Великий санный путь - Кнут Расмуссен

Только духи неба знают,

Что нас ждет там, за скалами!

Все же смело направляю

Я собак своих вперед,

Все вперед,

Все вперед!

2. ВДОЛЬ СЕВЕРНОГО ПОБЕРЕЖЬЯ АМЕРИКИ

2.1. К Северо-западному проходу

Арктическая весна манила нас своими обещаниями в то мартовское утро, когда мы прощались с остальными товарищами, отправляясь в великий санный путь. Никогда еще не обменивались товарищи более торжественным рукопожатием!

Веселые напутствия утонули в суматохе выступления, и не успели мы опомниться, как собаки, по-дорожному радостно возбужденные, уже отделили нас от наших старых товарищей полосой великого безмолвия.

Гага и Малышка еще раз помахали на прощанье своим айвиликским друзьям, с которыми им уже не суждено было больше свидеться, и таким образом закончили еще одну главу своей жизни, полную приключений.

* * *

Мне в ближайшие полтора года предстояло посетить все группы эскимосов, обитающих на побережье Полярного моря, то есть, преодолев Северо-западный проход, объехать все северные берега Америки, промышляя охотой пищу себе с товарищами и своим собакам.

Нашей далекой целью на крайнем западе был мыс Восточный (Дежнева), голый сосед Аляски, отделенный от нее Беринговым проливом, за которым начинается Азия.

Первую продолжительную остановку мы наметили себе в Арвилигьюаке, то есть на "Земле больших китов", - таково эскимосское название области залива Пелли, где находятся охотничьи угодья самых восточных нетсиликов.

В дальний путь надо пускаться по возможности в самой тесной компании, поэтому нас было всего трое.

Во-первых, Кавигарссуак Митек, прозванный "Гагой", 22-летний молодой эскимос из Туле. Он не знал страха, был смелым и выносливым охотником, хорошо правил собаками, никогда не щадил себя самого и не боялся брать самые большие грузы.

Во-вторых, Арнарулунгуак - "Малышка", 28 лет от роду. И она была из Туле и, подобно своему двоюродному брату Гаге, отличалась ровным, веселым характером. Теперь ей предстояла длинная санная поездка, требовавшая от нее изо дня в день упорного тяжелого труда наравне с мужчинами и, кроме того, всей чисто женской работы: на ней лежало приготовление пищи и осмотр и починка нашей одежды на каждой вечерней остановке в новой снежной хижине. Но Малышка и то и другое находила в порядке вещей.

Из запасов мы взяли с собой лишь самое необходимое, и во всем снаряжении нашем не было ничего лишнего. На двух длинных шестиметровых санях, типа "Гудзон-Бей", снабженных торфяно-ледяными подполозьями, везли мы груз в 1000 кг, поделенный пополам; в каждые сани впрягалась дюжина собак. Почти две трети груза составлял корм для собак; остальное: чай, кофе, сахар, мука, табак, меновой товар для приобретения разных этнографических достопримечательностей, наконец, одежда, оружие и запас патронов на год.

Капитан Кливленд из Репалс-Бея до конца оставался для нас гостеприимным и услужливым соседом; его молодой помощник Джимми Том проводил нас до Джибсон-Ков, откуда начинался путь через перешеек Рей. Рано утром 20 марта мы распростились с нашим проводником. Дул свежий бриз, и мороз покусывал. С этих пор никто не мог получить от нас вестей, пока мы не доберемся до первой телеграфной станции где-нибудь на Аляске.

* * *

Перешеек Рей, образующий узкую возвышенность между бухтой Репалс к заливом Коммитти, лежит вне путей белых купцов. Открыл его, объехал в первый раз и нанес на карту англичанин Джон Рей в 1864 г.

Санный путь был хорош; повсюду мы встречали твердый, слетка подмерзший снег, но, разумеется, ветер не давал нам покоя, ежедневно мела метелица и свирепый норд, как ножом, резал нос.

Уже 28 марта во время бурана произошла первая встреча с людьми. Мы только что согласились между собой, что выступать не стоит, как мне крикнули в снежную хижину, что впереди видны люди. Никогда не одевался я проворнее. Совершенно верно! Два рослых человека медленно приближались к нашей снежной хижине, но остановились на расстоянии ружейного выстрела; я направился к ним безоружный, чтобы они сразу увидели в нас друзей. Они же, видимо, были вооружены до зубов - с длинными каменными ножами и с тюленьими гарпунами в руках. Их сильно озадачила встреча с белым человеком в здешних краях, и удивление их дошло до столбняка, когда я заговорил с ними на их языке: "Положите ваше оружие! Мы люди мирные и хотим только посетить вашу землю".

На это старший из них ответил: "Мы самые простые люди, от которых не ждите себе ничего худого. Наши снежные хижины находятся немного дальше, и мы, увидав вашу хижину там, где, как нам известно, никто из наших не селился, пошли сюда посмотреть, кто же это. Наше оружие не против тебя; мы здесь всегда с оружием в руках встречаем чужих".

Мы пригласили их в свою снежную хижину, и новые знакомцы наши, сначала очень стеснявшиеся и робевшие, скоро заулыбались и пришли в хорошее настроение. Это были отец и сын. Отца звали Орпингалик - "Тот С Веткой Ивы", а сына Канайок - "Головач". Несмотря на буран, мы порешили немедленно выступить и перенести свою стоянку к их хижинам. Прошло три скверных часа в борьбе со снегом и вьюгой, и мы достигли стоянки Ивовой Ветки на берегу залива Коммитти. Новые знакомые наши были статные, красивые люди, типа, сильно отклонявшегося от обычного эскимосского; высокие, хорошо сложенные, они чертами лица напоминали скорее индейцев. Только широкая улыбка и открытое добродушное выражение лица были характерными, чисто эскимосскими.

В снежных хижинах стоянки проживали следующие члены семьи Ивовой Ветки: его жена Увдлунуак - "Денек" и маленькая дочь Карматсиак "Маленькое Убежище"; взрослый сын Нигтайок - "Полынья", жена его Илуитсок "Цельная" и дочь Тунок - "Оленье Сало"; наконец, упомянутый уже сын Головач и его молодая жена Авилиаюк - "Маленькая Временная Жена".

Мы встретились, как будто были давно знакомы. Нас угостили мороженой лососиной и олениной, и пока мы ели и благодушествовали в тепле в компании женщин, мужчины немедленно принялись складывать для нас просторную снежную хижину.

Ивовая Ветка, почитаемый заклинатель духов и необыкновенно интересный человек, прекрасно знавший старые предания своего племени, отличался не только умственным развитием и живым темпераментом, но и едким юмором. Славился он и как охотник, поэтому понятно то уважение, с каким к нему все относились; он был "большим человеком" среди эскимосов арвилигьюармиут.

Пожитки и припасы свои мы оставили на старой стоянке, и так как погода была отвратительная, то понадобилось несколько дней, чтобы перевезти весь груз сюда, на берег. Пока мои товарищи занимались этим, я имел возможность позаняться с Ивовой Веткой и записать с его слов некоторые сказания, песни и заклинания.

Передать заклинания очень трудно, так как они часто состоят из непереводимых слов или же вся их сила заключается в особых ударениях, слова же нанизаны так, что фраза иной раз ничего не выражает. Все значение заклинаний в их таинственности. Произносят их шепотом, но отчетливо, с ударением на каждом слове, и медленно, с частыми интервалами. Вот заклинание, дающее удачу на оленьей охоте:

Дичь, земная вошь, длинноножка, долгоушка, с жесткой гривой, от меня не убегай! Вот несу я кожу для подошв, вот несу я мох для фитиля, подходи ко мне, не бойся, подходи.

Ивовая Ветка был также неплохим поэтом, с плодовитой фантазией и чувствительной душой. В свободное от работы время он всегда пел и называл песни своими "товарищами по одиночеству". Вот одна из них:

Спеть песню хочу я, пусть мала, но сильна.

Унайя-унайя!

Я с осени самой лежу, не вставая,

Беспомощный, будто младенцем я собственным

стал!

Жену я свою отправляю в чужое жилье,

К тому человеку, что даст ей приют,

Надежный и верный, как зимние льды.

Унайя-унайя!

К защитнику лучшему я отправляю жену.

Ведь сам я бессилен подняться с одра.

Унайя-унайя!

Себя самого узнаешь ты? И что о себе ты знаешь?

На ложе своем распростерт я бессильно,

Во мне только память о прошлом сильна!

Унайя-унайя!

Я спросил его, много ли песен он сложил вообще, и он ответил: "Сколько у меня песен, я не могу тебе сказать. Не считал. Знаю только, что их у меня много и что все во мне обращается в песни. Я пою, как дышу".

Но Ивовая Ветка был не единственным певцом в этих местах. Он познакомил меня с одной из песен своей жены Денька. Был у них еще сын Игсивалитак - "Укушенный Морозом", который года два-три тому назад умертвил в ссоре своего товарища по охоте и теперь скрывался в горах у Пелли-Бея, боясь, что его схватит конная полиция. Печалясь о судьбе сына, мать сложила песню.

Вот эта "Песня Денька":

Эяя-эя!

Отрывок из песни припомнился мне,

Его берегу, как близкого друга.

Эяя-эя!

Стыдиться надобно сына, которого ты

Носила в мешке за спиною,

Стыдиться, узнав, что бежал, отвергнут людьми.