Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин

— Теперь понятно, — усмехнулся Сохатый. — Нужда заставит и калачи есть! Не слыхал я, чтобы Дубяга «красноярками» занимался, но на него похоже. Это, брат, такая птица, что за деньги на всё готов.

— Встречался с ним?

— Пару раз гуторили. Яманный[37] он какой-то. Я бы с ним на одном поле гадить не сел. Сердце с перцем, душа с чесноком; сатане в дядьки годится. Поосторожней там!

— За девять тысяч я готов потерпеть его характер. А ежели обмануть попробует, я его в порошок сотру, вместе с колбасником.

— Он сотрёт! — одобрительно подтвердил Осипов, обращаясь к Коблу. — Ладно, Алексей, помогу я тебе найти этого гуся лапчатого. Будто бы, он сейчас в Москве; а другие говорили, что здесь, но скрывается. Нашкодил и боится, что его в розыск объявят. Доподлинно знаю, что он выправлял себе и колбаснику своему новые «малашки»[38].

— На какие имена? Можно тогда через Адресную экспедицию найти.

— Ну ты спросил! Такого никто не скажет. Деньги-то заплачены немалые, и сохранение тайны входит в прейскурант.

— И как же ты мне его тогда сыщешь?

— Ежели он в Питере, то сыщу, а как — не твоя забота. А вот ежели уехал, то извини.

— Лады! После расплаты, и если он согласится на мой лаж, «большая» с меня. Я снимаю квартиру под своим именем на Шпалерной, угол Воскресенского переулка. 38-й дом, по 9-й лестнице 30-я квартира. Можно оставить записку у дворника.

Договор решили скрепить ещё одним штофом. Пока Большой Сохатый заказывал, Алексей отлучился в ретирадное. Уже возвращаясь, он неожиданно приметил за столом у выхода подозрительного субъекта. Одетый недорогим франтом, тот пил чай с баранками и лениво перелистывал «Голос». По правую руку от него, рядом с фуражкой, лежал виксатиновый[39] башлык. В человеке было что-то поддельное, не настоящее. Похоже, что это агент сыскной полиции, и следит он за их компанией!

Лыков вернулся за свой стол, махнул рюмку водки, улыбнулся своим собеседникам и спросил, понизив голос:

— Ребята, а кто из вас сыщика привёл?

У «ребят» вытянулись лица.

— Где? — хором спросили они шёпотом.

— Возле входа, у окна, с газеткой. Только пяльтесь аккуратно, не то заметит.

Уголовные осторожно скосили глаза и некоторое время внимательно разглядывали субъекта у двери. Потом Большой Сохатый спросил:

— Алексей Николаич, а почему ты решил, что это «вода»?[40] По мне, так заурядный стрюцкий[41].

— Ты его ногтей не видишь. И потом, башлык.

— Что ногти и что башлык?

— У такого типа людей, роль которого он сейчас играет, под ногтями всегда грязь. Не замечал? Забыл он про ногти, когда гримировался… А виксатиновые башлыки на Гороховой с осени выдают агентам наружного наблюдения. Пора знать такие вещи, Рафаил Макарыч. Ты, что ли, в разработке?

— Хгм… Позавчера мы почистили Никольские склады Казухинской биржевой артели. На шесть «больших» смушки[42] вынесли.

— Крови не было?

— А куда прикажешь деваться? Сторож попался такой голопуз бескишечный, что решил артельное добро защищать. Бывший солдат. Подумал, что он на Шипке, а мы турки…

— Эх, Рафаил Макарыч! Надо отсюда плейту давать[43]. Я только от дяди вышел, кое-как отначился, все деньги отдал. Наново мне садиться нельзя. Тебе, полагаю, тоже в «город Катаев»[44] неохота.

— Ох, неохота. Но как убираться-то? Легавые по одному не ходят.

— Не ходят. Второй на улице стоит, а третий у чёрного хода. Если сыскные на тебя за солдата обиделись, там их целый отряд.

— Товарищи, вы меня в ваши дела не впутывайте! — горячо зашептал Кобёл. — Я чистый, на мне ничего нету; а тут за чужую похмель в каторгу угодишь!

— Цыц, мелочь! — сверкнул глазами Осипов. — Не до тебя сейчас. Будем прорываться хоть с боем.

— Ты, Рафаил, парня не губи, — осадил «ивана» Лыков. — Тут голова в ставку идёт. Он пусть линяет, но при этом ещё и нам подсобит.

— Как это?

— Послушай меня и не кипятись. Будешь горячку пороть, только хуже выйдет. А ты, Кобёл, сейчас вставай, попрощайся с нами и спокойно выходи на улицу. Как порог переступишь, сделай шагов с десяток — и вдруг побеги! Двое за тобой следом кинутся — их уже меньше останется. Пока там суматоха будет, мы через второй ход драпанём.

— А этого куда? — Кобёл скосил глаза на сыщика у входа.

— Этому я сейчас кишки на локоть намотаю! — угрожающе просипел Большой Сохатый и незаметно показал большой нож, засунутый в потайной внутренний карман.

«А ведь и впрямь зарежет, ему терять нечего», — испугался за коллегу Алексей, и жёстко оборвал бандита:

— Я вот тебе самому сейчас намотаю, дурья башка! Хочешь, чтобы и меня и Кобла за твои грехи на одной цепи по Владимирке погнали? Замри! Действовать будем по моей указке. Уйдём без крови.

— Чё это ты тут раскомандовался, брус[45] необструганный? Дзет![46] Смотри, и ты следом за легавым пойдёшь!

Но Лыков не обратил никакого внимания на угрозы «ивана». Он повернулся к перепуганному Коблу, успокаивающе хлопнул его по плечу и сказал на ухо:

— Не дрефь, а делай, как я сказал. Когда тебя в сыскном станут допрашивать, Сохатого назовешь, а про меня скажешь, что в первый раз увидал. Кличут Павлом, похож на бывшего талыгая[47], ищу законной службы. Не уголовный, хотя где-то когда-то и посидел. Ну, будь здоров! Как-нибудь свидимся. Иди.

— А ты, Рафаил, — продолжил Алексей, оборотясь к Сохатому, — уймись пока на время. В другом месте потом разберёмся, кто кому указания может давать. Хочешь, на кулаках, а хочешь — и на ножах. Сначала надо чисто выйти отсюда. Приготовься, а я займусь «фигой»[48].

Кобёл воспользовался паузой, простился с собутыльниками и медленно пошёл к двери. Когда он выходил наружу, агент машинально проследил его через плечо. А когда повернул голову, перед ним уже стоял Лыков. Уперевши руки в бока, титулярный советник навис над «фигой», пьяно ухмыляясь и покачиваясь.

— Кого я вижу! Здорово, Васятка, чёрт неудельный!

— Вы ошиблись, сударь — мы вас не знаем.

— Ха! Какие мы нынче гордые, что и старых товарищей уже не чтим! Раздайся, грязь — навоз ползёт! Нет, мы давай поцелуемся!

Он растопырил руки для объятий и вдруг молниеносно нанёс удар. Агент без звука, как сноп, повалился на пол. Алексей повернулся к изумлённому трактирщику и спокойно спросил:

— Где тут у тебя второй выход?

— Через кухню.

— Ага. Ну, чего встал? Помоги человеку. Пить не умеет, а пьёт…

И, кивнув Большому Сохатому, Лыков быстро прошёл на кухню. Не обращая внимания на повара, подкрался к окну и осторожно выглянул в него.

— Смотри, вот он. Видишь? Здоровый-то какой…

Огромная фигура городового в форме, при шашке и револьвере, подпирала ворота. Подлинный гигант, на полголовы выше рослого Сохатого, он был, видимо, очень силен и потому охранял задний ход в одиночку.

— Сейчас я его отвлеку, а ты не мешкай, проскакивай в калитку. По улице идём тихим шагом, не привлекая внимания. Садимся только в третьего извозчика!

«Иван» стоял рядом, шумно дыша и уже не пытаясь спорить.

Лыков надвинул фуражку на глаза, прикрыл лицо козырьком и стремительно выбежал во двор. Городовой набычился и попытался схватить его за плечи, но не преуспел — титулярный советник ловко уклонился. Завязалась странная потасовка — «пёс»[49] махал огромными кулаками, а Лыков кружил вокруг него, словно в танце: сам не бил, но и не давал ударить себя. Большой Сохатый воспользовался моментом и прошмыгнул мимо дерущихся в калитку. Городовой выхватил свисток, но ко рту поднести его не успел: Алексей перехватил руку и держал. Верзила ухмыльнулся иронично и принялся подтягивать кулак с зажатым в нём свистком к себе. Не получалось… На усатой физиономии появилось удивление, потом она быстро налилась кровью. Городовой пыхтел, но одолеть противника не мог. Стал помогать себе второй рукой, но с тем же успехом. Лыков разжал, наконец, огромный кулак, вырвал оловянный свисток, смял его двумя пальцами и бросил под ноги. Гигант, тяжело дыша, смотрел на это действо, не в силах сопротивляться.

— Извини, дядя, так нужно, — проговорил Алексей и сильно толкнул городового в толстое брюхо — так, чтобы упал, но не убился…

Две фигуры не спеша вышли из калитки на пустую улицу и спокойно двинулись в сторону Смоленского кладбища. Через двести саженей сели в финские санки и велели поднять верх возка.

— Кажись, выбрались, Макарыч, — вполголоса сказал Алексей, внимательно наблюдая по обе стороны дороги. — Ты куда сейчас?

— Не знаю. Если они меня выследили, то в квартиру на Коломенской возврата нет. А там и деньги, и запасные паспорта. Мне бы хоть до ночи где прокантоваться, а там я к своим ребятам проберусь.