Великий санный путь - Кнут Расмуссен

Эяя-эя!

Правы те, что мыслят так!

Эяя-эя!

Правы те!

Эяя-эя!

Я стыжусь! Но того лишь, что матери он не имел

Чистой и беспорочной, как неба свод синий,

Мудрой, не вздорной.

Эяя-эя!

Будут его довоспитывать толки людские теперь.

Этого я заслужила, я - мать, что родила себе

Сына, который утехой не будет на старости мне.

Эяя-эй!

Мне должно стыдиться!

А я лишь завидую тем, когда провожают друзья,

Желая поездки счастливой, когда

Те с пира домой отъезжают.

Эяя-эя!

Я помню: весною

Мы стан свой разбили у "Глаза Косого".

Тепло было, тихо похрустывал тающий снег под ногой.

Похожа тогда я была на ручного оленя, что к людям все жмется.

Но весть об убийстве и бегстве пришла,

Скалою земля подо мной отвердела,

И я на вершине скалы зашаталась.

* * *

Ивовая Ветка рассказал нам, что около Арвилигьюака мы встретим много людей. Чтобы провести с ним побольше времени, я закупил у него большой запас собачьего корма, а именно, целый склад лососины и несколько оленей. Все это находилось на складах около устья реки, впадавшей в залив Пелли. Но, чтобы отыскать мясной склад, надо было сначала разыскать Укушенного Морозом.

5 апреля мы после трогательного прощания продолжали свой путь. Последними словами, прозвучавшими нам вслед, были: "Если бы все могли выступать в путь без злых духов-спутников!"

Уже 8 апреля нашли мы склад лососины и были поражены его богатством. Оказалось, что мы за полкилограмма чаю, полкилограмма сахару, 20 пачек прессованного табака а складной ножик приобрели около сотни крупных морских лососей, общим весом около 300 килограммов. Теперь надо было отыскать беглеца, который укажет нам мясной склад. На следующий день я поехал вместе с нетсиликским эскимосом Анаркаоком, который взялся сопровождать меня на эту захватывающую "охоту за убийцей".

Полдня мы ехали между скалами по долинам и, выбравшись на морской лед, различили вдали две чернеющие точки, - словно две вороны сидели на ледяной глыбе. Мы подъехали поближе и увидели, что это двое людей, которые давно заметили нас. Время от времени они спрыгивали со своего возвышения и бегали взад и вперед в большом возбуждении. Анаркаок вытащил из ножен наши большие ножи для резки снега и воткнул их сверху, между санными тюками, чтобы можно было быстро схватить их в нужную минуту. Я посмеялся над его предосторожностью, но он сказал: "Лучше быть наготове. Укушенный Морозом мужчина, настоящий мужчина, и если он подумает, что мы посланы полицией схватить его, он нападет на нас первый".

Мы быстро повернули по направлению к этим двум людям и, когда проехали с километр, один из них побежал нам навстречу. "Это приемный сын, - сказал мне Анаркаок. - Укушенный Морозом, верно, хочет узнать, чего ему ждать от нас и послал сына для переговоров".

Но мы мчались с такой быстротой, что до переговоров не дошло. Собаки почуяли жилой дух, и их невозможно было остановить. Мы только-только успели подхватить парламентера и швырнуть его к себе на сани, как уже очутились около снежной хижины, где по-прежнему стоял настороже на высокой ледяной глыбе Укушенный Морозом. Едва собаки остановились, я, смеясь, подошел к нему приблизительно с такими же словами, какими приветствовал меня его отец: "Мы только простые люди, не замышляющие ничего дурного". Укушенный морозом ответил тем же приветствием и, видимо, был поражен неофициальностью нашего появления в тех местах, где всего за несколько минут до этого он собирался дать нам бой, защищая свою свободу и жизнь. От радости он громко вскрикнул, и почти одновременно вышла из хижины его жена, присоединяя свои радостные восклицания к нашим.

Не сразу хозяин наш пришел в себя. Некоторое время он тяжело переводил дух от волнения, но после того, как мы побеседовали с ним и он понял, что я обо всем знаю от его родителей, видимо, решил сразу же посвятить меня в подробности дела, из-за которого ему пришлось бежать от людей. Он рассказал мне всю историю без всяких уверток, радуясь, что может дать такое объяснение своему поступку, которое, с точки зрения эскимосской морали, вполне оправдывало его. Затем мы нашли радушный прием в его хижине, где нас накормили олениной, салом и вареной форелью. Собрав все свои запасы собачьего корма, мы поехали к эскимосам арвилигьюармиут в их зимнюю стоянку на льду залива Пелли. Эскимосов этих было 54 человека.

* * *

Арвилигьюак - "Земля больших китов" - так называется весь район залива Пелли. Самое название произошло от прибрежных скал, которые издали имеют сходство с китами, поднявшимися на поверхность. Киты же в эти воды, как мне объяснили, никогда не заходят. Условия для лова, однако, чрезвычайно благоприятны во всем этом районе, и эскимосы арвилигьюармиут с гордостью рассказывали мне, что они вообще не знают ни нужды, ни тяжелых времен, какие переживают эскимосы нетсилингмиут, живущие к западу от перешейка Бутия. Объясняется это тем, что охота и лов идут здесь круглый год, делясь на разные отрасли - охотятся на оленей, на мускусных быков, на тюленей, ловят форель. Если в одной отрасли не повезет, выручает другая.

Земля этих эскимосов лежит совсем в стороне от путей белых людей, поэтому жители с незапамятных времен приучились обходиться тем, что могли добыть сами. Для свежевания зверя и дичи служили им небольшие ножи из желтовато-белых кремней "хавиорарнак". Женщины орудовали своими особыми ножами "уло" [32]. Огонь добывался с помощью кремня - "игнерит", или сернистого колчедана, который находили у моря близ Арфертутсиака, к западу от залива Лорд-Мэра. Высекаемые искры падали на болотный пух или мох, на который было накапано сало, чтобы легче ловить искру. Кремень приходилось привозить издалека, с реки Бакс.

Камень-жировик, из которого выделывались лампы и котелки, эскимосы добывали внутри страны, к югу от Пелли-Бея, неподалеку от большой возвышенности.

Всего ощутительнее был недостаток дерева. Мощный плавучий лед, постоянно заполняющий залив Бутия, мешает лесу-плавнику попадать в фьорд. Приходилось путешествовать за ним на самое побережье Игьюлика к западу от полуострова Аделаида. Но в большинстве случаев здесь умели обходиться и без дерева. Длинные гибкие рукоятки для гарпунов выделывали из оленьих рогов. Их распаривали в горячей воде и надставляли колено за коленом, пока не получалась рукоятка нужной длины. Таким же образом делали здесь шесты для палаток, которые вообще укрепляются лишь одним шестом. Так как и железо и кремень материал редкий, то зубья для гарпунов научились выделывать из крепких берцовых костей медведя.

Когда подходит лето и нет уже нужды в палатках, оленьи палаточные шкуры идут на полозья для саней. Для этого их прежде всего спускают в озеро, дают размякнуть, плотно скатывают в трубки и замораживают, придав им сначала нужную для санных полозьев форму. Употребляют для той же цели шкуры мускусных быков. Для большей прочности в шкуры закатывают мороженую форель или ломти мяса; потом все это плотно смерзается вместе. Весной в оттепель сани, оттаяв, распадаются, и шкуры стравливают собакам, а люди съедают рыбную или мясную начинку. Подполозья для таких саней делаются тоже из торфяной замороженной жижи. Служат такие сани обыкновенно до конца апреля, а когда подходит май, пользуются санями другого рода - из медвежьих шкур или шкур бородатых тюленей. Такие сани с грузом представляют огромную тяжесть, поэтому их крепко перетягивают ремнями. Наружная волосатая сторона шкур чрезвычайно легко скользит по талому мягкому снегу, каким обыкновенно становится снег весной, когда солнце начнет пригревать; поэтому волос не так скоро вытирается; во всяком случае, таких саней хватает на всю весну.

Еще в одном ощущался здесь сильный недостаток, пока не удалось раздобыть железа, - в швейных иголках. Их выделывали из твердых косточек птичьих крыльев. Для шитья одежды из оленьих шкур требовались острые и тонкие иглы, для пришивания подошв к непромокаемой обуви из тюленьих шкур нужны были шила, чтобы прокалывать толстую твердую кожу. Еще требовались прочные нитки, и их искусно скручивали из оленьих жил, которые обладают превосходным качеством: стежки стягиваются, когда сапоги вымокнут.

Вообще надо удивляться уменью этих людей преодолевать все затруднения. Но вот поздней осенью 1829 года вдруг показался в заливе Лорд-Мэра большой корабль и зазимовал неподалеку от стойбища Сарфак. Это была английская полярная экспедиция Джона Росса [33]. Его зимовка в северной области эскимосов арвилигьюармиут имела для этих людей громаднейшее значение, сильно двинув вперед искусство выделки всяких орудий. И до сих пор еще здешние эскимосы находят железо на месте зимовки экспедиции. Месту этому дано было название Киланартут - "Берег радостных ожиданий".

Рассказывают, что судно Джона Росса было замечено в самом начале зимы одним человеком по имени Авдлилугток, который отправлялся на лов тюленей. Завидев что-то вроде скалы посреди маленькой бухты, он стал с любопытством приближаться к ней, чтобы рассмотреть хорошенько, что это такое, до сих пор им здесь невиданное. Но когда он разглядел высокие мачты корабля, то подумал, что это великий дух, и убежал. Весь вечер и всю ночь совещались эскимосы о том, что теперь делать, и утром, опасаясь, что великий дух погубит их, если они не опередят его намерений, отправились, вооруженные гарпунами и луками, чтобы напасть на него. Тут они открыли, что около судна расхаживают люди, и спрятались за ледяным торосом, чтобы понаблюдать и разобраться в том, кто это такие. Белые в свою очередь заметили эскимосов и направились к ним. Эскимосы не замедлили выйти из своей засады, показывая этим, что не боятся. Белые тотчас сложили оружие на лед, и эскимосы сделали то же самое. Произошла дружественная встреча с объятиями и уверениями в приязни, хотя новые друзья и не понимали друг друга. Эскимосы, правда, слыхали рассказы о белых, но в их области это был первый случай появления белого человека. Потом они получили подарки - все, чего никогда не могли добыть своими силами; стали часто видеться с белыми и взапуски служить им проводниками в поездках, помогая ориентироваться в стране, которую сами знали вдоль и поперек.