В огонь и в воду - Амеде Ашар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И ты едешь?
— Париж так и манит меня. У меня просто голова кружится, когда я о нем подумаю. Такой большой город! И Сен-Жермен близко, а немного подальше — Фонтенбло, то-есть двор!
— Значит и отъезд скоро?
— Очень скоро.
Брискетта схватила голову Югэ и долго-долго её целовала. Слез она не могла удержать и они падали ей прямо на губки.
— Если мы с тобой там встретимся когда-нибудь, ты увидишь сам, как я тебя люблю! — сказала она. — Одно хорошее место и есть у меня в сердце, и место это всегда твое.
И вдруг, вырвавшись из его объятий и положив обе руки ему на плечи, она сказала:
— А ты меть повыше!
Отъезд Брискетты оставил большую пустоту в сердце и жизни Югэ. Ни охота, ни беседа с маркизом де Сент-Эллисом не могли заполнить этой пустоты. Фехтование с Агриппой или с Коклико, разъезды без всякой цели с Кадуром также не развлекали его. Его мучило какое-то смутное беспокойство. Париж, о котором говорила Брискетта, беспрестанно приходил ему на ум. Горизонты Тестеры казались ему такими тесными! Молодая кровь кипела в нем и бросалась ему в голову.
Агриппа заметил это прежде всех. Он пошел к графине де Монтестрюк в тот час, когда она бывала обыкновенно в своей молельне.
— Графиня, я пришел поговорить с вами о ребенке, — сказал он. — Вы хотели, заперев его здесь, сделать из него человека. Теперь он — человек, но разве вы намерены вечно держать его при себе, здесь в Тестере?
— Нет! Тестера годится для нас с тобой, ему здесь уже нечего ждать от жизни. Но Югэ носит такое имя, что обязан ещё выше поднять его славу.
— Но не в Арманьяке же он найдет для этого случай… А в Париже, при дворе.
— Ты хочешь, чтоб он уехал так скоро?
— В двадцать два года, граф Гедеон, покойный господин мой, уже бывал в сражениях.
— Правда! Как скоро время идет! Дай же мне срок. Мне казалось, что я уж совсем привыкла к этой мысли, которая так давно не выходит у меня из головы; а теперь, как только разлука стала так близка, мне кажется, что я прежде никогда об этом и не думала.
Однако же у вдовы графа Гедеона был не такой характер, чтобы она вся могла отдаться печали и сожалениям. Несчастье закалило её для борьбы. Она стала пристальнее наблюдать за сыном и скоро убедилась сама, что то, чего ему было довольно до сих пор, теперь уж больше его не удовлетворяет.
— Ты прав, мой старый Агриппа, — сказала она, — час настал!
Как-то вечером она решилась позвать сына. Всего одна свеча освещала молельню, в которой на самом видном месте висел портрет графа Гедеона в военном мундире, в шлеме, в кирасе, с рукой на эфесе шпаги.
— Стань тут, дитя мое, перед этим самым портретом, который на тебя смотрит, и выслушай меня внимательно.
Графиня подумала с минуту и, снова возвысив голос, продолжала:
— Как ты думаешь: с тех пор, как я осталась одна, исполнила ли я, как следовало, мой долг матери?
— Вы! О, Боже!
— Награда моя, мой милый Югэ, в этом самом твоем восклицании и твоем взгляде. Итак, если ты — мое дитя и, следовательно, мой судья, если ты думаешь, что я выполнила свой долг честно — ты должен выслушать меня со всем вниманием.
Она сделала над собой усилие одолеть свое волнение и знаком подозвала сына ближе:
— Прожив под этой крышей долгие годы, пока Господь позволил тебе запастись силой и здоровьем, мы должны теперь расстаться. Для тебя, в твои года, это просто поездка, для меня — почти разлука навеки. Я покоряюсь ей для твоего блага.
— Почему же навеки, матушка? Я не уезжаю ведь из Франции, я снова найду путь в Тестеру.
— Надеюсь, что господь дозволит мне ещё раз встретить тут тебя, но если и суждено иначе, ты все таки-иди своим путем. Я все тебе приготовила. В этом кошельке сто золотых, с которыми ты можешь прожить первое время. У тебя есть конь и шпага, Господь пошлет все остальное. Быть может с его помощью ты снова поднимешь наш дом из развалин. Я сделала тебя человеком, ты сам сделаешь себя главой семейства.
— Ручаюсь вам, что положу на это все силы, все мужество, всю волю, которыми обладаю благодаря вам.
Югэ сел у ног матери, как в годы своего детства. Она взяла его руки, устремила на него глубокий влажный взор и продолжала тихим голосом:
— Не стану давать тебе пустых советов; ты сам знаешь, какая кровь течет в твоих жилах. Один совет, один только, навеянный мне той книгой, которую ты так любил в читать детстве, которая пленяла тебя чудесными рассказами, в которых самые славные, самые благородные примеры обращаются в символы. Помнишь ли ты историю сказочного корабля Арго, на котором храбрые, неустрашимые люди плыли из Греции к далеким берегам за Золотым Руном?
— Еще бы не помнить! Детскими мыслями я следил за смелыми подвигами этих мужественных людей. Ни море, ни расстояние, ни тысячи опасностей, ничто не остановило Аргонавтов и они вернулись победителями, завоевав сокровище.
— Ну, мой милый Югэ, каждый человек, вступающий в жизнь, должен видеть впереди свое Золотое Руно. Имей и ты свое и никогда не теряй его из виду. Пусть будет оно целью твоих усилий. Желанию достичь его отдай все, кроме своей чести. Для одних это Золотое Руно представляется в виде женщины, олицетворяющей для них все прекрасное и доброе на земле и с которой они хотят соединиться на всю свою жизнь. Если и ты ищешь того же, да пошлет тебе Господь такую подругу, которая заслуживала бы тех жертв, которые ты ей принесешь, да будет она хорошего рода, добрая христианка, и чтобы сумела воспитать твоих детей в тех святых принципах, которые воспитаны в тебе с колыбели. Но смотри больше на её сердце, чем на лицо. И если ты найдешь такую, отдайся ей весь и навсегда! Но если мечта твоя стремится не к женщине, избирай высокое и великое, не унижайся до жалкой и презренной наживы. Пусть это будет таким делом, где тебе предстоит побеждать опасности, кровью своей жертвовать славе, королю, родине, вере. Вот в чем будет твое Золотое Руно… Но, будет это женщина или честолюбие, иди всегда прямым путем и оставайся честным, незапятнанным, чтоб заслужить победу.
— Я заслужу её, матушка, я добьюсь её.
— Да услышит тебя Господь!
Она привлекла его к сердцу и долго обнимала.
— Теперь, сын мой, помни также, что бывают и такие несчастья, которые ничем не одолеешь. Храбрость бывает побеждена, терпение истощается, воля ломается; сколько таких, которые вернулись с битвы сломанными, обессиленными! Если на твоем пути встанут неодолимые преграды, вспомни, что есть ещё Тестера! Окрестные поля дают тысячи полторы ливров в год. Это значит — будет крыша и кусок хлеба для старика. Но прежде, чем искать здесь убежища, борись до конца и не бойся начать в двадцатый раз с начала, пока будет хоть капля крови в жилах.
Когда Югэ встал, графиня увидела, по мужественному выражению лица сына, что он понял её.
— Иди теперь, — сказала она, — и готовь все к отъезду. Раз решил, не надо откладывать.
Маркиз Сент-Эллис раньше всех узнал об этом решении.
— Ну, молодец, — сказал он Югэ, — ты выбрал себе хороший путь! Мне сдается, что и я скоро увижусь там с тобой. Я думал было проучить принцессу, но чувствую сам, что сердце дает отбой. если только узнаю, что она в Париже, мы скоро увидимся.
Он побежал к графине спросить, не может ли он быть чем-нибудь полезен Югэ в его предстоящей поездке. Он брался как следует снарядить молодого друга. Графиня остановила его:
— У Югэ не будет ничего лишнего, — сказала она, — у него есть от вас же испанский конь. От герцога де Мирпуа у него есть Тестера. От отца у него есть шпага. Другие начинают жизнь с меньшим. Притом вы же знаете мое мнение о таких вещах. Я не хочу, чтобы двери отпирались для Югэ чужими руками, я хочу, чтобы он отворял их сам, если надо — то и силой. Здесь сформировался молодой человек, а там, в толпе, сформируется настоящий граф де Монтестрюк.
Через несколько дней после этого разговора наступил день отъезда. Графиня встретила сына в той же самой молельне. Глаза у неё были красные, но дух тверд. Она отдала сыну кошелек с вышитым гербом и снятый со своего пальца перстень.
— В кошельке, — сказала она, — сотня золотых, это все, что у меня есть наличными, я откладывала сюда изо дня в день от ежедневных расходов. Этот перстень подарил мне твой отец в день нашей помолвки, когда мне было восемнадцать лет. Теперь я старуха, но с тех пор ни разу его не снимала. Когда ты выберешь женщину, которая будет носить твое имя, надень ей сам этот перстень на палец.
Югэ стоял на коленях и целовал ей руки. Она не отрывала от него глаз.
— Еще не все, — продолжала она. — Вот письмо за черной восковой печатью. Ты отдашь его по адресу, но только в случае крайней опасности. Иначе не отдавай ни в коем случае.
Говоря это, она задыхалась, губы её судорожно тряслись.
— Вы не сказали мне имя того, кому предназначено это письмо, матушка, а на конверте нет адреса.