Трое из Кайнар-булака - Азад Мавлянович Авликулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тому подвели коня, и он сел в седло с ловкостью чавандоза и погнал его через речку с такой уверенностью, точно всю жизнь в тех местах пас скот. А через час уже, остановившись за околицей, бай послал плешивого и Гуляма разведать, что и как в кишлаке. Те вернулись быстро. Доложили, что красноармейцы спят, как убитые, даже часовой у костра, кажется, дрыхнет вовсю.
— Перебьем, как котят, бай-бобо, — воскликнул Хайиткаль с нескрываемой радостью. — Пусть отправляются в преисподнюю сонными!
— Это подло, — сказал Пулат, — с врагами надо драться в открытом бою.
— В открытом бою, юноша, — снисходительно заметил ему плешивый, — дерутся с равными себе, а не с гяурами. Этих как ни убивай, аллах только доволен будет!
— Все равно этот замысел недостоин воина, — произнес Пулат. Но он, однако, ничего путного не мог предложить взамен и потому замолчал.
— В открытом бою, Пулатджан, — поддержал Хайиткаля Гулям, — нам не только их всех, даже один пулемет не одолеть.
— Время идет, бай-бобо, — напомнил плешивый, — а этот паренек, если не хочет идти с нами, пусть стережет лошадей, здесь тоже люди нужны.
— Хорошо, — согласился бай и предложил сыну: — Останься здесь!..
Красноармейцу, который забылся во сне у костра, не суждено было проснуться. Он поник, сраженный сразу несколькими пулями. Не проснулись и многие из тех, кто спал на супе. А вскочившие с постели не смогли сделать и по одному выстрелу. Только одному удалось было метнуться к пулемету, но и его уложила пуля плешивого. Перепрыгнув через дувал, джигиты стали закалывать раненых, кто-то поднес дымящуюся голевешку к соломенной кровле дома. Она вспыхнула ярким огнем, ввинтив в небо черный столб дыма. Все было закончено в считанные минуты.
Огромный кишлак, раскинувшийся по обе стороны широкого сая, казалось, так и не проснулся, хотя грохот выстрелов, возбужденные голоса басмачей могли разбудить и мертвого. Только громко лаяли собаки да истошно орали петухи, предвещая рассвет.
Хайиткаль и еще несколько молодых бурисайцев, не довольных приходом красноармейцев, попросились в отряд бая. Тот распорядился отдать им красноармейских коней и пулемет, с которым, оказывается, один из них мог обращаться. Часть заготовленного чайрикером зерна и скота бай забрал с собой, чтобы не выслушивать, как в Каратале, чьих-то упреков. На какое-то время, решил он, отряду надо исчезнуть в глуши гор, а затем, неожиданно, как сегодня, совершить новый налет, теперь уже на дашнабадский гарнизон…
Пулат был удручен случившимся. Убийство — иначе он и не расценивал это — красноармейцев по-воровски, из-за угла, никак не вязалось в его представлении с понятиями воинской чести и доблести джигита. Его возмущала и беспечность часового русских. «Из-за одного нерадивого, — думал он, — погибло еще двадцать человек, погибло, как стадо джейранов, попавшее в западню, под меткими пулями мергенов. Не доведи аллах нашему отряду таких сторожей!»
Когда отряд перемахнул за первую гряду адыров, над Гиссаром появилось солнце. Его лучи облили золотом дальние отроги Сангардака и Байсун-тау, где остался родной кишлак бая Кайнар-булак, что в переводе означало — кипящий ключ. Действительно, родник в центре кишлака, большой и круглый, как хауз, казалось, кипел. Один час отдыха у этого ключа снимал усталость за целый день. И когда теперь бай сможет вернуться туда?..
Весть о трагической гибели взвода красных конников в Бурисае уже к полудню дошла до командования полка в Юрчи. А часа через три после этого в кишлак прибыл эскадрон войск ВЧК, приданный кавалерийскому полку, который с необходимыми воинскими почестями похоронил в братской могиле погибших красноармейцев и провел тщательное расследование обстоятельств вероломного нападения. Из бесед с местными жителями выяснилось, что басмачей в кишлак привел некий Хайиткаль, который до этого времени отирался возле красноармейцев, пытаясь оказывать свои услуги. Была установлена и примерная численность банды Сиддык-бая.
В то время, как основное внимание красных частей было направлено на разгром и уничтожение армии Энвер-паши, считалось, что отроги Гиссара и Сангардака, прилегающие к окрестностям Юрчи, более или менее спокойны. Возможно, это мнение и было причиной некоторой беспечности бурисайского гарнизона. Появление же отряда Сиддык-бая и нелепая гибель красноармейцев показали, что спокойствие это было обманчивым.
Дерзкий налет на Бурисай вселил надежды в сердца тех, кто притворялся смирившимся с новой властью. В кишлаках, как было установлено, зашевелились ишаны и муллы, призывая молодежь вступать в отряд «снежного барса», как они сразу же нарекли бая, и тем самым заслужить прощение аллаха. И их деятельность в некотором роде была плодотворной — в горы, в одиночку и небольшими группами, вооруженные чем попало, устремились жаждущие крови. Все это заставляло командование полка принять быстрые и решительные меры. Для разгрома банды был создан кавдивизион, а в близлежащие кишлаки направлены активисты из числа местных жителей, чтобы мобилизовать отряды самообороны. Эти же люди повсюду объявляли волю советской власти — басмачи, пришедшие с повинной, будут прощены.
…Сассык-куль раскинулся на пологих берегах речушки, высохшее русло которой летом превращается в дорогу. Улицы кишлака идут параллельно речке, а дома стоят, точно на террасах. И потому, если смотреть издали, кишлак похож на раскрытый веер, нижняя точка которого — огромная серая гранитная глыба Кояташ, очевидно, когда-то сброшенная природой с соседнего склона прямо на середину речки. В северной части кишлака видна широкая дорога, по которой каждое лето на джайляу отправляются отары местного бая. А еще дальше видны перевал и другая, более высокая цепь гор — паутина хребтов, саев и ущелий. Но название кишлак получил от небольшого озера, вода которого насыщена сероводородом и потому вонючая. Сассык-куль в переводе вонючее озеро. Оно лежит в восточной части и огорожено забором из бревен арчи, чтобы ненароком туда не забрела какая скотина и не засосало ее в жижу.
Слава Сиддык-бая мчалась впереди него. Когда он в голове колонны въехал в Сассык-куль, глава состоятельных людей кишлака Юсуф-бай и десятка полтора его приближенных встретили бая хлебом-солью.
— Поздравляем вас, о храбрый воин ислама, — напыщенно произнес он, склоняя голову перед курбаши, — с первой, но не с последней, надеюсь, победой, которая вселила радость и в наши сердца. Добро пожаловать, орлы веры мусульманской!
Сиддык-бай
