Масонство и закон - Роско Паунд

на понятие «естественного права человека», предполагаемого свода вечных, вселенских, неотъемлемых прав, извлеченных посредством Разума из самой Природы Человека в некоем абстрактном мире. Под влиянием английских мыслителей XVII века и континентальной философии после Гроция французские авторы XVIII века разработали эту теорию естественных прав и вывели ее на совершенно новый уровень, а создатели нашего законодательства были прекрасно знакомы с их трудами. Но также они были прекрасно знакомы с сочинениями Блэкстоуна и Коука[55] – библией английского права. Естественно, они совместили общую теорию французских мыслителей и точные детали английских законников и пришли к выводу, что права англичанина согласно общему праву, описанные англичанами в своих законодательных сводах, и есть природные, то есть естественные права человека, содержащиеся в книгах по французской политической философии. Поэтому в нашем Билле о правах они изложили, раздел за разделом, первые и предписали для их соблюдения четкие и определенные меры, действуя властью вторых. Это возымело серьезные последствия для всей американской философии права, которую Пайк впитывал во время обучения перед допуском в адвокатскую палату.

В столкновениях между английскими судьями и Стюартами судьи утверждали, что стоят между правами и свободами простого англичанина и агрессивными неподотчетными действиями Короны. Когда же мы переняли теорию о врожденных неотъемлемых естественных правах и скрестили ее с теорией английских законников, в результате появилась доктрина, согласно которой Закон стоит, или, по крайней мере, должен стоять точно так же между индивидом и обществом, и что функция его состоит в обеспечении прав и свобод индивида и его защите от агрессивных неподотчетных действий организованного общества. Эта идея посреднической функции закона, который здесь становится примирителем частного – с целым, человека – с обществом, которую все законники прошлого века считали первой строкой своего символа веры, довольно четко просматривается во всех наставлениях Пайка и в поздний период привела его к обобщению о Равновесии, или Эквилибриуме, как Высшей Реальности. Ведь если закон есть посредничество, гармонизация и примирение, а Вселенная управляется законом, то основополагающий принцип Вселенной есть посредничество и гармонизация, которые мы привычно называем именно Равновесием. В старости Пайк усвоил метафизический метод философов XIX века и с его помощью вновь подтвердил все то, к чему вело его всю жизнь изучение классической американской политической и правовой философии, а также работ французских авторов-мистиков.

Поколение, последовавшее за Гегелем, пыталось объяснить Вселенную как реализацию идеи. История была развитием этой идеи в человеческом опыте. Философия была логическим развитием той же идеи. Отсюда становится ясно, что конечной целью был поиск той самой единственной основополагающей идеи, проявлением которой был мнимо сложный феноменологический миропорядок. А задача философа была в том, чтобы соединить и примирить все различия в Абсолюте, достижимом посредством идеи. Следы этого постепенного перехода от политической и правовой аналогии к метафизическому основанию заметны в «Морали и догме» то тут то там, а ведь можно сказать, что эта книга дошла до нас в более или менее первозданном виде, несмотря на внесение в нее в разное время многочисленных второстепенных правок.

Также в конце жизни Пайку пришлось столкнуться с материализмом, который столь высоко задрал голову и говорил столь «гордо и богохульно»[56], что на протяжении последней трети жизни Пайка успел создать собственную догматику и начал войну с отступниками. Если нам кажется, что Пайк, мистик по своей натуре, иногда полагается скорее на интуицию, чем на рассудок, строит здание Знание на фундаменте самодостаточной Веры, находит реальность в оккультном, демонстрирует уверенность в наличии неразрывной связи между знаком и означаемым, вопреки не терпящей возражений метафизике его же наставлений, где он больше спорит и демонстрирует, чем пророчествует, – нам обязательно следует принять во внимание раздражение идеалиста и мистика при наблюдении механистической Вселенной позитивистов, «экономической этики» и «философии брюха» мыслителей-материалистов, которые навязывало всему окружавшему его миру новое поколение.

Теперь поговорим о масонской философии Пайка.

Пайк не оставил нам какого-то единого компендиума своих философских воззрений. Поэтому, как и в случае с Оливером, у нас нет возможности просто и быстро получить сведения о его мыслях на тот или иной счет. Исследователь масонской философии Пайка должен прочесть и подробно изучить сотни и сотни страниц «Морали и догмы». По ее прочтении и осмыслении в голове его сама по себе сложится описанная там философская система. Но никто из исследователей все равно не сможет ткнуть пальцем в то или иное предложение в книге и провозгласить, что именно здесь излагается основа философии Пайка. Первое, что следует помнить при чтении «Морали и догмы», – это что нужно четко различать, где там Пайк, а где – нет.

Ведь он сам предупреждал нас: «В ходе подготовки данного труда к публикации Великий Командор выступал в роли как автора, так и составителя, поскольку около половины данной работы составляют выдержки из трудов величайших и красноречивейших писателей, мыслителей и философов. Возможно, для всех было бы полезнее, если бы он привел больше выдержек и меньше собственных пассажей. Тем не менее, около половины труда принадлежит ему самому; включая в свою работу высказывания и мнения других авторов, он постоянно дополнял, изменял и приукрашал их, зачастую несколько перемешивая цитаты – прямые и косвенные – с собственными словами».

Надо сказать, что автор несправедлив к себе в этом случае. В некотором смысле вся книга – его. Он всё сам прочел и переварил. Он всё усвоил. Он сделал этот материал частью себя и встроил в свою систему. Но именно по этой причине тексты Пайка и отрывки из «Морали и догмы» так часто обманчивы. Ему как автору можно в конечном итоге приписать практически любую философскую идею и концепцию, если пойти по пути выискивания цитат. А также можно опровергнуть практически любой его пассаж практически любым другим его же пассажем, если только скользить по поверхности и не отделять материал, который он адаптирует или использует для иллюстрации развития мысли человечества на ту или иную тему от догматических положений его собственной философии. «Мораль и догму» следует читать и интерпретировать как единое целое. Как писал Иммануил Кант о своих сочинениях, это книга для продумывания, а не пролистывания[57].

Перед тем, как углубиться в масонскую философию Пайка, нужно отметить три его вклада в масонскую науку. Во-первых, Пайк был апостолом свободы интерпретации. Он к месту и не к месту всегда повторял, что нет такого непогрешимого авторитета, который своим словом ex cathedra мог бы запретить каждому отдельно взятому масону так или иначе истолковывать тот или иной древний символ Цеха. Напротив, настаивал он, каждый отдельный масон, вместо того чтобы получать уже переваренное