Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин

Далее к Неве, в бесчисленных балаганах Калашниковской набережной, проживают другие виды мазуриков. Самые многочисленные из них и наиболее безобидные — мелкие воришки-«халамидники». У них на семь человек один паспорт, и тот краденый. Ребята днём ищут, что бы такое стянуть, а ночью проедают поживу. Их рядовая добыча — куль муки или связка тарани. «Халамидники» робки и неприметны, они боятся всех: сторожей, крючников, а более всего уголовных высоких рангов — те их презирают и бьют.

Другие обитатели пакгаузов — «оптовые», воры, которые таскают слам возами. От них урон уже серьёзный, на тысячи, и народ там злой и небезопасный. У «оптовых» имеются свои «чёрные извозчики», только не живейные, а ломовые. Наиобычный способ здесь — подкупить караульщика, но иногда ему перепадает и по голове… Верховодят этими ворами «чистяки», прикидывающиеся торговыми агентами. Они слоняются по пакгаузам с образцами ржи и прейскурантами, а сами оценивают товары и присматриваются к сторожам и запорам.

Скучные тихие Пески тоже не везде безопасны. В переулках, окружающих Слоновую улицу, квартирует до трёх десятков «весёлых домов». Двери их с двенадцати часов дня и всю ночь до утра открыты настежь. В глубине подъезда горит зелёная лампа о двенадцати рефлекторах, зазывая любителей дорогого разврата. Во дворе солидного заведения всегда прячется скромный флигелёк безо всяких ламп. Там цены даже выше, чем в главном доме, потому, как занимаются во флигеле всеми видами извращений. Клиенты здесь пропадают редко, но случается и такое…

Дурной славой пользуются в Петербурге обширные, пустынные и безлюдные по ночам плацы гвардейских полков. Царицын луг (Марсово поле) и Преображенский плац (на Песках, между Парадной и Слоновой улицами) небезопасны в тёмное время суток. Но хуже всего так называемые Семенцы — обширная местность между Загородным проспектом и Обводным каналом, вокруг плаца Семёновского полка. Тут вечера не ждут — могут раздеть и средь бела дня! Рядом в Большом Казачьем переулке каждую неделю грабежи, а раз в полгода — убийство. И это уже ничего, уже можно жить; плац потихоньку застраивается со всех сторон, уменьшаясь в размерах, и всё реже здесь кричат «караул!». А двадцать лет назад даже полиция по ночам обходила эти места, как проклятые.

Что Семенцы! На самом Невском имеются лихие места. Особенно это касается пересечения его с Владимирским проспектом. Мутная гостиница «Москва», ресторан Палкина и скандальный кафешантан «Кристалл-Палас» организуют здесь злачный треугольник, по которому любители острых ощущений каждую ночь совершают свои опасные обходы. Другое дурное место — дом генерала Максимовича на углу Невского и Большой Морской. Огромное здание в самом центре городе целиком (!) занимают публичные дома и номера для свиданий. Здесь их несколько десятков, на любой вкус, включая и самый извращённый. Садизм, педофилия, однополая любовь — всё, что захотите. Именно отсюда начал своё победное шествие по городу хипес. Цены в доме Максимовича тоже очень разнятся, в зависимости от кошелька клиента, и круглый год нет отбою от посетителей.

Не всегда мирно бывает и в тихой Коломне. Трактир «Роза» напротив Литовского замка имеет свою специализацию — он занимается «подставами» по прелюбодеянию со свидетелями, для бракоразводных процессов. Свидетели годами одни и те же: как назло, раз за разом не вовремя входят в номер, но Фемиду это не смущает… Покровская площадь, на пересечении Садовой и Английского проспекта, завела свой Толкучий рынок, ещё более криминальный, чем на Вознесенском проспекте. «Покровские» — известные громилы, объединённые в дисциплинированную шайку — совершают свои вылазки даже в Нарвскую и Московскую заставы.

Здесь же, в Мастерской улице, находится самая большая из десяти греческих кухмистерских Ставриноса, которые, как паутиной, охватили всю столицу. Владелец их, почтенный с виду человек, является одним из главных в Петербурге скупщиков краденого, а его чайные излюблены ворами как места, где всегда можно быстро сбыть «товар».

И наконец, в тихом Упразднённом переулке проживает купец 1-й гильдии Лобов, которого сыскная полиция считает «королём» преступного мира столицы. Считает, но доказать ничего не может. Или не хочет…

Ну-с, теперь пойдём по окраинам. Те, что находятся на левом берегу Невы, частично нами уже описаны. За Обводным каналом полицейская сила кончается, и начинается власть громил. Район от Московской заставы и до Дальней Рогатки управляется гайменниками Горячего поля. На востоке, в Ново-Александровской слободе их уже не боятся, там свой мир. Определяют его Невский и Обуховский казённые заводы, точнее, его пролетарии. Правят здесь, как и в любой рабочей окраине, водка и кулак. Фабричные — самое развращённое сословие в России: количество совершаемых ими преступлений, в пересчёте на тысячу душ, в 19 (!) раз превышает этот показатель в среде крестьянства. Когда Лыков узнал о новом политическом учении, согласно которому правящим классом будущего станет пролетариат — долго смеялся… Этого бы Карла Маркса поставить субботним вечером у обуховской проходной, что бы он тогда написал?

Жизнь в Ново-Александровской слободе почти деревенская, если не считать огромного числа кабаков. Фартовым здесь нечего делать, потому, что нечего украсть — всё, что плохо лежит, и без них мгновенно растаскивается фабричными. По воскресеньям из слободы убегает даже полиция, от греха подальше, и власть переходит в руки пьяной толпы, главные люди в которой — гармонисты. В большие же праздники, как Масленица или Пасха, в слободе обязательно зарежут парочку своих собратьев, причём неведомо за что. Каждую весну в Глухом озере всплывают утопленники, иные с верёвкой на шее, но это никого, включая пристава, не беспокоит…

Между Московской и Нарвской заставами расположена старинная деревня Автово. Здесь главное место проходящих в столице кулачных боёв. Дерутся ещё и в Купчино, и в селе Смоленском, и на Охте; в последнее время вошёл в моду Бородин переулок, что возле Нарвских ворот. Но пока ещё Автово держит марку, и именно здесь определяется лучший в городе боец. Попутно молодые парни приучаются правильно махать кулаками: если заметят фартовые — возьмут в банду.

Нарвская застава — последняя окраина на левом берегу. Её состояние полностью определяется Путиловским заводом и нравы в ней такие же, как в Ново-Александровской слободе. С одни отличием: здесь есть чего украсть. На Петергофской дороге расположено много богатых дач; обслуживающий их люд селится у заставы, торгует, даёт деньги в рост, посещает публичные дома. Поэтому только здесь из всех фабричных окраин уголовные имеют некоторый вес. И ничего, уживаются с буйными любимцами Карла Маркса…

На правом берегу Невы повсюду только нищета. Ни канализации, ни водопровода, ни газового освещения. Строение в большинстве деревянное, с огородами, коровниками и выпасными лугами. Про Охты сказать почти нечего; так же невзрачно живут Пороховые, Кушелевка, Пискарёвка и оба Парголова. Обычная картина: пьянство, пьянство и пьянство… Совершаемые здесь преступления все одинаковы. Сели два приятеля и распили дружно штоф. Потом слово за слово, поссорились, сцепились и один другого зарезал. Наутро убивца спрашивают: «За что хоть ты его?». А он морщит лоб и бубнит: «Не помню, вашебродие, выпимши был».

Здесь тоже есть свои дачи, но победнее, чем на Петергофской дороге, и живут в них только летом. Осенью и весной в дачных местностях небезопасно: пошаливают. «Ломать итальянку» ещё (или уже) нельзя, и беспаспортная сволочь старается незаметно залезть в дом, чтобы временно в нём поселиться. Если невзначай явится хозяин, или прислуга зайдёт по делу — могут и кистенём получить…

В Полюстрове другая напасть — цыгане. Они издавна поселились тут целой колонией и ведут себя нагло. У цыган два излюбленных преступления: конокрадство и торговля наркотикой. Последнее занятие из новых. Морфий или кокаин можно купить в любой аптеке, но по рецепту от доктора и задорого. Чавеллы продадут без рецепта, втрое дешевле и любому желающему, включая даже гимназистов. Поскольку в Своде законов наказания за это не предусмотрено, промысел процветает.

Несколько иначе смотрит Выборгская сторона. Военные медики, учёные артиллеристы, а также славный лейб-гвардии Московский полк задают некоторый, почти бомондный тон. Финляндский вокзал и Литейный мост связали окраину с центром. Фабрики Лесснера, Нобеля, Кёнига, Новый Арсенал, металлический и медно-прокатный заводы, Сампсоньевская и Роченсальмская мануфактуры образуют своеобразный город в городе. Выборгский рабочий имеет больше предложений, чем нарвский или обуховский; ему есть куда перейти. Это делает его независимым, но, к сожалению, и более дерзким. Ещё одно отличие этой местности в том, что здесь сложились регулярные шайки «башибузуков». Это не фартовые, которые занимаются преступным ремеслом, чтобы прокормиться. Хуолигэны имеют дом, ремесло и кусок хлеба, а на улицу выходят из озорства. Проказы у них злые: набить морду случайному прохожему, задрать подол барыне или подраться с соседней улицей. При случае, конечно, и часы отберут, но опять же больше из озорства. Две основные выборгские шайки — «фризовские» и «сампсоньевские» — враждуют между собой уже лет десять; иногда случаются и убийства.