Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл - Л.И.Шинкарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
тизм. Это рабочие формулировки, все укладывалось в простые фразы. Пись-
ма Брежнева Дубчеку старались отправлять не через меня, как официальное
лицо, а через кого-то, посылали специального человека, чтобы подчеркнуть
доверительные отношения» 6.
Письмо от 15 апреля уместилось на пяти страницах. «Письмо это я по-
сылаю тебе неофициально. Поступить с ним ты можешь, как найдешь нуж-
ным. По-дружески крепко жму твою руку. Л.Брежнев» 7.
К концу лета, когда ввод войск был предрешен, письма Брежнева в Пра-
гу будут отличаться от прежних, словно их готовили другие люди. Но сочи-
нители останутся те же, а сами события, набирая обороты, потребуют иной
тон.
«После состоявшегося 13 августа продолжительного телефонного раз-
говора с Вами я вынужден вновь обратиться к той же теме. Я делаю это по-
тому, что поводом к этому служат некоторые моменты этого разговора, ми-
мо которых я не имею права и основания пройти… Вы должны понять, что
сложность положения КПЧ , организованные атаки правых антисоциалисти-
ческих и контрреволюционных элементов беспокоят нас. Именно поэтому я
решил позвонить вам в надежде получить должные ответы. Хочу быть от-
кровенным и сказать, что по вопросу о мерах воздействия со стороны КПЧ на
средства массовой информации и по существу ответа не получил. Какие кон-
кретные меры принимаются на этот счет Президиумом ЦК КПЧ?» 8
Стиль становится кратким, тон – императивным.
«По кадровым вопросам. В Чиерне-над-Тисой вы твердо заявили нам,
что Вами будут освобождены от обязанностей тт. Кригель, Цисарж, Пеликан.
В беседе по телефону по этому вопросу Вы почему-то проявили нервозность.
Трудно было понять, чем она вызвана, и тем более я не понял, что предпри-
нимается в этом направлении. Я не хочу давать преждевременной оценки
этому, на что это промедление рассчитано, и поэтому решил просить Вас от-
ветить мне через т. Червоненко. Л.Брежнев» 9.
По наблюдениям психологов, в привязанностях, дружбе, даже в любви,
внешне выражающих себя как отношения партнерства, глубоко спрятан за-
ряд воинствующей конфликтности; при разрушении прежних связей, когда в
партнере перестают видеть равного себе, скрытая энергия внезапно, совер-
шенно немотивированно, может дать ужасающий выброс ненависти и агрес-
сии. Удержать, подавить в себе разряд можно только страхом за себя и за
собственную власть. Похоже, до последнего дня у Брежнева были сомнения,
но лидеры дружественных стран, особенно ветераны коммунистического
движения Ульбрихт, Гомулка, Живков, помогли ему от страха избавиться.
Любой из брежневского окружения, приученный чувствовать связь
между тоном разговора и скрытыми намерениями, прочитал бы между строк
последних писем, что притихшие в августовских лесах, замаскированные
ветками танковые дивизии в Западной Украине, в ГДР, в Польше, с полными
баками горючего, уже в состоянии боевой готовности и только ждут приказ.
Мысль о возможных грядущих сложностях с Чехословакией осенила
Брежнева задолго до того, как в Праге к власти пришел Дубчек. В мае 1966
года из Египта вернулся служивший там старшим группы советских военных
при генеральном штабе египетской армии генерал А.М.Майоров. Перед
назначением на должность командарма 38-й армии генерала пригласили на
беседу в ЦК КПСС. Брежнев вспомнил, как эта армия десять лет назад «ходи-
ла в Будапешт», и сказал, по словам генерала, доверительным тоном: «Надо
посматривать теперь севернее. На Прагу. И, по возможности, иметь больше
друзей в чехословацкой армии… Это нужно для партии» 10.
Это я выделил курсивом последние слова, хочу задержать на них вни-
мание. Они адресованы не соратнику по партии, а боевому генералу, для ко-
торого нет, быть не может, словосочетаний случайных в устах верховного
главнокомандующего. Зная о последовавших через два года событиях, мож-
но гадать, не в те ли дни по неведомым нам признакам у Брежнева впервые
шевельнулось предчувствие или интуитивная догадка о неизбежном гряду-
щем противостоянии?
Со временем и генерал Майоров изумится предвидению Брежнева, но
кто знает, где граница между проницательностью и простым человеческим
страхом после венгерских событий.
Весной и летом 1968 года окружение тянуло Брежнева, как канат, в
разные стороны. Это наблюдал помощник Андрей Михайлович Александров-
Агентов, один из старейших советских дипломатов, работавший в Швеции
при умной и деликатной А.М.Коллонтай. Когда в брежневском кабинете кто-
то предлагал с чехами «не цацкаться», когда приносили чехословацкие газе-
ты с карикатурами на Брежнева, укоряли за попустительство и медлитель-
ность и подталкивали к действиям, помощник знал, что следом к Леониду
Ильичу зайдет, например, посол Червоненко, убеждая, что обстановка для
жестких мер не созрела, и если поступать с чехами круто, «будет кровавая
бойня» 11. Перетягивание каната затягивалось.
Документы по чехословацкой проблематике готовили Отдел по связям
с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран
(К.Ф.Русаков) и Министерство иностранных дел СССР (А.А.Громыко); у них
собственные каналы информации. Но были и общие, вроде шифрованных
сообщений из советских посольств, данные разведок (КГБ, Генерального
штаба, Объединенной группы войск стран – участниц Варшавского догово-
ра), распечатки радиоперехватов Гостелерадио. Они отличались фактурой,
но не выводами; выводы были растворены в атмосфере, которой все одина-
ково дышали, под них искали доказательства, иногда реальные, чаще наду-
манные или организованные. Как мне потом скажет К.Т.Мазуров, из всех ис-
точников информации члены Политбюро предпочитали обзоры ТАСС («для
служебного пользования»); они короче, не требуют умственного напряже-
ния, а направленность одна 12.
За день на столе помощника вырастала гора бумаг, надо прочитать три-
ста-четыреста страниц. Брежнев приезжал на работу обычно в десять утра,
помощник был на месте в восемь тридцать. На пишущей машинке составлял
выжимку неотложного и докладывал сам или через секретаря, как минимум,
дважды в день. Если Брежнев был дома на Кутузовском или за городом в За-
видове, помощник отправлял ему сводки фельдсвязью 13.
Мне рассказывал академик Г.Арбатов:
«О Чехословакии я с Брежневым и Андроповым говорил напрямую. Мои
аргументы сводились к тому, что мы ведем себя непоследовательно. У нас
был ХХ съезд партии, осудивший культ личности. А в ряде стран остаются
памятники Сталину, улицы и площади носят его имя. И ничего! Теперь: чехи
явно идут вперед, опережают нас в темпах демократизации общества. Мы
отстаем, чувствуем себя уязвленными. Обидчивость и раздраженность ска-
зываются на наших решениях. Не я один, многие об этом говорили. Брежнев
от таких разговоров отмахивался, а Андропов стоял на своем: “А если это вы-
льется в вооруженное восстание?!”» 14.
Вернувшись из Чехословакии, консультант ЦК КПСС А.Е.Бовин, близ-
кий к Брежневу, пользовавшийся его доверием, 18 января 1968 года передал
ему записку «К урокам чехословацких событий». Из анализа вытекала необ-
ходимость «разобраться в чрезвычайно сложной, противоречивой, запутан-
ной картине общественной жизни братских стран, отделить здоровые пер-
спективные процессы от наносных, искажающих их явлений, понять, какие
социальные группы (и какие лидеры) представляют те или иные тенденции.
Если не сделать этого, то мы рискуем поддержать не те силы и тенденции,
которым принадлежит будущее» 15.
Бовин был из той горстки умных, просвещенных, мыслящих людей,
близких к вершинам власти, которые надеялись умягчить ее нравы в усло-
виях, когда власть, используя их интеллект, терпела их и позволяла больше,
чем другим. В кремлевских коридорах их с усмешкой относили к «вольно-
думцам», но интеллектуалы другой судьбы, далекие от власти, гонимые ею,
связывали их имена с самой властью. Это тривиальное, из глубины веков,
размежевание свойственно было и новейшей российской истории: многие
умы, в обществе хорошо известные, оказались разделенными собственными
представлениями о том, как в выпавших на их долю обстоятельствах быть,
говоря старомодно, полезными Отечеству.
Александр Бовин, его друг Николай Шишлин и не одни они в группе
консультантов обладали познаниями и интеллектом, превосходившим уро-
вень вождей, которым они писали речи и доклады, потом изучавшиеся мил-