Отёсовцы - Василий Игнатьевич Валов

поспевала за бастрыковским мерином, а мерин Бастрыкова заметно отставал от морозовского воронка.

— Не раньше как завтра после обеда приедем в Песчанку, — высчитал Морозов.

Здорово намаялись за дорогу заложники: путь был нелегкий.

На первой таежной речке Сухой чуть не оставили Трофимову клячу. У таежных рек берега что месиво. За передними возами зашагала по месиву и Трофимова кляча. И сразу увязла по колено, потом по самое брюхо. Трофим, стараясь не отставать от передних, хлестал клячу и вожжами, и прутиком. Кляча будто вплавь прошла шагов десять и остановилась. И на глазах стала опускаться ниже и ниже, точно кто тянул ее за ноги.

— Но, ты, Ерихон! — хлестал непереставаемо ее Трофим. — Шагай давай!

Кляча кое-как вытаскивала передние ноги, но тут же увязала задними так, что приходилось ей садиться по-собачьи задом на трясину.

Кое-как выкарабкалась потом и, скользя брюхом по грязи, проплыла еще шагов пять.

— Она ведь так это, для разгону приседала, — обрадовался уже Трофим. — Зимой по каким сугробам лазала! Не то что это.

Но тут кляча опять провалилась в трясину, тяжело задышала, храпя ноздрями.

— Тонет! — закричал испуганно Алешка. — Тонет!..

Трофим спрыгнул с телеги и по кочкам побежал к кляче.

— Э-эй, землячки! — окрикнул он обеспокоенно мужиков.

Кляча все глубже уходила в трясину. Трофим грудью налег на нее и стал валить набок.

— На оглоблю ложись, — командовал он, — на оглоблю!..

Тут с другой стороны забежал Петруха, вспешку развязал супонь. Кляча храпела, мотала головой и силилась вытащить то одну, то другую ногу.

Из мужиков первым подоспел Бастрыков.

— В преисподню хочет, — ухмыльнулся он, беря Трофимову клячу под уздцы.

— Отдышка это ее, — сказал Маврин. — Мне б надо чересседельник ослабить, — старался он оправдать клячу.

— Рычагами доведется, — сказал Бастрыков, — поддержку оказать ей…

Подошли и Петряков с Морозовым. Вырубили наспех две жерди, запустили под брюхо кляче и поволокли ее по трясине.

Когда переехали Сухую, Трофим подошел к кляче спереду, ладонью соскреб грязь с ее морды.

— Сам я промашку дал с чересседельником-то, — сказал он виновато, — а то бы это ей нипочем…

— Как же таежные ездиют тут? — удивлялся Алешка.

— Кони у них привычны, — пояснял Трофим. — Ихний конь, допрежь чем ступить ногой, место нащупает потверже.

Пожалуй, больше всех намаялся за дорогу Алешка. Шутка сказать — столько верст протрястись в первый раз по тайге.

Надоели Алешке и пустоши. Притаежная пустошь на взгляд суровень, хоть колесо кати, а попробуй сунься туда — с головой скроешься в кочках.

У самой Мало-Песчанки пришлось опять канителиться с переездом через речку. Трофимова кляча никак не хотела идти в воду. Пришлось толкачом переправить.

— Песчанкой дразнят речку, — сказал Морозов, — по ней и названье селу.

Сразу после переправы показались постройки.

— Вон она и Мала-Песчанка, — огласил Морозов.

Цепляясь за плечи Трофима, Алешка встал на ноги. Стоять не держась невозможно было на телеге: колеса увязали в таких выбоинах, что они бороздили землю.

На пригорке виднелась церковь, не обшитая еще, новая. И все дома в селе были подряд новые.

— Новоселы, — пояснял Трофим.

Праздник был праздником и здесь: все, кто ни попадался встречь, были одеты по-праздничному.

Как въехали в село, Алешка соскочил с Трофимовой телеги.

— Ну, я побегу тятьку разыскивать, — сказал он.

— Папаше-то обскажи про нас! — крикнул вдогон ему Трофим.

Алешка скорым шагом обогнал своих попутчиков и по главной Мало-Песчанской улице побежал вприпрыжку в глубь села. Намечал он первым делом явиться в штаб.

«Где и быть ему, как не в штабе, — думал он про отца. — Вот уж ахнет-то, как заявлюсь».

Не добежав до церковной площади, Алешка умерил бег: в стороне от улицы, у большой кузни, толпился народ. Кузню Алешка определил сразу по стану для ковки лошадей.

«А может, тятька здесь», — подумал он.

Свернув с дороги, к кузнице зашагал степенно. Народу толпилось тут человек двадцать, мужики все.

«Это уж настоящие партизаны», — оглядывал Алешка их на ходу.

«Настоящие партизаны» по виду мало чем отличались от простых мужиков.

Которые из них имели револьвер на боку, которые тесак, а обмундированных по-военному не видать было.

Стояли мужики все без дела, только трое были заняты работой. Возились они около полого обрубка бревна. Бревно лежало на колесном кругу, и на него натягивали обручи, как на кадку.

— Это, брат, всем пушкам выйдет пушка, — говорил молодой парень, забивая обруч.

Мужики дружно хохотали:

— Царь-пушка, стало быть.

— Пушка-«антипка», — хохотал и сам мастер-пушкарь. — Мы ее на передке возить будем.

— Вот это артиллерия! — потешались мужики.

Над входом в кузню было растянуто красное полотнище. Белой краской выведено было на нем печатными буквами:

Первая Повстан-

Чес. Мастерская.

Поизготов. Оруж. Капс.

И пороха для поражения

Белых без промаха

Смерть деспоту капитализ.

да здравствует труд

свобода социализму.

Пусть помнят деспоты

во всем мире, что

есть борцы за свобо-

ду в Сибири.

Раза три прочитал это Алешка и решительно пошел в самую мастерскую.

Здесь вовсю кипела работа: человек десять партизан ковали тут пики. Кто качал мехи-поддувала, кто орудовал молотом. На четырех наковальнях шла работа.

Меж наковальнями горкой лежали готовые пики.

С улицы в мастерскую заглядывали мужики.

— Вон пик-то сколько, — радовались они, — на всю губернию хватит.

— С полтысчи уже наберется, — хвастался бородач кузнец в кожаном переднике.

Огляделся Алешка по сторонам — не видать отца. Сунулся он в другое отделение мастерской.

— Ты куда, малец? — остановил его партизан в офицерском френче.

Алешка попятился назад.

— Мне Отесова надо, — выпалил он.

Партизан помолчал не то от удивления, не то от неожиданности.

— Отесов в штабе, — сказал он потом, — приходил он в обед, да ушел.

Алешка по-деловому, торопливо вышел из мастерской и стал на дороге: кого бы расспросить тут, где штаб? Как раз из-за углового дома показались ребята-малыши. Все они были босые, верхом на палках.

— Тятька, а тятька, мамка велит домой, — пискляво кричал один. — Картоха поспела!

Партизан с тесаком на боку отделился от толпища. К нему и пристал Алешка:

— А скажи, дядя, где у вас штаб?

Партизан оглядел Алешку:

— А для чего тебе?

Решительно выпалил Алешка:

— Отец там. В штабе. Главный он.

Еще раз оглядел партизан Алешку:

— Не признаю что-то. Ты нашенский?

— Вашенский, вашенский, — со смехом ответил Алешка.

— Э-эвон крестовый дом, — вытянул партизан руку в сторону церкви, — там и штаб.

Алешка сорвался с места, побежал к крестовику.

— Да ты чей парень-то? — крикнул ему партизан вдогон. — Писаря, ай Гончарова?

— Отесова, — выпалил Алешка на бегу.

У входа в крестовый дом Алешку остановил часовой.

— Мне