Косовский одуванчик - Пуриша Джорджевич

На стойке сияли два бокала с шампанским: Джон обнюхал пенящееся вино, потом обратился к Скендеру. Я переводила:

– Никогда не подавайте игристое вино в этих мелких бокалах, так называемых «шампан-ках». Легенда утверждает, что их форма повторяет форму грудей Марии Антуанетты, но французы отказались от них, и вам следует поступить так же. Эти бокалы позволяют сбежать пузырькам и аромату, вино выдыхается, и вы не успеваете насладиться им. Лучше уж пивная кружка! Для шампанского идеально подходит высокий бокал в форме тюльпана, наливать его нужно только до половины, вину остается где пениться, а вашему носу – где нюхать. Налитое шампанское не следует портить перемешиванием, самое малое колебание может погубить создававшиеся годами пузырьки. И уж ни в коем случае нельзя добавлять лед, он уничтожает аромат и пену. Кроме того, бокалы следует заранее вымыть и высушить, потому что даже капля воды в состоянии убить пузырьки.

– Дайте попробовать, – отозвался Скендер.

– Нет, – отрезал Джон. – Пробовать будете то, что вам предложит Мария.

– Маленький домик с большим палисадником! – воскликнул Скендер.

– Да, по сегодняшней рыночной цене.

– Добро, – говорит Скендер. – Если вы пойдете с нами… Я согласен на любую цену!

– Цену назовет Мария, – повторил Джон.

– Пошли, Джиновици, – велел Скен-дер. – Заводи машину.

– Нет, – говорит Джон. – Джиновици останется со мной. Он залог того, что все будет о'кей.

Я посмотрела на Джона, и в эту минуту мне показалось, что было бы лучше, если бы в маленький домик с большим палисадником Скен-дер отправился сам, и чтобы капитан Гарольд убил его или сдался бы Скендеру, увидев, что меня нет рядом с ним.

Как только Скендер исчез со словами: «Я буду в машине перед пиццерией», я сказала Джону:

– Я не забыла, Джон – ведь воскресенье еще не закончилось – про этот напиток для поднятия воскресного духа…

Джон переспросил:

– Падший ангел? Да, вот рецепт: в стакан для виски влей чашечку лимонного сока и джина, полчашечки мятного ликера, добавь охлажденное шампанское, кубик льда и ягодку черешни.

Я повторила про себя: лед, ликер и ягодка черешни. Звучит совсем как хокку. Джон добавил:

– Найдется в Белграде лед, ликер и ягодка черешни?

Он произнес это с легким оттенком печали, и я, дурочка, поднялась на цыпочки и поцеловала его меж глаз. Скендер кричал с улицы:

– Поехали, Мария!

– Я песню сочинил, – бормотал Джино-вици. – Красная черешня, зелененький ликер, и кубик льда звенит, как сопровождающий ритм.

– Чао, Мария, – сказал Джон, приобняв меня. – Не печалься, я не прощаюсь с тобой, я тебе говорю – до свидания.

Я выбежала, чтобы не остаться. Скендер открыл мне дверцу, я бросила ему:

– Езжай к многоэтажке!

– Я ее покупать не собираюсь! – пошутил он, нажимая на педаль газа.

– Когда доберемся до нее, я скажу тебе, где этот маленький домик с большим палисадником.

– Ты еще цену не назвала…

– Рыночная – ты слышал, что Джон сказал?

– Ебать тебе эту Сербию, зачем тебе эта Сербия, когда здесь у тебя Джон есть?

– Оставляю его тебе.

– Мы с ним тебя и в Белграде отыщем.

– Там тебя встретит падший ангел, с экскаваторным ковшом вместо стакана.

– Все угрожаешь, угрожаешь…

– Угрожаю, потому что Джон будет оберегать нас до самой границы. Сейчас давай за многоэтажку. Стой! Пошли…

– Большой палисадник, маленький домик во тьме.

Скендер развернулся, спросил:

– А где тут джип с сержантом Джоном?

– Он видит нас, – отвечаю. – Пошли.

– Мария, давай договоримся: мы сначала как условились – ты отдаешь маленький домик и большой палисадник с условием, что я переброшу тебя к границе…

– Так оно и будет.

– Джон говорил про рыночную цену…

– Я тебе сказала: отвезешь меня к границе – дом и палисадник твои, и ни динара.

– Ну, я тебе пару марок все же дам.

– У меня твоих десять тысяч есть за мой дом.

– Так этого ж мало.

– Мне хватит, чтобы начать новую жизнь в Сербии. Давай поспеши. Посмотрим дом – и вперед, скоро рассвет.

Я зашагала, Скендер за мной, двери отворились. Капитан Гарольд держал в руке дамский револьвер.

– Не надо, – сказал Скендер, – вперед, капитан.

Гарольд обнял Скендера, ощупывая его на наличие оружия, и вытащил из внутреннего кармана пиджака нож.

– Перочинный, – сказал Скендер. – Это не кукри.

– Пошли, капитан, – говорю я.

– Спокойно, – отозвался Скендер, – теперь моя очередь дом ощупать.

Скендер профессионально осмотрел окна, заглянул под кровать. Включил телевизор, поднял трубку телефона.

– Неплохо, неплохо, – бормотал он. – А что, вас разве двое? – спросил Скендер, глянув на нас.

– Пошли, пошли, Скендер, вот-вот рассветет.

– Ключ! – потребовал Скендер.

– В дверях, – отвечаю.

– Запасной?

– Нет, не переживай.

– Дом отличный, – говорит Скендер.

– Летс гоу, – откликнулся Гарольд.

– Выключи телевизор, – бросила я Скендеру.

На экране в это мгновение появился генерал Кларк, за его спиной – немецкий командующий КФОРа генерал Клаус Райнхардт. Я приметила, с каким отвращением Гарольд посмотрел на угасающие лики двух генералов.

НОЧЬ. На пятой скорости мы вылетели из Приштины. Мы с капитаном расположились на заднем сиденье. Скендер несся мимо танков, телег, крестьян, погоняющих усталых волов.

– Что ты молчишь, Мария? – спросил Гарольд, нежно касаясь меня рукой.

– Боюсь, – говорю.

– Ты не доверяешь этому шоферу? Капитан не хотел называть Скендера по имени.

– Говори спокойно, он не знает английского.

– Как ты со мной разговариваешь? – спрашивает Гарольд.

– Что значит – как? – обозлилась я.

– Что-то случилось? – испуганно спрашивает Гарольд.

– Случиться все что угодно может. Боюсь, как бы нас не выследили.

– Кто еще знает о нашем побеге?

– НАТО и еще девятнадцать стран, – отвечаю и впервые улыбаюсь.

Гарольд взял меня за руку, теперь на ней было три отпечатка – майора Шустера, сержанта Джона и капитана Гарольда.

Скендер резко свернул с дороги.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Меняем план, так мы скорее доберемся до реки.

– Где мы? – спрашивает Гарольд.

– Нигде, – отвечаю, – не волнуйся, куда-нибудь да приедем.

Гарольд продемонстрировал Скендеру дамский револьвер. Я отвела его руку:

– Гарольд, успеется с револьвером, я скажу тебе когда.

Скендер добродушно отозвался:

– Мария, пожалуйста, переведи мои слова капитану.

– Хорошо, – говорю, – запевай…

– Это ты хорошо сказала – запевай! Потому что это будет наша старинная албанская песня.

– Ладно, – говорю, – можешь не петь, перескажи, мне легче будет Гарольду переводить.

Машина прыгала по колеям, накатанным танками и джипами. Скендер медленно говорил, я переводила:

Если вдруг мужик захочетЗащитить себя с любимой,Это как стоять в засадеПосредь горного ущелья,Что не шире, чем кишочкиНарожденного ягненка.Но не уже, чем воротаСамой маленькой кошары.Пусть тогда их будут сотни,Тех врагов любви безбрежной —Всех любовь их одолеет.

Красивая баллада Скендера, и ночь лунная. Гарольд взял меня за руку, и слова песни уничтожили последние сомнения в честности Скен-дера, который не успел снять смокинга и выглядел как учитель танцев. А мы с Гарольдом опять были той самой парой на лугу, под блеянием мягкого лунного света, победившего небольшое облачко и пролившего его на землю в виде легкого тумана. И в этом тумане больше не было ни майора Шустера, ни сержанта Джона, я опять была в кошаре с капитаном Гарольдом. Любовь, подумала я, неужели вернулась моя любовь к Гарольду, или это только моя сербская улыбка, которая раньше означала: да заебись ты! А теперь – пусть будет, чего быть не может, потому что мы воплотились, похоже, в новую народную песню, рожденную в Косове. С обязательной, поскольку это песня, гибелью героев в конце. Пусть это будет Скендер, подумала я, да даже и капитан Гарольд, только не я, не я, Мария Лепич, прекрасная, как моя фамилия, – при условии, если хорошо высплюсь. Скендер продолжал:

– Не надо бояться любви, потому что она нас омолаживает на некоторое время. Прежде эта молодость любви длилась порядочно, но теперь темп Нового мирового порядка сокращает дни любви. Нет больше у людей души, которая украшала любовь! Много я видел душ, сбежавших от нищих и крестьян и переселившихся в мафиози, потому что душа тоже любит хорошие машины, пятизвездочные отели, четырехзвездных генералов. Так что я не знаю, что с вашими душами творится, твоей и капи-тановой. Боюсь, как бы их не убили там, куда вы стремитесь. Извини, но разве стоит Косово гибели ста тысяч душ и изгнания трехсот тысяч сербов?