Восточная миссия (сборник) - Сергей Бортников

Поражение, понесенное в результате Горлицкого прорыва, оказалось очень крупным. За 2 месяца боев войска Юго-Западного фронта оставили значительную территорию, понесли потери, которые, по оценкам немцев, «превышали полмиллиона человек». Так, в дивизиях 8-й армии после отхода за Буг оставалось по 3–4 тысячи активных штыков.

Но и для противника операция отнюдь не стала «триумфальным маршем». Эрих Людендорф, который в 1923 году вместе с Гитлером возглавит нацистский путч в Мюнхене, писал тогда: «Фронтальное отступление русских в Галиции, как бы оно ни было для них чувствительно, не имело решающего значения для войны… К тому же при этих фронтальных боях наши потери оказались немаловажными».

Они и в самом деле были «немаловажными» – одна лишь 11-я армия Макензена (причем по немецким данным) потеряла убитыми, ранеными и пленными 90 тысяч из первоначального состава в 136 тысяч. То есть поредела на две трети… А если добавить потери пяти австрийских и Южной армий, то наверняка выйдет не меньше, чем у русских, которых не удалось даже полностью изгнать с австро-венгерской территории – вся нынешняя Тернопольская область и четверть Львовской оставались занятыми российскими войсками…

Именно во время весенней кампании 1915 года на Юго-Западном фронте были зафиксированы случаи братания солдат противоборствующих армий, о которых сразу же стало известно во всех войсках.

В пасхальные праздники на горе Маковка отказались стрелять друг в друга надднестрянские малороссы и так называемые украинские сечевые стрелки, костяк которых составили студенты, добровольно вышедшие на «тропу войны» с ненавистной Россией. Для чего им, кстати, пришлось за свои деньги приобретать оружие и шить обмундирование…

«Христос воскрес!»

«Воистину воскрес!»

После обмена такими приветствиями солдаты начинали обниматься друг с другом и даже пить на брудершафт.

Однако в тот раз русские офицеры сумели быстро пресечь миролюбивые настроения своих подчиненных, убедив их, что братание – не спонтанный процесс, а спланированная акция, основательно подготовленная специалистами военной разведки противника…

8-я армия генерала Брусилова с боями отходила на Волынь. 11-я Щербачева и 9-я Платона Алексеевича Лечицкого терпели поражение за поражением в Восточной Галиции. Единственным светлым пятном в истории того периода стала лихая атака русских кавалеристов, которую возглавил лично генерал Келлер.

27 апреля 1915 года 90 сотен и эскадронов под его умелым руководством напрочь разгромили противника в районе сел Баламутовка и Ржавенцы[38], взяв в плен свыше 4 тысяч воинов австро-германской группировки.

В этом бою снова отличились удалые ингерманландские гусары и – особенно – бойцы эскадрона Ивана Гавриловича Барбовича: Прыщов, Гордина…

Оба получили очередные награды. Георгиевские кресты. Степан Кузьмич – 3-й степени, а Василий – 2-й.

Оренбургские казаки, в форме которых, на знак особого уважения, щеголял сам начальник дивизии, тоже проявили себя во всей красе. Даже Федулов, казалось, на время позабыл о своем «затмении». Дрался, как лев. Положил десяток врагов и взял в плен немецкого офицера-драгуна. После чего сотник Дутов перед всем строем пообещал ходатайствовать перед начальством о предоставлении Григорию отпуска на 30 суток…

Артиллеристы Веверна отступали совсем в другом направлении.

Сначала до Радымно, затем до Перемышля, где они ненадолго «зацепились» за высоту, с которой ранее обстреливали осажденную крепость, потом, через Восточную Польшу, где в бою на речке Танев погиб подпоручик Тиличеев[39], закрывший грудью своего командира, и дальше – вообще до Бреста…

По лесам-болотам, на давно некормленных лошадях, среди которых вот-вот мог начаться падеж, в конце весны они благополучно выбрались на русскую территорию, где наконец-то перевели дыхание и перевооружились, чтобы до конца 1915-го вести с наступающим противником постоянную позиционную войну с непрекращающимися взаимными обстрелами и обходными маневрами, но все-таки выстоять в этой изнуряющей борьбе.

И в конечном итоге – победить!

Еще до начала глобального наступления противника на Юго-Западном фронте по приказу Николая Иудовича Иванова был сформирован временный 3-й конный корпус, в состав которого вошли Отдельная гвардейская кавалерийская бригада, 10-я кавалерийская и 1-я Донская дивизии. Командовать соединением доверили генерал-лейтенанту Келлеру.

В апреле под натиском неприятеля россияне отошли на территорию Тернопольщины и расположились между городами Чертков и Залещики[40].

Неподалеку, в селе Тлусте[41], стоял еще один конный корпус – под командованием генерал-лейтенанта Гусейна Хана Нахичеванского, состоящий из 12-й кавалерийской дивизии «Второй шашки Империи» генерал-лейтенанта Алексея Максимовича Каледина[42] и туземной конной дивизии[43] под командованием свиты Его Величества генерал-майора великого князя Михаила Александровича.

В конце апреля в район Залещиков, где австрийцы прорвали оборону 33-го армейского корпуса, перебросили также 9-ю кавалерийскую дивизию.

Сергей Жуков, недавно произведенный в хорунжие, и старший урядник Зырянов лежали в засаде на берегу Днестра. На другой стороне реки, занятой войсками 2-й австрийской армии, уже несколько дней было тихо и спокойно. Но, как говорится в таких случаях, тишина обманчива. Разведчики донесли: по ночам противник подтягивает артиллерию, подвозит снаряды, значит, что-то замышляет. Впрочем, всем ясно – что! Очередное наступление!

– И когда же закончится это бегство, ваше благородие? – оторвавшись от бинокля, бросил Семен куда-то в сторону, будто обращаясь не к своему непосредственному командиру, а к кому-то неизвестному, засевшему в ближайших кустах.

– Да, братец, плохи наши дела, – только и пробормотал хорунжий.

– Я и сам вижу, что плохи… Только понять не могу – почему? Вроде и воюем, как надобно, и бьем их, когда сталкиваемся лицом к лицу, а толку все нету… Гонят нас и гонят… Теснят и теснят… Уже и отступать некуда…

– Точно…

– Может, наше командование что-то не учло, что-то не продумало?

– Отставить разговоры! Ну-ка, навостри уши…

Семен затаил дыхание и с очередным порывом ветра услышал доносящиеся справа звуки, напоминающие хруст упавших веток.

Жуков сначала приложил указательный палец к губам, а затем ткнул им в надвигающуюся темень.

Старший урядник все понял: плюхнулся на брюхо и пополз вдоль берега.