Газета День Литературы # 176 (2011 4) - Газета День Литературы

Когда Россия вступила в войну с Турцией, то какие разгромные статьи писала Блаватская в американские газеты в конце 1876 и в течение всего 1877 года. Она не раз публично выступала не только против турков, но и против таких серьёзных духовных и всемирных противников России, как иезуиты. Она делает великолепный перевод на английский язык тургеневского стихотворения "Виндзорский крокет", и его публикуют сразу в нескольких газетах. Ей не дают покоя нью-йоркские поляки своими антироссийскими выходками.

Появление же в печати пресловутой антирусской папской речи, в которой говорится о том, что "чем скорее будет подавлена схизма, тем лучше", и что "рука Божия может руководить и мечом башибузука", – повергло её в жар и недомогание. Оправившись, она разразилась рядом таких язвительных статей, обличающих папу и его "благословение турецкого оружия", что нью-йоркский нунций счёл благоразумным вступить с ней в переговоры и прислал парламентёра. Но тот, разумеется, не был принят, а следующая статья Елены Петровны ещё расцветилась описанием этого визита "доморощенного" иезуита.

Даже на страницах своих монументальных трудов, написанных для англоязычных читателей, Блаватская продолжает защищать Россию. В "Разо- блачённой Изиде" она пишет:

"Верная своей политике быть чем угодно и для кого угодно, лишь бы в пользу своих интересов. Римская церковь, пока мы пишем эти строчки (1876 г.), благожелательно взирает на зверства в Болгарии и Сербии и, вероятно, маневрирует с Турцией против России… Подобно дряхлому и беззубому бывшему тирану в изгнании, Ватикан рад ухватиться за любой союз, который обещает если и не восстановления его власти, то хоть ослабления своего противника (России)".

Она пребывала в постоянном беспокойстве за исход войны, за воевавших здесь дядю, двоюродного брата и племянника. Несказанно радовали Елену Петровну победы русского оружия, за которыми она пристально следила. Она ещё долго продолжала, как и во всё время войны, присылать деньги на русских раненых, и даже первые выручки, полученные за "Изиду", пошли на ту же цель. Всё, что получала она в то время за статьи в русских газетах, всё шло целиком на Красный Крест и на бараки кавказских раненых.

По своим политическим взглядам, особенно относящимся к теме России, Блаватская, революционерка по своим духовным устремлениям и в ориентации на сакральный Восток, парадоксальным образом была близка к охранительным позициям, в чем-то перекликающимися с воззрениями Константина Леонтьева. Поддерживая право народа на восстание в случае его иноземного угнетения, как в Индии, она совсем иначе смотрела на поднимавших голову нигилистов и народовольцев с их террором и насилием, которого органически не переносила. Блаватская посвятила интереснейшую статью роману Тургенева " Отцы и дети", в которой пророчески утверждала, что созданный писательской силой мысли образ разрушителя Базарова способен в будущем принести России неисчислимые бедствия. Она сотрудничала как автор с известным русским публицистом Катковым, главным редактором одного из наиболее консервативных российских журналов "Русский вестник", охотно печатавшим её книги о путешествиях по Востоку, которые выходили под псевдонимом Радда-Бай. Этими блестящими, написанными отличным литературным языком очерками зачитывалась вся думающая Россия. Книги Блаватской " Из пещер и дебрей Индостана", "На голубых горах. Племена гор" можно было встретить в личных библиотеках Льва Толстого и даже Ленина (!), на неё ссылались Владимир Соловьёв (больше критически) и Николай Лесков (весьма позитивно). Нельзя не сказать и о такой грани её мировоззрения как её своеобразный, пропущенный через призму сакральных восточных представлений, монархизм. Воспринимая царя как помазанника Божия, Блаватская не принимала республиканских форм правления и видела в самой фигуре само- держца персональное претворение Божественной Воли.

Когда ранней весной 1881 года случилось убийство Александра II, она сильно заболела, поражённая и до глубины души потрясённая ужасным происшествием.

Она писала:

"Господи! Что ж это за ужас? Светопреставление, что ли у вас?.. Или Сатана вселился в исчадия земли нашей русской! Или обезумели несчастные русские люди?.. Что ж теперь будет? Чего нам ждать?!.. О, Господи! Атеистка я, по-вашему, буддистка, отщепенка, республиканская гражданка, а горько мне! Горько! Жаль царя-мученика, семью царскую, жаль всю Русь православную!.. Гнушаюсь, презираю, проклинаю этих подлых извергов – социалистов!" "Пусть все смеются надо мной, но я, [теперь] американская гражданка, чувствую к незаслуженной мученической смерти царя-самодержца такую жалость, такую тоску и стыд, что в самом сердце России люди не могут их сильнее чувствовать".

Её журнал "Теософист" вышел в траурной обложке. Сама она лежала больная. Придя в себя, она написала в синнеттовский "Пионер" превосходную статью обо всём, что свершил царь Александр II, и очень была довольна тем, что большинство газет её перепечатали.

Она писала своей сестре: "Я отдала туда всё, что могла вспомнить, и представь себе, они не выбросили ни одного слова и некоторые другие газеты перепечатали это. Но всё равно, первое время, когда я пребывала в скорби, многие спрашивали меня: "Что это значит? Разве вы не американка?" Я так разозлилась, что послала что-то вроде отповеди в "Бомбей газетт":

"Не как русская подданная надела я траур, – написала я им, – а как русская родом! Как единица многомиллионного народа, облагодетельствованная тем кротким и милосердным человеком, по которому вся родина моя оделась в траур. Этим я хочу высказать любовь, уважение и искреннее горе по смерти Царя моих отца и матери, сестёр и братьев моих в России!"

Эта моя отповедь заставила их замолчать… Теперь они знают причину и могут отправляться к дьяволу".

Ей прислали портрет царя в гробу.

"Как посмотрела я на него", – пишет она тётке своей Н.А. Фадеевой, – "верь не верь, должно быть помутилась рассудком. Неудержимое что-то дрогнуло во мне, да так и подтолкнуло руку мою и меня саму: как перекрещусь я русским большим крестом православным, как припаду к руке его, покойника, так даже остолбенела... Это я-то, – старину вспомнила, – рассентиментальничалась. Вот уж не ожидала".

С глубокой болью в сердце отозвалась Блаватская на смерть русского публициста и патриота Каткова. 5 августа 1887 года она писала Н.А. Фадеевой:

"В большом, я милый друг, горе! Эта смерть Каткова просто в туман какой-то привела меня. Думаю, думаю и сама не разберусь... Ну, поди же! Словно с ним хороню всю Россию...

Да, смерть этого великого патриота и смелого защитника многолюбимой мною матушки-России сбила меня с колеи. Обидно!.. Страшно обидно, что вот только проявится из ряду вон русский человек – Скобелев ли, Аксаков, кто другой – так и прихлопывает смерть в самую нужную минуту. Ведь не подыхает же Бисмарк, Баттенберг, болгарские регенты или Солсбери и прочие, нет? А всё наши…

Писала сейчас письмо в редакцию его, надо было! Семь лет ведь работала для [катковских] "Московских ведомостей" и для "Русского вестника"... Хоть, вероятно, и не поверят искренности моей печали, а я писала, что чувствую... Для меня, потерявшей всякую надежду увидеть родную Русь, вся моя любовь к ней, всё горячее желание видеть её торжествующей над врагами, сосредоточивалось и как бы отсвечивалось в передовых статьях Каткова. Кто так напишет, как он писал?.. Кто же теперь, когда и он, и дядя, и Аксаков, и все, все ушли. Кто сумеет разгадать, кто посмеет рассказывать, как они разгадывали и указывали России на козни против неё?.. Пропала Россия!.. Потеряла своего лучшего защитника и путеводителя, своего вождя на поле политики. Да, правда, "закрылось навеки бдительное око патриота", как дракон оберегавшего интересы нации, и лишь теперь поймут, чем Катков был для Царя и отечества. Стало быть был он опасным и попадал метко, когда все иностранные дипломаты и пресса дрожали при его имени, – как теперь дрожат от радости, что избавились. Лафа-де нам теперь будет дурачить Россию...

Счастливые христиане православные, могущие искренно пожелать покойному: "царствие, тебе, небесное, великий патриот!" Я же могу только из глубины души пожелать ему "вечную память" в сердцах всех любящих родину русских…

Ставит эта родина, Россия-матушка, статуи да памятники своим поэтам, музыкантам, авторам. Поставит ли Москва первопрестольная памятники тому, кто, думаю, сделал для России своим могучим словом не менее, чем Минин и Пожарский сделали мечами. Лучше бы вместо театральных эффектов погребения, с венками от Национальной Лиги республиканской Франции, доказала бы Россия, что не зарастёт в сердцах верных сынов её тропа к его могиле. Пусть запомнят наши дипломаты его указания, да на деле докажут, что уроки его не пропали даром, а раскрыли им глаза. Пусть не допускают, чтобы Россия была отдана на посмеяние Европы, благодаря свинопасам – регентам, да Миланам, австрийским холопам. А зарастёт тропа в их памяти, то да будет им стыдно!..