагируют на команды с мостика. А заодно и на непривычное отсутствие искусственной гравитации.

— Скажите спасибо, что хоть какие-то механизмы и приборы остались в порядке. Наша кормовая часть сейчас больше напоминает гармошку! Причём — прожаренную в духовке. — голос Кийта Браза, их главного инженера, узнать было легко: он говорил в нос, — Удивляюсь, что жертв практически нет. Док Рота сказал, что все датчики жизнедеятельности горят зелёным и жёлтым! Так что спасать из-под завалов и из пробитых отсеков никого не надо.

Генерал порадовался: какие умницы проектировщики корабля! Предусмотрели именно такой случай, и запретили размещение экипажа при ускорении вне Зоны повышенной защиты — упрятанного глубоко в центре корпуса кокона, представляющего собой фактически одну большую спасательную капсулу. С особо укреплёнными бронированными стенами! Похоже, обшивка этого самого кокона даже не потеряла герметичность, раз нет красных огней датчиков жизнедеятельности — а ведь почти весь экипаж был без скафандров и шлемов!

Радует и информация от доктора Роты: раз вживлённые всем индивидуальные датчики только жёлтые и зелёные, то и правда — похоже, члены экипажа отделались, можно сказать, испугом. Пусть и не лёгким — но — испугом. А не…

Вот именно.

Значит, хорошо, что пилот отключил двигатели через семнадцать минут разгона. Успели они отойти подальше и набрать приличную скорость…

— Связист! Что там с «Джорджем Вашингтоном»? — Корунис старался говорить внятно и спокойно, хотя сил почти не было. Похоже, не прошёл-таки даром перенесённый полмесяца назад микроинфаркт, — Связь есть?

— Никак нет, сэр. Связи нет совсем — компьютер показывает, что нет внешней антенны. Сейчас пробуем выдвинуть резервные и аварийную тарелку. И работаем на аварийных частотах с основного и резервного передатчика.

Но никто, даже аварийный автопилот флагмана, не отвечает.

— Продолжайте пробовать. Полковник Шлезингер, — генерал обращался к своему заместителю, зная, что тот куда крепче и моложе его, — Доложите обстановку.

— Есть, сэр. Практически весь экипаж жив — лишь несколько человек получили разные травмы: в основном переломы тех конечностей, которые оказались не пристёгнуты и не прижаты к телу в соответствии с инструкцией. Сотрясения мозга. Кровотечения из носа. У нескольких женщин треснули рёбра: это у тех, у кого массивная… — заместитель замешкался. — Грудь! Но разгерметизации центрального кокона нет.

Хотя в остальном наш «Дуайт Эйзенхауэр» получил весьма значительные повреждения. Преимущественно в кормовой части — там буквально каша из смятых и сплавленных механизмов и дюз. Однако есть и другие повреждения: