Фабрика поломанных игрушек - Гера Фотич

но каждый занимался своим делом, и внимания на них не обращали. Неожиданно подбежали двое маленьких ребятишек и кинулись к Раде обниматься, тараторя что-то на цыганском языке. Ему послышалось, что дети назвали Раду мамой.

Но та на удивление резко что-то им наказала, и малыши обиженно отошли в сторону.

– Чего они хотели? – удивился Вениамин.

– Маленькие попрошайки, вечно ко всем пристают, – улыбнулась Рада и потянула Щербакова к порогу большого каменного дома.

Внутри – огромная прихожая с кожаными диванами по периметру. В дальнем углу перед кивотом с образами – теплилась лампада. Кругом на столиках и тумбочках фарфоровые статуэтки, по стенам картины, высоко под потолком – бронзовый орёл держал в когтях огромную полыхающую люстру. Такую роскошь Щербаков видел только в музее, когда школьником ходил на экскурсии.

Перед залом гостиной копошилась в сундуке старенькая сгорбленная цыганка. Рада обратилась к ней:

– Дуня, принеси гостю тапочки, а я сейчас, – убежала по лестнице, ведущей на второй этаж.

Старуха разогнулась, шурша юбками, нехотя подошла, бросила под ноги Щербакову войлочные шлёпанцы.

Вениамин присел на диван, чтобы переобуться, чувствовал скованность, наклонился.

Цыганка покачала головой, сиплым голосом пробурчала:

– Не по тебе доца! Тебя жена ждёт и ребёнок! Маленький чяворо!

Вениамин недоумённо вскинул голову.

Морщинистое обветренное лицо Дуни с орлиным носом исказилось презрительной гримасой. Короткие усики по краям рта шевелились, точно щупальца.

Щербаков сделал вид, что не расслышал, опустил голову, продолжил развязывать шнурки.

Старуха, пошамкав губами, отвернулась и, шурша по полу многочисленными яркими юбками, вышла из комнаты.

Скоро вернулась Рада. Теперь и на ней был тот же наряд, что и на всех цыганках. Щербаков даже не сразу её признал, удивился таким переменам.

– Отец не любит, когда я в коротких платьях или брюках, – пояснила она, – пусть порадуется. Ну, пошли!

В голове Вениамина продолжала звучать фраза цыганки. Откуда она могла знать? Даже руку его не брала погадать. Что у него – на лбу написано?

Не заметил, как пересекли зал и далее по коридору свернули в закуток. Рада распахнула большую резную дверь.

Это был кабинет. За дубовым письменным столом сидел крупный мужчина с огромной львиной гривой седых волос на голове, которые, спускаясь, переплетались с чёрной бородой и чуть серебрящимися усами. Из-под мохнатых бровей сверкали жгучие глаза. Увидев гостей, цыган грузно поднялся из-за стола и пошёл навстречу. Стоило мужчине улыбнуться – во рту вспыхнуло множество золотых зубов, заиграли зайчики. Его красная атласная рубаха спадала фалдами, доходя почти до бёдер. Шаровары заправлены в хромовые блестящие сапоги. Этот большой человек удивительно мягко подошёл к дочери и обнял её, поцеловал в лоб. А затем, отстраняясь, протянул руку гостю:

– Штефан Андреич!

Вениамин пожал крупную мясистую ладонь цыгана:

– Щербаков Вениамин.

Цыган оказался на голову выше и вдвое шире в плечах, наклонился к дочери, хитро подмигнул:

– А я уж заждался, когда ты мне приведёшь своего избранника, вижу, хороший выбор! Настоящий мужчина.

Рада сделала недовольное лицо:

– Папа, ну я же тебе говорила!

Неожиданно цыган обхватил Щербакова своими огромными ладонями за плечи:

– Вениамин Александрович, ты у нас в районе человек уважаемый! Скажи, драго, любишь Раду?

Щербаков опешил от такого прямого вопроса, да ещё и по имени-отчеству назвали, хотя он не представлялся, почему – уважаемый? Что он сделал такого? В душе появились настороженность и смятение. Никто никогда не влезал так откровенно в его личную жизнь. Хотелось сказать что-то нейтральное или уйти от ответа. Но чувствовал, как взгляд цыгана пронизывает насквозь всё его тело, сковывает мысли, требует немедленного решения. Затягивать было нельзя, тихо сказал:

– Люблю.

Снова золотом засверкала улыбка великана:

– Ну тогда и женись!

От такого неожиданного предложения Вениамин отрезвел. Лгать он был не в силах. Чувствовал, как железные ладони продолжают сжимать его плечи. Комок застрял в горле, он силился его выдохнуть. Хотел откашляться, но это казалось неприличным. Наконец собрался с мыслями. Голос ему изменил, задрожал, стал почти писклявым:

– Не могу. Я ведь официально женат, – наконец всё же прокашлялся и продолжил уже спокойно: – Правда, мы уже несколько лет не живём вместе, она на севере со своим бригадиром…

Глаза Рады сверкнули весельем, она прикрыла рот ладошкой.

Цыган отпустил Щербакова, положил свою тяжёлую ладонь ему на плечо:

– А нам и не требуется государство, мы сами себе хозяева. Слово мужчины – закон. Поверим слову твоему, и честь по чести жить будете! Ну что? Вижу – ты согласен!

Он повернулся к дочке:

– Рада, приглашай на субботу гостей, свадьба будет!

Щербаков онемел. Не то чтобы он отказывался, но не ожидал, что так всё быстро случится. Он повернулся к Раде, чтобы сказать – ещё не зная что. Но в этот момент цыган отпустил его плечо, послышался звон браслетов с бубенцами, руки девушки обняли его за шею, а губы почувствовали влажный упругий поцелуй.

– Но, но, но… – зазвучал голос цыгана. – Это ещё рано. Свадьба сначала.

Рада, точно провинившаяся школьница, с восторженной радостью посмотрела на отца, покраснела и встала рядом со своим женихом. Легко взяла его за руку и осторожно сжала.

И это тихое пожатие, такое пугливое и полное надежды, совсем подавило волю Щербакова. Он почувствовал, как забилось его сердце, как наполнились лёгкие воздухом, требуя освобождения. И, не слыша себя, он тихо произнёс:

– Я согласен.

Подумал, что Эстя только обрадуется, узнав о разводе. Он ей вышлет своё заявление. Ну а со свидетельством о расторжении брака – как-нибудь потом.

Глава 10. Игрушки с фабрики

Червонцев домой уходить не торопился. Он прошёл в соседний кабинет, где колдовала группа по раскрытию убийств девочек в Невском лесопарке. Сотрудники собирали сведения, продолжали отслеживать информацию о всех пропавших подростках, с ужасом ожидая новых жертв. Выясняли образ жизни погибших, отношения с родителями, излюбленные места провождения времени, маршруты, обстоятельства исчезновения.

Червонцев не мешал подчинённым заниматься анализом данных, не