Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин

Закончив рассказ, Мишаркин по-военному вытянул руки по швам и принялся есть глазами начальство. Выдал всё, что знал о товарище — и почувствовал явное облегчение, и даже готов ещё чем услужить. Что за народ эти уголовные? Тьфу!

Лыков поймал вопросительный взгляд Оконора, молча кивнул и арестанта увели.

— Спасибо, Вильям Петрович, много полезного услышал, — честно признался Алексей начальнику отделения, когда они остались одни. — Понятно теперь, где искать. Прошу только спрятать арестанта до конца следствия в таком месте, где общение его с уголовными станет положительно невозможным. До особого распоряжения.

— Не вопрос! Мы так уже делали. Суну его в Военную тюрьму на Компанейской, сам чёрт не сыщет. Дайте мне только письмо от Плеве на имя окружного военного прокурора.

— Сегодя вечером будет у вас. А я, пожалуй, удалюсь. Надо подготовиться.

— Пойдёте в Кекинские дома?

— Пойду. Это след. Спасибо ещё раз!

Вернувшись на службу, Лыков начал готовиться к рискованной экспедиции. Он нашёл свой паспорт, где был записан под собственным именем, но местом прописки значился польский город Петроков. Год назад ему пришлось отправиться, в роли подследственного, в Псковскую тюрьму. По агентурным сведениям, в ней изготовлялись фальшивые банкноты (!). Разумеется, при участии администрации тюрьмы, что делало официальное расследование невозможным. Лыкова внедрили в «цинтовку» с его подлинной биографией. Он там и был сам собой: дворянин «по отцовскому ордену», герой турецкой войны, крепкий малый и притом не дурак. Кстати попался бывший сослуживец по 161-му Александропольскому полку, а ныне известный «скокарь»[24] Иов Господчиков, и удостоверил лыковскую личность. Набив сходу морды трём громилам, державшим в подчинении всю тюрьму, новенький «попал в масть» и был даже избран майданщиком. Через месяц Алексея из «цинтовки» забрали, ещё через месяц без видимых причин поменяли администрацию и перевели в другое узилище двух евреев-гравёров. Так в Псковской тюрьме прекратили фабриковать банковские билеты, а Департамент полиции получил «демона» — легендированного агента, способного внедриться в преступную среду.

Лыков пошёл в оперативный гардероб и оделся там подходяще: полупальто на вате, под ним скромный, но опрятный сюртук, тёмная жилетка, на ногах — щегольские «крюки»[25]. На голове — круглая, с плоским дном, каракулевая барейка. Рассовал по карманам двести рублей разными купюрами и купонами, сзади за пояс засунул верный «бульдог», в сапог поместил нож. Всё, готов! Доложил о своих планах замещавшему Благово надворному советнику Цур-Гозену, оставил у него все три адреса колбасника, которые он собирался навестить, попросил о письме военному прокурору — и исчез, растворился в Петербурге.

Глава 10

Очерк преступного мира Санкт-Петербурга

Как найти в столице двух злодеев?

Холодный, строгий Петербург, набитый чиновниками, гвардейцами и придворной знатью — только одна, парадная видимость города. Он имеет и изнанку, часто неприглядную, а иногда страшную. Лыков хорошо знал дислокацию зла в столице, её гнойники и язвы, занимающие иногда целые кварталы.

Согласно переписи 1881 года, в Петербурге проживает 861 920 человек. Ещё 66 700 человек числятся в трёх пригородных участках: Петергофском, Лесном и Полюстровском. Итого общая численность населения столицы приближается к миллиону.

Полицейская статистика Петербурга удручает. За год в полицию доставляется более 150 000 горожан! То есть, каждый шестой житель. Большую часть из них, разумеется, составляют не аресты, а простые задержания с краткосрочной отсидкой в «клоповнике» (камеры при частях традиционно славятся особо лютыми кровососущими). Но всё равно цифры впечатляют. В полуторамиллионном Париже количество всех арестованных и задержанных не превышает 35 000 человек! Однако наши ужасающие полтораста тысяч не дают ещё полной картины. В них отсутствуют арестованные военнослужащие, а также сидельцы долговой тюрьмы. Между тем, гарнизон столицы, вместе с военно-учебными заведениями, насчитывает 80 000 штыков и сабель. По косвенным сведениям, каждый десятый из служивых в течение года оказывается за решёткой. А с добавкой осуждённых к наказанию мировыми судьями (за мелкие преступления) жертвой Фемиды ежегодно оказывается — страшно выговорить — каждый четвёртый петербуржец.

Никто не знает, сколько среди этой армии нарушителей подлинных, закоренелых злодеев. В алфавитных списках сыскного отделения числится чуть более 50 000 человек, и каждый год эта цифра прирастает. Например, убийств за последние двадцать лет стало больше вдвое, грабежей — втрое. Столичный люд всё меньше боится даже Бога: самоубийства — страшный грех! — стали случаться вчетверо чаще.

«География зла» в Петербурге имеет свои чётко очерченные оазисы. В полицейском отношении город разделён на 12 частей, 38 участков и 93 околотка. Части объединяются в три отдела, каждый под командой полицмейстера; последние подчиняются непосредственно градоначальнику. Все они очень разные: от аристократических Адмиралтейской и Литейной до плебейской Спасской части, в которой в одной совершается треть (!) столичных преступлений.

Самое жуткое место в городе находится именно здесь — это печально известный «Малинник». Так называется обычный на вид трёхэтажный, жёлтого окраса дом на Сенной площади позади гауптвахты. Находясь между Конным и Спасским переулками, дом этот (имеющий почтовый нумер 3) отлично знаком полиции уже не один десяток лет. В первом его этаже помещаются мучной лабаз купца Гусарского, питейное заведение Константинова и мелочная лавка. Весь второй этаж занят трактиром Петровой (кстати, дочерью действительного статского советника), личностью весьма знаменитой среди бродяжно-уголовного мира столицы. Подлинным же хозяином заведения во втором этаже, именуемого, как и весь дом, «Малинником», является Иван Струев, но он здесь никогда не появляется. Дважды высылаемый из Петербурга на трёхлетние сроки за тёмные свои дела, этот старый выжига записался в купцы и обставился посредниками, почему сделался недосягаем для полиции.

Третий этаж здания и дворовые флигели поделены общим счётом на 14 квартир, в каждой из которых помещается свой отдельный публичный дом. Распутные женщины из этих конур относятся к числу наиболее дешёвых в городе. Ниже их стоят только жительницы подвалов Таирова переулка, да совсем пропащие сильфиды Гавани. В Петербурге официально числится 4700 проституток, на самом деле их вдвое больше; многие «нелегалки» живут и работают в районе Сенной площади.

В 1879 году полиция, замученная бесчисленными, совершаемыми в доме № 3 преступлениями, закрыла, наконец, «Малинник». Но не тут-то было! Иван Струев пустил в ход свои связи, и загадочные, но влиятельные силы вновь распахнули двери страшного заведения.

Огромные, тускло освещённые газом залы всегда густо набиты посетителями. Под вечер свободного стула не сыскать, и даже трудно ходить в пьяной и буйной толпе. Хохот, пляски; там поют, здесь дерутся… Честных обывателей в «Малиннике» мало — гуляет в той или другой степени, но преступный элемент. На удивление многочисленны солдаты, худшие, конечно; хороший солдат сюда не пойдёт. Имеются непременно дезертиры из нижних чинов, а так же спившиеся офицеры (был даже один полковник). Ещё чаще попадаются «красные» — воры всех уважаемых специальностей. Эта публика часто бывает при деньгах и потому пользуется особым почётом у прислуги. По углам с утра до вечера, как пауки возле своих сетей, высиживают «блатер-каины» (скупщики краденого) и старосты тряпичных артелей; это персонажи особенные. Украсть любой чувал сможет — ты попробуй продать! Попадаются сыщикам именно те, кто не успел «сбросить» вещь. Механизм быстрой реализации похищенного — самый важный в преступной среде, без него кражи и грабежи бессмысленны и опасны. Те, кто обслуживает винтики столь нужного механизма, влиятельнее «ивана» или «маза» шайки громил.

Громилы, кстати, составляют третий и самый опасный элемент «Малинника». Сидят они обычно группами, о чём-то беседуют и допьяна не напиваются. Им ещё работать! Добавьте к этим перечисленным категориям мелкую шпанку и гулящих женщин (последних, впрочем, в одну половину трактира не пускают), и весь пасьянс налицо.

«Малинник» — одно из немногих мест в столице, где могут убить даже днём, и свидетелей никогда не сыщется. Дюжий мужик на входе, собирающий пятачки, стоит там не для вашей защиты. А двое вышибал, фланирующих по залам, отвернутся, если громилы вдруг примутся вас душить… Обслуга с фартовыми в заведомом сговоре; понадобится, помогут и труп до извозчика дотащить за малую мзду. Обирают, а то и убивают в «Малиннике» только чужих, пришлых, случайно по дурости зашедших. Иногда дерутся насмерть ножами воры, не поделившие слам; это счёты между своими, и концы прячутся ещё проще. Сыщиков здесь, в отличие от соседней «Сухарёвки», не бывает никогда.