В огонь и в воду - Амеде Ашар

Коклико взглянул на него и продолжал:

— Да, кстати, граф, о Монтестрюках рассказывают одну историю, которую я слышал ещё ребенком. Мне давно хочется спросить вас о некоторых подробностях. Меня всегда интересовало, откуда и вас фамилия Шарполь и девиз «Коли! Руби!», написанный у вас на гербе. Так кричат Монтестрюки в сражениях? Не объясните ли вы нам всего этого? Мне теперь это важно узнать, поскольку я принадлежу к вашей свите.

— Охотно, — ответил Югэ.

Они ехали в это время в тени, между двумя рядами деревьев, до ночлега оставалось две или три мили. Югэ стал рассказывать товарищам историю своего рода.

— Это было в то время, — начал он, — когда добрый король Генрих IY завоевывал себе королевство. За ним всегда следовала кучка славных ребят, которых он ободрял своим примером. Ездили они по горам и долам, счастье королю всегда улыбалось, он был неизменно весел и храбро встречал грозы и бури. Когда кто-нибудь из его товарищей переселялся в вечность, другие занимали его место, и вокруг короля всегда был отряд, готовый кинуться за него в огонь и воду.

— Как бы мне хотелось быть там, — прошептал Коклико.

— Случилось раз, что короля Генриха, бывшего тогда ещё для доброй половины Франции и для Парижа только королем Наваррским, окружил в Гаскони сильный отряд врагов. С ним было очень немного солдат, готовых, правда, до конца исполнить свой долг, но с такими слабыми силами нелегко было пробиться через через неприятельскую линию, охраняемую караулами. Король остановился в лесу, по краю которого протекала глубокая и широкая река, выходы из леса враги перекрыли срубленными деревьями. Враги надеялись уморить его голодом, и в самом деле, отряд уже начал испытывать недостаток продовольствия.

— Генрих бегал как лев, бросаясь то влево, то вправо, вокруг своего лагеря, отыскивая выход. Происходили небольшие стычки, всегда стоившие жизни нескольким роялистам. По всем дорогам стояли сильные караулы, а переправляться через реку, где караул был послабей, нечего было и думать: для переправы необходимы были лодки, а достать их было негде.

— Черт побери! — бормотал король. — Я не знаю, как выйти отсюда, но я все-таки выйду!

Его уверенность поддерживала надежду в солдатах.

Как-то вечером на аванпосту появился человек и заявил, что ему нужно видеть короля. На спине у него была котомка, одет он был в драный балахон, но смелый открытый взгляд говорил к его пользу.

— Кто вы такой? — спросил офицер на аванпосту.

— Я такой, что король захочет меня видеть, когда узнает, зачем я пришел.

— А мне ты не можешь объяснить? Я передам королю слово в слово.

— Извините, капитан, это невозможно.

Офицер подумал, не подослан ли этот человек неприятелем, и не знал, что ответить. Неизвестный стоял смирно, опираясь на палку.

— Дело в том, — нашелся офицер, — что с королем нельзя говорить всякому вот так запросто, как с соседом.

— Ну ладно, я подожду. Но, думаю, поговорив со мной, король Генрих пожалеет, что вы заставили меня потерять время.

У человека этого было такое честное лицо, он так спокойно сел под деревом и вынул из мешка кусок черного хлеба и луковицу, собираясь поужинать, что офицер наконец решился. Кто знает, что у этого человека есть, может быть, что-нибудь полезное для нас.

— Так и быть, пойдем со мной, — сказал он.

Человек поднял брошенную на землю котомку и палку и пошел за офицером, который привел его к капитану гвардии; этот обратился к нему с теми же вопросами и получил на них те же ответы. Незнакомцу надо было говорить с королем, и только с королем!

— Да ведь я все равно что король! — сказал капитан.

— Ну, как бы не так! Вы — капитан, он — король. Значит, не все равно.

Против этого возразить было нечего и капитан пошел доложить королю, который грустно прикидывал про себя, на сколько ещё дней можно отложить неизбежную и отчаянную вылазку.

— Ввести его! — крикнул он. — Может быть, он прислан к нам с известием, что к нам идут на помощь.

Крестьянина ввели. Это был статный молодец, на вид лет тридцати, с гордым взглядом.

— Что тебе нужно? — спросил король. — Говори, я слушаю тебя.

— Я знаю, что вы с вашими солдатами не можете отсюда выбраться… Ну, я и забил себе в голову, что могу вас отсюда вывести, потому что люблю вас.

— И за что же ты меня любишь?

— А за то, что вы сами храбрый солдат, всегда впереди всех под огнем, себя не бережете. Вот мне и сдается, что из вас выйдет славный король, милостивый к бедному народу.

— Недурно сказано! Но каким же способом ты думаешь вывести нас отсюда? Ты понимаешь, вывести надо не меня одного, а весь отряд, иначе я останусь здесь со всеми.

— Вот это по-королевски. Значит, я не ошибся, что пришел сюда со своим предложением.

— Так ты думаешь, что можешь вывести всех нас вместе из этого проклятого леса?

— Да, именно так и думаю.

— Так говори скорей. Каким путем?

— Да просто — рекой.

— Но ведь река так широка и глубока, что через неё нельзя перейти! Ты, любезный, теряешь голову.

— Голова у меня пока исправно держится на плечах… А брод через реку разве годится только для коз или овец, что-ли?

— Значит, ты знаешь брод?

— Если бы не знал, не пришел бы сюда.

Генрих чуть не обнял крестьянина.

— И ты нас проведешь?

— Да, когда прикажете. Но лучше дождаться ночи, чтобы пройти скрытно.

— А разве и на том берегу есть неприятель?

— Да, за лесом, причем, я думаю, в их отряде людей вдвое против вашего.

— Ну, это ничего, пробьемся!

— И я себе говорил то же самое.

— Живо! Снимать лагерь! — крикнул король, но спохватившись, тронул руку проводника.

— А ты не врешь? Ты не для того пришел сюда, чтобы обмануть меня и вывести отряд на засаду?

— А велите сопровождать меня двум верховым с пистолетами в руках и, как только вам покажется, что я соврал, пусть меня застрелят без разговоров! Но если я благополучно переведу вас через через брод, то, я думаю, мне можно будет попросить кое о чем.

— Проси, что хочешь. Весь кошелек высыплю тебе в руки.

— Кошелек лучше оставьте при себе, а мне велите дать коня и шпагу и позвольте сражаться вместе с вами.

— Решено! Останешься при мне.

Как только совсем стемнело, королевский отряд снялся с лагеря и выстроился, а проводник стал в голове и повел отряд через лес. Солдаты потянулись гуськом по узкой извилистой тропинке, которая через чащу вела прямо к реке. Проводник двигался уверенно, ни разу не задумавшись, хотя было темно, как в печке. Когда выходили на поляну, вдали там и сям виднелись неприятельские огни. Они огибали лес со всех сторон. Ветер доносил оттуда песни. Видно было, что там люди сыты, так весело они шумели. В королевском отряде царило глубокое молчание.

Вдруг на опушке открылась река, совсем черная в тени деревьев. Проводник, шедший до сих пор крупными шагами и молча, остановился и стал внимательно смотреть, сказав, чтобы никто не двигался с места.

— Понимаете, — сказал он, — как бы не ошибиться и не завести вас в какую-нибудь яму.

При слабом отблеске на гладкой воде, он увидел в нескольких шагах толстую дуплистую вербу, а рядом с ней другую поменьше с подмытыми корнями.

— Вот если тут, немного в стороне, есть под водой большой плоский камень, то брод как раз тут и есть, — продолжал он.

Он опустил в воду палку, пощупал и нашел камень.

— Отлично! — сказал он. — Теперь можем смело переходить.

И первым вошел в воду. Все пошли за ним следом.

Скоро вода стала выше колен. Смутно обозначился другой берег.

— Сейчас, — продолжал проводник, ощупывая дно палкой, — дойдет до пояса, а немного дальше почти до плеч. Тут самое трудное место, но оно не широко. Вот только оружие надо будет поднять над головой, чтобы не замочить порох. Да и верховые могут взять пеших себе за спину на коней.

— Молодец, ни о чем не забывает! — сказал король.

Как говорил проводник, отряд очутился скоро на самой середине реки, лошадям было уже по грудь. Через несколько шагов вода дошла почти до самых седел, потом дно стало мало-помалу подниматься. Шагов за десять до берега уже было только по щиколотку.

— Слава тебе, Господи! — сказал король, выходя на берег. — Ну ты, брат, молодец!

Ночь подходила к концу. На белеющем горизонте обозначился гребень холмов. Показался бледный отблеск зари.

— Вот самый лучший момент, чтобы напасть врасплох на неприятеля, — сказал проводник, — от усталости и от утреннего холода там все крепко спят.

— А ты откуда это знаешь?

— Да разве я не служил целых шесть лет? Ранение заставило меня бросить ружье.

Королевские солдаты уже строились на берегу, каждый подходил к своему ротному значку.

— Что же, — сказал крестьянин королю, который привстал на стременах, чтоб лучше видеть, — помните, что вы мне обещали?