Поединок с Кремлем - Михаил Ходорковский

Более того, я не уверен, что речь идет о «краткосрочной», как Вы пишете, перспективе. Боюсь, первые грозные признаки конца «цивилизации потребления» проявятся уже в ближайшие 10–15 лет, когда окончательно станет ясно, что запасы углеводородов на исходе, а альтернативных источников энергии как не было, так и нет. Тогда-то мы и узрим сумрачный Лик Будущего (простите за похоронный пафос — очень трудно было удержаться).

Нет, ничего КАТАСТРОФИЧЕСКОГО (в распространенном смысле этого заезженного термина) не произойдет. Человечество не погибнет. И массового голодомора даже, скорее всего, не случится. Рухнет именно (и только) нынешняя цивилизация, со всеми ее онерами — процветанием «сытого миллиарда», превалированием демократических ценностей, общепринятым гуманизмом как основой нравственности, со всей «парадигмой потребления» (о которой Вы пишете). Наступит эра повсеместного авторитаризма, карточно-талонной системы, мобилизационных экономик. В одночасье Земля окажется по степени энергопотребления в XIX веке («веке пара и электричества», когда пара много, а электричества — не очень). И, наверное, наступит снова время локальных войн — за нефтяные поля и пресную воду.

Замечательно, впрочем, что две трети человечества ничего этого не заметит: уровень и качество жизни ни в Африке, ни в значительной части Южной Америки или Большой Азии практически не изменится. Это будет не трагедия Земли. Это будет трагедия «сытого миллиарда».

То, что Вы пишете о шведских попытках изменения «потребительской парадигмы», любопытно и даже трогательно, но этот путь представляется мне совершенно экзотическим. Неуверен, что у шведов получится что-нибудь, о чем стоило бы говорить, и уж совершенно уверен, что это не путь ни для Штатов, ни для, скажем, Англии, ни тем более для нас. Нет, добровольные попытки приспособиться к новому образу жизни, по-моему, совершенно бесперспективны. Мы будем пользоваться всем букетом благ на всю катушку — до тех пор, пока нам не объявят, что бак бензина стоит половину нашей зарплаты, но и тогда мы еще поездим напоследок от души, прежде чем пересядем на велосипед. (Нет у меня и не было никогда ни одного знакомого автомобиля, который стоял бы на приколе из-за того только, что цена бензина у нас, как в Штатах, а зарплаты, как в Буркина-Фасо.)

Спасти нас от этой участи может только термояд. (В природе есть и еще какие-то могучие источники энергии: мы видим, как «работают» они в ядрах некоторых галактик, но никто не знает и даже, по-моему, предположить не умеет, что это за источники и что это за энергия.) А с термоядом — явный многолетний затор. Мне иногда даже приходит в голову, что на самом деле он давно уже запущен, но это обстоятельство тщательно скрывается, — какими-то умниками-политиками в ожидании начала энергетического кризиса, когда обладатель действующего термояда окажется «властителем мира». Фантазии, конечно, но я заметил, что последние несколько лет о термояде совершенно перестали писать и говорить (в точности так же, как это произошло в конце сороковых с проблемой деления урана). Если же даже отвлечься от конспирологических измышлений, то все равно: дело, видимо, с термоядом — дрянь. Не получается. И вскорости не получится. А надо как раз, чтобы вскорости: времени нет.

Об экологии я не говорю. Здесь время пока еще есть. Лет на сто природы еще хватит. А потом, слава богу, подавляющее большинство загрязнений обратимо. Была бы энергия. Снова — энергия. Все та же энергия.

Не знаю, следует ли мне считать себя пессимистом. С одной стороны, нарисованная выше картина малоприятна и, видимо, неизбежна. Но с другой стороны, человечество в любом случае «обречено на выживание». Это слишком мощная, слишком стабильная, слишком устойчивая структура, чтобы опасаться ее необратимого разрушения. И в этом я оптимист. Извините за выражение, ибо известно, что оптимист — это просто плохо информированный пессимист. (А Марк Твен сказал еще круче: «Двадцатый век отличается от девятнадцатого тем, что в девятнадцатом слова «оптимист» и «дурак» не были синонимами». Это было сказано, кажется, как раз в 1908 году. Что же мы должны говорить сегодня, в 2008-м?)

Так или иначе, но я смирился с мрачным прогнозом. Может быть, потому, что до этих времен не доживу. А может быть, то, что происходит с нашей страной сегодня, беспокоит меня больше, чем грядущий энергетический кризис. Уж очень это тошно: снова возвращаться в поганый мир, который, казалось, остался в прошлом навсегда. Воистину, социальный оптимизм наказуем. Что характерно.

Дорогой Михаил Борисович! Как приятно было поговорить с Вами. Надеюсь, это наш с Вами не последний разговор. Здоровья Вам, терпения и удачи!

2. О балансе между свободой и безопасностью

Уважаемый Борис Натанович!

Большое спасибо за письмо. Думаю, что понял почти все, сказанное Вами. Правда, имея опыт чтения Ваших книг, перечитывал несколько раз с перерывами.

Не убежден, что никому из писателей-фантастов не удается предсказывать будущее. Вам с братом это не раз удавалось. И когда вы «сооружали миры, в которых хотелось бы жить, или миры, в которых не согласились бы очутиться ни за какие коврижки» — Вы не раз предугадывали реальное будущее. Потом, оказавшись в этом будущем, мы имели возможность убедиться в Вашей прозорливости.

Совершенно согласен с Вами в том, что энергетический и экологический кризисы — две главные угрозы для человечества. Они не тождественны, но тесно связаны, хотя лишь немногим это сегодня понятно. Человечество сегодня пытается жить слишком быстро, оно не успевает остановиться, чтобы осмыслить кричащие проблемы будущего. И с тем, что человечество не погибнет, согласен — если иметь в виду человека как биологический вид, а не совокупность различных цивилизаций, существующих на Земле.

Вы пишете, что «термояд не получается, а альтернативы нет»? Да нет, получается и термояд, и альтернатива (солнечные батареи с КПД более 40 % и т. д.), только это очень дорого (точнее — капиталоемко). Это, по сути, еще один полномасштабный «манхэттенский проект». Ежегодные затраты на него будут сопоставимы с оборонным бюджетом страны уровня США. Вряд ли в ближайшее время это смогут себе позволить.

Поспорю с Вашими словами о том, что если случится энергетическая катастрофа, то большинство людей (кроме стран «золотого миллиарда») ее не заметит. К сожалению, почти все заметят — нынешний экономический кризис это уже демонстрирует. Глобализация зашла слишком далеко, происходящее в одной его части отражается на других. Хотя, конечно, Вы правы, катастрофу заметят не все, не сразу и в разной степени.

И, наконец, Ваше самое пугающее меня предвидение: мир станет менее гуманистичным и более авторитарным. И вообще — противно возвращаться в, казалось, навсегда ушедший кошмар.

Мне тоже — противно. Но социальный оптимизм, о котором Вы пишете, меня не покидает.

Очень, очень надеюсь, что Ваше предвидение носит сравнительно краткосрочный характер, что сумрак сейчас наиболее непрогляден, а дальше — пусть и в течение 10–20 лет — но мы обязательно будем двигаться к рассвету.

Мы — это Россия. Мир — возможно, сегодня еще находится не в нижней точке траектории спада, хотя неоконсерваторы очень «старались». Надеюсь, что у них тем не менее кризисная ситуация будет менее ярко выражена, чем у нас.

А может быть, у нас в какой-то момент будет даже лучше, чем у них, а?

Очень хочется верить во что-нибудь хорошее.

Уважаемый Борис Натанович, дополнительно посылаю заметку на тему баланса между свободой и безопасностью. Ваше письмо в некоторой части уже дало ответ, но вопрос сейчас далеко не праздный. И для России, и для Запада.

Еще раз большое спасибо за ответ.

С уважением.

Свобода и безопасность. За последние годы (10–15 лет) мы все стали свидетелями пересмотра устоявшихся взглядов на эту проблему в странах Запада (если, конечно, их можно назвать устоявшимися).

Не вдаваясь в перечисление происходивших изменений (они известны и очевидны), было бы важно, на мой взгляд, понять, где и каким образом может быть установлен новый водораздел между правами личности и безопасностью общества, между правами нации на самоопределение и правами государства на сохранение своей территориальной целостности и т. д.

Изменения диктуются объективными причинами:

— рост численности людей, создающей дополнительные риски и психологическое напряжение;

— повышение уровня образования населения и, соответственно, совершенствование их умения наносить ущерб окружающим (следствием чего стала относительная доступность оружия массового поражения);

— значительная взаимозависимость экономик и глобализация производственных процессов, повышающая их уязвимость (например, глобальные перевозки нефти) враждебному воздействию малых групп.