Стоит ли мне писать? - Void Walker
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стену позади сестры сотрясали все более сильные судороги. Она, вдруг показалась ему такой маленькой рядом с этой брешью, рядом с тем совершенным «ничто», которое из нее «смотрело». Сестра? — «Что она делает на поле боя?»
Рот Кларин затрясся вместе со стеной. Он вдруг понял, что это она смеется. Беззвучно, совершенно беззвучно. Только гул от падающих камней проникал в него, обволакивал. Он почувствовал пульсацию стены. Затрясся вместе с миром, вместе с сестрой, вместе со всеми остальными. Он вдруг понял, что он тоже смеется.
«Еще не сейчас».
Роланд смотрел на сына изумленно и испуганно. Было заметно, что он старается скрыть свои чувства, но у него это плохо получалось. Леди София побелела от этого смеха как полотно. Энн явно с усилием сдерживала гнев. От её жалких потугов Мельхиоту снова захотелось смеяться.
— Так вы ответите нам?
Он с трудом вспомнил её вопрос. Буд то он был задан вчера.
— Рыцарский нобиль? Примерно такой же, как у Деммера, стать маршалом.
— Почему же? Вы кажетесь таким опытным воином.
— Потому что я не собираюсь принимать лейтенантское звание. Потому что я увольняюсь из гвардии.
Он встал, собирая изумленные взгляды, и молча вышел из за стола. Мир качался вокруг него. Он чувствовал себя пьяным. И счастливым.
Весь следующий день, мать была сухой, вежливой и равнодушной. Сестра снова куда-то запропастилась. Отец избегал его. Один раз он прошел мимо сидящего у окна Роланда. Без всякой цели — просто что бы пройти рядом. Тот сделал вид, что его нет. Он смотрел в окно уставшим, смертельно уставшим взглядом. Мельхиоту было больно видеть его таким. И эта боль была такой же отравленной. Но что он мог сделать? — «По другому не могло и быть».
Весь день он просидел у себя в комнате. К вечеру дверь грубо распахнулась. И громко хлопнулась обратно.
— Я хочу с тобой поговорить о вчерашнем. — Кларин вошла очень уверенной, готовой к бою. Такой он не редко видел её раньше.
— Ты хоть сам понимаешь что ты творишь? Тебе наплевать на себя, я это знаю. Но подумай хотя бы о родителях.
Он продолжал лежать, апатично глядя в потолок.
— Я сказал как будет. Мне нечего добавить.
— Как будет? — изумленно усмехнулась Кларин. — Как будет? И как же это будет? Каким ты видишь выход из всего этого?
Перед его взором снова предстала брешь в стене. Чернота за ней. Действительно, что это за выход?
«Куда же я качусь? Что я теперь буду делать?» — на мгновение, почти испуганно подумал он. Словно отходящий от наркоза раненный, завидев на месте рук забинтованные обрубки.
— Это будет конец, ты понимаешь?
«Это уже конец.»
— Ты все испортишь окончательно. Ты отнял последнюю надежду у родителей. Зачем? Чего ради? Своей воспаленной гордости? Сказать тебе, куда её засунуть? Неужели, ты умеешь только разрушать? Тебе обязательно нужно было уничтожить этот маленький отцовский рай? Посмотри на меня!
Взгляд Мельхиота переметнулся на сестру.
— Он заслужил это. Заслужил, как никто другой. Слышишь? Не смей это у него отнимать. Я уже не надеюсь, что ты исправишься. Ты всегда был таким… скотом! — не выдержала Кларин, её губы дрожали. — Но, по крайней мере, постарайся просто жить среди людей. У тебя нет необходимости снова бежать на передовую и размахивать своей проклятой железкой. Все! Все кончилось. Здесь нет врагов, Мельхиот.
— Враги есть всегда.
Она закусила губу в ярости.
— Ты сходишь с ума, брат.
— Ты права, я всегда был таким.
— Не смей разрушать их надежду, я тебя заклинаю. Смири свою гордость. Пусть она станет твоим врагом. Победи её, так же, как побеждал всех остальных.
— Если бы все было так просто, Кларин.
— Слабак! — вскричала она.
«Слабак!» — звенело в его голове. «Слабак! Слабак!»
Кларин открыла занавески. От этого резкого движения он услышал как бьется стекло. Медленно, бесконечно медленно.
В открытое окно пробежал свет. И отвоевал у тьмы себе место, не добежав до лица Мельхиота.
Это всего лишь сон. Это не правда. Это не я.
Ему захотелось кричать. Орать, выть. Реветь, как животное. Он хотел, что бы его рев стал волной. Что бы волна стала приливом. Что бы прилив прокатился над землей. Что бы он сметал все на своем пути. Что бы тогда, ему захотелось смеяться…
«Еще не сейчас».
— Да ты же на взводе. Ты же едва сдерживаешься. Я только сейчас это почувствовала. — пораженно сказала она, глядя в его бесцветные глаза.
— Неужели, тебе нравится так жить, Мельхиот? Неужели, этот монстр, все что осталось от моего брата?
— Это все, что им когда то было.
Она испуганно отступила. Он чувствовал её страх. Он видел в её глазах лицо Гордона, кусками мяса свисающее с черепа.
— Я не верю. Я…
— Твой муженек транжирит деньги родителей?
— Что? — она совершенно растерялась.
— Ты берешь у них деньги каждый месяц. Те деньги, которые я зарабатываю, размахивая этой проклятой железкой. Твой муж их пропивает?
— Как ты… Нет! — возмущенно, вскричала она, окончательно сбитая с толку. На её глаза навернулись слезы. Слезы сильной, уверенной в себе женщины.
— Он проигрывается в карты? Да… Я вижу по твоим глазам, что это так.
— Ты не человек. — прошептала она, напуганная почти до обморока.
— Ты сказала, он дворянин? Зачем имеющему средства дворянину жениться на простой дочери виконта?
В этот момент Мельхиот думал, что действительно оказывает ей услугу. Он просто рассказывал то, что сложилось сейчас в его голове, по множеству признаков, в единую картину: дешевый слуга-прусак; нервные, неуверенные жесты отца, когда он говорил про сетру; обилие поклажи, часть которой вскоре исчезла из гостинной; эти пропадания сестры. Никогда он не видел жизнь Кларин так отчетливо, так ясно.
— Любовь! Ты когда нибудь слышал про такое слово?
— Уходи от него, Кларин. Бери сына, и уходи.
Ему эта проблема казалась ему очевидной. Он хотел сказать, что когда его не станет, кто-то должен будет позаботиться о родителях. И не мог. Слова не шли изо рта.
— Что… Ты? Да ты сумашедший! Ты садист, ты чудовище. Что ты знаешь о людях? Об их отношениях? Об их чувствах? Преданность, любовь? Знаешь ты такие слова? Он преодолеет свой недуг! Я помогу ему.
