Саламанка - Елена Грицак

Жирный суп студента

Голод – неутоленный, мучительный, не забывавшийся даже по прошествии десятилетий – возникал в испанской литературе так же часто, как и в желудках студентов. «Голод и чесотка были вечными спутниками школяров», – отвечал Сервантес на заявления коллег о прелестях университетской жизни.

Прервав над логикой усердный труд,

Студент по улице поплелся.

Едва ль кто беднее рядом нашелся…

Он голод и нужду выносить научился стойко.

Клал полено в изголовье койки.

Ведь двадцать книг ему милее иметь,

Чем красивое платье, лютню или снедь.

Джефри Чосер

Испанский писатель Матео Алеман в бытность свою студентом много раз закладывал все имущество, но тем не менее желал снова «с яростью отстаивать взгляды товарищей, с надеждой вглядываться вдаль, ожидая курьера с деньгами, быть обязанным всем кондитерам и бакалейщикам города, отдать Дунса Скотта торговцу пирожками, Аристотеля продавцу вина, прятать кольчугу под матрасом, засунув шпагу под кровать, а щит держать на кухне, пользуясь им как крышкой для котелка».

Те, кто не надеялся на помощь спонсоров или родителей, прибегали ко всевозможным способам добывания денег. Они шли в услужение к богатым студентам, жившим в собственных домах и квартирах. Многие перемежали латынь и чтение философских трудов со стиркой, уборкой, приготовлением пищи, а нередко и с уходом за младенцами. «Мне нужно было изучить первую главу элементарного курса, – жаловался герой романа Кеведо, – но я был настолько голоден, что проглотил половину слов».

Улица вблизи университета Саламанки

Некоторые студенты поселялись у служанок постоялых дворов или городских проституток, таким способом приобретая кров и бесплатную пищу.

«Кто этот добрый человек? А! Бедный студент саламанкский! Странно, что он не дожидается за дверью, пока ему вынесут милостыню, а врывается в дом, не рассуждая, беспокоит ли он спящих, или нет. Он просит пристанища на ночь… нужно дать ему два реала на ужин и ночлег, пусть идет себе с богом», – писал Сервантес в «Саламанкской пещере», намекая на особый источник дохода испанских студентов.

В средневековых городах протягивать руку за милостыней имели право только члены цеха нищих. С XVI века профессиональных попрошаек сильно потеснили студенты, которые по вечерам пели под окнами, получая за импровизированные концерты снедь, а нередко и деньги. Интересно, что наибольший успех имели вовсе не те, кто радовал слух хорошим исполнением. Самые удачливые вопили истошным голосом, чаще ночью, чтобы заспанные горожане быстрее кидали хлеб и монеты, стараясь ради избавления от непрошеных гостей. Власти некоторых университетских городов боролись с этим явлением, используя способ, заимствованный у немецких товарищей по несчастью. Достопочтенные жители Аугсбурга могли отдыхать от несносного воя школяров после внесения пожертвований специальному уполномоченному. Полученный от него жетон крепился к стене дома, и певцы, увидев знак, проходили мимо. Хозяева, не пожелавшие оплатить их услуги заранее, как прежде давали милостыню.

Исторический центр города

В XII–XIII веках никакое занятие, кроме преступлений, не считалось зазорным для голодного человека, коим за редким исключением был школяр. Существовали особые наставления и руководства по этому ремеслу. Для того чтобы просить подаяние, не опасаясь стража порядка или, что еще хуже, товарищей, студент получал официальную бумагу – патент и узаконенный статус. Условия, при которых школяр мог считаться нищим, утвердил император Карл V, а затем уточнил и вновь утвердил его сын Филипп II: «Студенты имеют право просить милостыню с разрешения ректора университета, в котором они учатся, а за неимением такового с разрешения духовного судьи епархии, к которой относится упомянутый университет». Обладатель патента мог наравне с другими бедняками получить «жирный суп» (исп. sopa boba), который монахи каждый вечер выносили из ворот монастырей, предлагая нищим трапезу после чтения молитвы.

Если представить испанский преступный мир в виде лестницы, попрошайки располагались на самой низшей ее ступени. Будучи наименее опасными представителями криминала, они к тому же относились к его юридически регламентированной части. Приходские священники выдавали патент каждому, кто не мог работать, отказывая тому, кто трудиться не желал. К первым, помимо больных, калек, стариков, относились несправедливо уволенные со службы и студенты. Вожделенная бумага давала право взывать к милости горожан в радиусе 6 лье от церкви, но пользовались ею далеко не лучшие ученики, ведь самые способные, хорошо зная латынь и владея каллиграфией, могли подработать писцами или переводчиками.

Среди нищих существовала особая категория – слепые, у которых была монополия на пение молитв, охранявших от болезней, травм, непогоды и тому подобных напастей. Только им разрешалось заниматься весьма выгодной продажей газет, как во времена Средневековья и золотого века назывались рукописные листовки, сводки городских новостей и альманахи. Не стоит думать, что нищих всегда и всюду гнали от порога. В старой Испании деятельность слепых певцов и газетных торговцев напрямую связывалась с благочестием горожан. Все они имели собственных клиентов, и те, хоть однажды не увидев у ворот слепца, который мог заболеть либо пострадать в уличной драке, просили у братства замену, «дабы не утратить набожности в отсутствие молитв и газет». Интересно, что деньги, полученные другим из этого дома, тратились на лечение больного невзирая на длительность и серьезность недуга.

Разбойник. Гравюра из книги «Испанцы в собственном изображении», 1843

В Саламанке все нищие, по примеру Мадрида, объединялись в братства и жили в соответствии с уставом, подтверждавшим статус и привилегии, обеспечивавшим помощь в случае временной нетрудоспособности, а также защищавшим истинных бедняков от мнимых. Именно их называли язвой на теле общества; жутковатой массой заполоняя улицы, соборные площади, перекрестки дорог, они хватали за рукава почтенных горожан, дополняя жалобы и мольбы оскорблениями в адрес тех, кто посмел пройти мимо, не бросив монету.

Члены братства нищих на работе

К разряду ложных нищих иногда относили вагантов. Студенты-странники не спеша двигались по дорогам, взывая к людскому милосердию и лишь делая вид, что стремятся к знаниям. На самом деле они были бродягами, а мнимый статус нищего позволял, по словам одного из них, «наедаться до отвала каждый день». Наполнив доверху фляги, бродячие попрошайки проявляли завидное рвение в деле опустошения уединенных виноградников, ловле кур и с еще большим усердием клянчили деньги, неизменно покидая города с полными карманами.

В испанской литературе не раз упоминался «Трактат о защите истинно бедных и борьбе с притворщиками», где утверждалось, что последними является большая часть испанских нищих. Автор этого знаменитого документа в назидание легковерным соотечественникам перечислил все известные трюки, которые применяли упомянутые притворщики. Мнимые калеки умели делать «ампутированные конечности» и «вытекшие глаза», искусно прорисовывали «язвы» и «шрамы», могли придать лицу синюшную бледность, а затем разжалобить прохожего рассказом о скорой смерти. Здесь же содержится занимательный пример того, как все это используется на практике: «…пока мнимый умирающий агонизировал на улице города, его приятели вложили ему в руку свечу и организовали сбор денег на похороны. Когда же проходивший мимо медик наклонился, чтобы пощупать бедняге пульс, тот едва не сбил доктора с ног, вскочив и бросившись наутек…».

Некоторые литераторы, не исключая тех, кто имел отношение к университету Саламанки, описывают средневековых студентов как «пеструю толпу канцелярских развратников, распутников, обманщиков, шутов, певцов, шарлатанов, претендовавших на то, чтобы считаться сливками общества». Признавая долю преувеличения, трудно поспорить с фактом неординарного поведения школяров, причинявших так много неприятностей горожанам. Неприязнь почтенных жителей к студенческой братии часто становилась причиной конфликтов, а те, в свою очередь, переходили в драки и масштабные побоища. Отъявленных бузотеров выявляли, стараясь от них избавиться, сами университетские власти. Многие изгнанники не мирились с «произволом» и уходили в другие города, чтобы продолжить учебу. Особенно сильно горожан раздражали иностранные студенты. «Университетские иностранцы – основные виновники дебошей и пьянства в Латинском квартале», – жаловался французский хронист. В основной своей массе студенты не утруждались занятиями, зарабатывая на хлеб или развлекаясь в период между экзаменами: