Дервиш света - Михаил Иванович Шевердин

— Вы его ищете?!

— Кого? — спросил пан Владислав и огорченно подумал: «Плохой я конспиратор!». — Мы никого не ищем.

— Мир вам! И не нужно искать. Его здесь нет.

— Где же?

— И соблаговолите выслушать скромный совет раба божия… В городе ждут. И потом, сыновья доктора сказали: «Не беспокойтесь о нас… Мы вернемся сами».

Поклонившись, дервиш исчез.

— Ну и озорная публика, — пожал плечами пан Владислав.

Он, конечно, был недоволен, что мальчишки провели его, опытного конспиратора.

Бурно реагировал на новость Алаярбек Даниарбек. Он забегал вокруг своей лошади, седлал ее, подтягивал подпругу.

— Аллах акбар! Что я скажу… ханум! Настоящие безобразники! Нет, я не могу так оставить. И я, хитрец, жертва хитрости! О, они далеко пойдут — одним камнем двух перепелок сшибают. Нет, я не могу так оставить дело.

Крайне обеспокоенный, он взобрался на лошадь и исчез в темной степи.

XX

Смотри же, пройди через мусор жизни, чтобы и соринка не пристала к твоим подошвам!

Рухи

Все очень боялись за Георгия Ивановича: и Мерген, и Алаярбек Даниарбек, и молодые провожатые.

Слабый, больной, он делал отчаянные усилия, чтобы не свалиться с лошади.

Но он и не собирался сдаваться Еще иронизировал над своими юными спутниками в ответ на их сочувствия и заботы.

— Пора вам, юноши… мальчики… а вы по сравнению со мной детишки. Пора вам обтереться, обстрогаться. Вы вступаете в жизнь! Понаберитесь мудрости. Вы же не на прогулку вышли! Знайте: если перед тобой фиал, по-вашему пиала, с отравой, именуемой смертью, выпейте. Выплесните остатки на этот мир и уходите. Бывают безвыходные положения… Но нет… Черт побери, еще рано… Когда, наконец, кончатся эти подъемы и спуски… Всю душу вытрясли…

С Георгием Ивановичем собирались проститься в долине Бешбармак.

Все расположились на привал в зеленой, поросшей в пояс травой долине. У подножия циклопического нагромождения серых песчаниковых скал-башен, сказочной природной каалы — крепости, Геолог пожал руки своим молодым спутникам-провожатым. Дальше Алаярбек Даниарбек и Намаз-Пардабай должны были вести беглеца мимо природного зиндана и громадной каалы в долину горной речки со странным названием Калкама.

С жалостью поглядывал проводник Алаярбек на хилого, совсем не похожего на бойца Георгия Ивановича В обычно безмятежных, хитрых карих глазах проводника читались почтение и преданность. На белых валунах сидели молодые провожатые — Алеша, Миша, Шамси. Негромко шумел широкий поток. Струи его вроде говорили — «кал-кама-кал-кама», дул южный, совсем не горячий ветер, зеленые горы упирались в темно-лазоревое небо, вдали по зеленым склонам ползали еле заметными пятнышками козы и бараны. Идиллическая, мирная картина. И что, казалось бы, всем до жандармов и полицейских, рыскающих по долине Зарафшана, до Бухарского эмира и его миргазабов — господ гнева — охранников! Мир, тишина. Хорошо бы полежать на травянистом бережку речки, шуршащей камешками, зачерпнуть ледяной прозрачной воды, преломить взятую с собой ячменную пахучую лепешку, отдохнуть. Никуда не спешить.

Но не такой человек Георгий Иванович. В слабом его теле живет могучий дух. Он первый вскакивает.

— Поехали дальше, — говорит он и… бессильно опускается на камень. Очевидно, последний раз ребята смотрели на Георгия Ивановича. Перебирали в памяти все события, в которых Алеша, Шамси и Миша принимали столь деятельное участие.

Тяжело перенес ночные странствия Георгий Иванович. Бледный сидел он на камне, держась за сердце. Алеша — на то он и сын доктора — дал ему валерьянки. Шамси принес из родника прозрачную, как слеза, холодную воду.

Подошел и поздоровался со всеми местный пастух.

Даниарбек, в меховой шапке, несмотря на жгучее солнце, засунув большие пальцы ладоней за бельбаг, мечтательно обводил своими карими глазами скалы и медлительно повествовал:

— Здесь был арык, а здесь зиндан — подземная тюрьма. Рассказать вам, таксыр Георгий, о закованных, не видящих света до самой смерти? — И он показывал на темный, с запахом гниения провал под скалой. — Давно это было. И от арыка и зиндана осталось вот только что… А пять беков, что владели пятью замками в долине, погибли от тех, кто про себя говорил: «Я бегу на голодный желудок, словно серый поджарый волк!» Ох, боялись богачи и беки людей-волков.

Геолог уже отдохнул и отошел немного. Он слушал Алаярбека Даниарбека и смотрел на пастуха, предложившего им, чтобы попить ключевой водички, свою пиалу, выпиленную из тыквы. Кажется, эта пиала да тыквенная бутыль, да пастуший посох, не считая засаленных лохмотьев, были единственным движимым имуществом чабана.

— Где вы живете? — спросил Георгий Иванович.

— Ийе! — удивился пастух. — Господин разговаривает со мной вежливо и обходительно, как будто я сам владелец бараньего стада. О, коловращение судеб! А мы живем вон… вон там, у подножия горы.

Посохом он ткнул в сторону глинобитной, вросшей в землю хижины.

— Не хотелось бы мне остановиться на ночлег в такой «вилле» в непогоду, — пробормотал Георгий Иванович. — Даже окон нет. — Он зябко повел плечами: — Мы, кажется, еще не в ханстве? Давайте двигаться. Спасибо за отдых, спасибо за айран, сей божественный напиток гор, — пожал руку пастуху Георгий Иванович.

— Каанэ, мархамат! Пожалуйста, прошу! — протянул руку пастух в сторону своего примитивного глинобитного жилья. — Постелем дастархан, преломим хлеб. Вы, таксыр, устали. Путь бегства от тиранов далек.

— Вот тебе и раз! — удивился Георгий Иванович. — Откуда он взял, что мы беглецы?

Пастух показал отличные белые зубы, блеснувшие на его шоколадном лице:

— А по бешбармакской тропе только те ходят, кто от полицейских спасается.

— Иван Петрович сказал мне, что березовые рощи на берегу потока — единственные в Агалыкском хребте. Интересно бы знать, откуда здесь они? Или это реликты геологических эпох?.. Пардабай зовет нас? Да?.. Значит, все в порядке. Пожмем друг другу руки, молодые мои друзья. Вы отличные следопыты! Молодцы! Учитесь же хорошо. Уважайте вашего отца. Он человек большого сердца.

XXI

Он обманщик! Он всегда стремился ко злу.

Сколько людей он погубил, им головы от тела отрывали по приказу этого свирепого деспота.

Амин-и Бухари

Выстрел разорвал тишину гор, и все — а еще никто не успел уехать — вздрогнули. Выстрел оглушительный, отдавшийся многократным эхом в серых скалах, откликнувшихся на него воплем отчаяния.

Уже бежали какие-то люди в синих чалмах горцев. Мерген вскочил в седло. Уже гнал своего коня горящий гневом Шамси, крича:

— Убийство! Хватайте убийцу!

На берегу речки лежал труп. Труп, впервые увиденный мальчишками.

Мертвый человек! И тем более ужасно, что минуту назад он был молодым веселым пастухом.

И вот теперь лежал мертвый. Над ним стоял страшный в своем черном одеянии Георгий Иванович и потрясал кулаками.