Шалва Амонашвили и его друзья в провинции - Борис Черных

Прадеда реабилитировали, но посмертно, и мы даже не знаем, где его могила. Эта первая несправедливость в жизни деда не сломила его, он не озлобился, не затаил обиды ни на людей, ни на Родину.

С семнадцати лет учил детей и учил их не только математике, но и тому, как стать настоящими людьми. Сразу после сообщения о нападении немецких войск он отправляется в военкомат, чтобы записаться добровольцем. Дедушка говорит: «Я как все». Да нет, мой дорогой человек, не так как все. Были и другие, которые пытались спрятаться за чужие спины. Ты мне всегда говорил, что война обнажает человеческие души. Хороших людей делает лучше, а плохие становятся еще хуже, война – это санитар истории.

Я горжусь – мой дед был среди первых. После кратковременной подготовки 5 июля 1941 года он принял крещение в первом бою.

Рассказывая о войне, дед охотно говорит о других. Их поступки кажутся ему достойными внимания, а о себе он говорит так: «А что я? Я простой солдат». О первых месяцах войны дед не любит вспоминать. Было плохо организованное отступление до Харькова, недоумение и растерянность, стыд перед людьми, их оставляли за собой, не сумев защитить. С первых дней войны дедушка показал себя инициативным бойцом, поэтому из Харькова его отправляют в Таллинское военно-пехотное училище, он заканчивает его с отличием. На предложение остаться в училище в качестве преподавателя дедушка ответил отказом, потому что хотел после победы вернуться в школу и учить детей, а во время войны свое место он видел на передовой. После учебы дедушка был назначен командиром лыжного отряда и направлен на Кавказ в сорок шестую армию, двенадцатую дивизию имени Верховного Совета Грузии. Задача отряда состояла в том, чтобы перерезать немцам дорогу на Новороссийск. дедушка смеется, говорит, что был в грузинской дивизии, а в отряде у него было «аж два грузина», но они были смелыми до безрассудства. А вот среди чеченцев и осетин попадались такие, которые стреляли в спину. Дедушка считает: «паршивые овцы», но их было мало, а кавказский народ – замечательный, со своими обычаями. В Осетии, когда они просили воды, им давали вина или водки-араки – давать воду у них не принято, это не гостеприимно, воду бери сам.

Когда начались наступательные бои, настроение у солдат изменилось, дедушка говорит, даже смелости прибавилось. С боями взяли Краснодар и Краснодарский край, но немцы просто так не сдавались.

Дедушка рассказывал, под хутором Урма-1 он пережил самую страшную бомбежку, во время которой погибло очень много людей. В полк перед этим поступило пополнение – молодые, еще не обстрелянные бойцы, и сразу такая бомбежка. Дедушка рассказывал – командир, рискуя жизнью, пробирался по окопам, чтобы проверить, как дела у новобранцев и подбодрить их, а после бомбежки он оказался седым. Я спросила деда: «Ты ведь тоже был командиром, что делал ты?» А дед говорит: «Да тоже самое». Во время бомбежки один солдат с перепуга выскочил из окопа и начал метаться в панике, демаскируя всех, а в небе «рама» – разведывательный самолет – ведет корректировку бомбежки. Этот солдат носится по полю и других ставит под удар. Дедушка говорит, как бы извиняясь: «Пришлось выскочить и сбить его с ног, затащить в окоп, чтобы опомнился». А ведь дед этому солдату жизнь спас, да и другим тоже, только считает – это обычное дело. Но когда дед рассказывает о том – в разведке солдатик спас его, и говорит о нем, как о настоящем герое. С двумя солдатами он отправился по реке Адогум в Колоботский лиман, необходимо было для успешного наступления разведать огневые точки врага. Они выполнили задачу, но на обратном пути их обнаружили и обстреляли. Один солдатик погиб сразу, а второй – грудью закрыл деда, чтобы тот доставил разведанную информацию. Весла уплыли, дедушка, лежа на дне лодки, руками цепляясь за камыши, загнал посудину в заросли, в топь, а затем, когда все стихло, добрался до своих и привез не только разведанные данные, но и тела солдат, чтобы захоронить их.

Каждый год девятого мая дедушка вспоминает своего спасителя.

А под станицей Небержаевской на хуторе Школьном жизнь своему командиру спас уже мой дед. Дело было так: полк наступал, но на высоте у хутора Школьный – немецкий дот, прицельный огонь из которого не давал подняться нашим войскам. Дедушка со своим взводом прорвались и захватили дот. Командир полка направлялся к ним, чтобы объявить им благодарность. Дед выбежал из дота ему навстречу, а тут вражеский снаряд. Дед прикрыл командира собой, командир остался жив, а дед получил сильную контузию и множественные ранения осколками снаряда. Он был без сознания, весь в крови, и в горячке боя решили, что он погиб. Бой продолжался дальше. Когда дедушка пришел в себя, бой гремел далеко, он перетянул себе ногу, чтобы остановить кровь, а потом двое суток полз к своим, периодически теряя сознание. Когда его подобрали и отправили в госпиталь, то у него уже началась гангрена правой ноги и заражение крови. Врачи думали, что дед не выживет, ему хотели отнять ногу, но дед даже в бреду просил сохранить ему ногу, ведь ему был только 21 год. Спас деда такой же молодой хирург. Он дважды делал ему лампасные разрезы выше участка гангрены, чтобы не пустить заразу дальше, а грузинские медицинские сестры самоотверженно ухаживали за ним. Дед лечился в госпитале в Борджоми. Особенно старалась одна, ее звали Цицино. Между ней и дедом возникла взаимная любовь, но брат Цицино был против их брака во время войны, а потом дедушку отправили дальше на долечивание. Следующая их встреча состоялась через много лет в 1992 году, когда дедушка с моим отцом был в Грузии и посетил санаторий в Борджоми, который находится в здании бывшего госпиталя. Там свято хранят память военных лет, есть музей госпиталя. Пока дедушке показывали санаторий, главный врач собрал всех, кто был еще жив из работавших когда-то в госпитале. Среди них была и Цицино. Когда дед узнал, что у него зять грузин, он засмеялся и сказал: «Это судьба». Но это все было потом, после войны.

Дед долго лечился после ранения, но до конца так и не поправился и вернуться на фронт больше не смог. Одна нога у него короче другой, а рана на ноге так и не закрылась, 58 лет он постоянно ходит с палочкой и в повязках. После контузии снизился слух, все тело покрыто шрамами. За бой, в котором дедушка был ранен и за спасение командира он был награжден орденом Великой Отечественной войны II степени, это не единственная его награда. У деда два таких ордена, орден Красного Знамени и много медалей.

После того, как деда признали негодным к военным действиям, он возвращается в школу освобожденной Украины, только вот дети теперь были другие. Не по годам взрослые и серьезные, пережившие оккупацию, видевшие смерть, многие осиротели в этой войне. В пятом классе учились пятнадцати-шестнадцатилетние. Помимо математики дедушка вел военное дело, и дети учились, как будто завтра им идти в бой. За свою работу с детьми в военные годы дед был награжден медалью «За добросовестный труд». Дедушка всегда говорит, что от войны больше всего страдают дети. Война ворует у них детство, отнимает родителей, калечит души. Именно с этим он столкнулся, когда работал директором детского дома № 12, уже здесь, на Дальнем Востоке.