Джереми Полдарк - Уинстон Грэм

Пока он находился внутри, прошел сильный дождь, с запада надвигался еще один, но и он не остудил пыл гуляк, и на улицах по-прежнему кутили десятки человек. Энис заметил, как пару наиболее респектабельных городских торговцев увозят домой в тачках.

Хозяин постоялого двора встретил его новостями о нежданном госте. Дуайт уже и забыл о том, что утром пригласил Фрэнсиса, после их встречи вечером он уже пожалел об этом.

Он поднялся по лестнице, ожидая, что обнаружит гостя разлегшимся в постели, и его раздражение только возросло, когда дверь оказалась запертой. Он нетерпеливо постучал, в надежде, что гость еще не настолько пьян, чтобы не услышать. Ответа не последовало. Что ж, печально, вероятно, его не удастся разбудить и до утра. Возможно, у хозяина нет второго ключа, да даже если и есть, то ключ может быть вставлен в замочную скважину с той стороны.

Дуайт снова изо всех сил заколотил в дверь. Узкий и темный коридор был затянут по углам паутиной, по стенам пошли трещины и пузыри, словно с другой стороны на них кто-то давил.

Человек, страдающий клаустрофобией, съежился бы и поспешил убраться подальше, пока стены не рухнули, поймав в ловушку. На мгновение в одной из самых широких трещин у двери показался жучок, словно его побеспокоил шум. Внезапно Дуайт услышал, как в комнате кто-то двигается, и в замке повернулся ключ.

Он с облегчением поднял щеколду и вошел, удивившись, что кровать пуста и не смята, а Фрэнсис медленно идет обратно к столу, где горят две свечи.

По-прежнему раздраженный, Дуайт неловко рассмеялся.

— Простите за шум. Я думал, вы спите.

Фрэнсис не ответил, а уселся за стол и уставился на два листка бумаги, лежащие перед ним. Гость выглядел не настолько пьяным, как при их предыдущей встрече.

С всё возрастающим любопытством Дуайт отметил чистую сорочку, аккуратно повязанный шейный платок и мертвенно-бледное лицо.

— Хозяин постоялого двора сообщил, что вы пришли, — сказал он. — Я подумал, у вас могли возникнуть трудности. Жизнь в городе бьет ключом.

— Да, — согласился Фрэнсис.

Осознав еще непонятую им какую-то глубокую напряженность, царившую в комнате, Дуайт медленно расстегнул сюртук и отбросил его, колеблясь, мгновение постоял в сорочке, чувствуя себя неуютно. Молчание Фрэнсиса заставило его продолжить разговор.

— Сожалею, что днем так внезапно вас покинул, но как я объяснил, мне пришлось вернуться к другу. Полагаю, вы уже поужинали?

— Что? Да.

— Если пишете письмо, то не буду вас отвлекать.

— Нет.

Наступила тишина. Дуайт посмотрел на него более внимательно.

— В чем дело?

— Вы фаталист, Энис? — Фрэнсис внезапно свел брови вместе в гримасе тревожного отчаяния. Она исказила его застывшее лицо, словно внезапно налетевшая гроза. — Вы верите в то, что мы сами себе хозяева или просто марионетки на ниточках, имеющие лишь иллюзию независимости? Я не уверен.

— Боюсь, я слишком устал для философских бесед. Если у вас есть личные проблемы, может быть, вы зададите вопрос в более понятной форме?

— Только эти, — Фрэнсис нетерпеливо смел в сторону бумаги и вытащил пистолет, спрятанный под ними. — Пять минут назад я пытался застрелиться. Но произошла осечка. С тех пор я спорю с самим собой, должен ли попробовать снова.

По взгляду Фрэнсиса Дуайт понял, что тот не шутит. Он смотрел на Фрэнсиса, пытаясь подобрать слова.

— Вы слегка шокированы, — сказал тот, приставил пистолет к лицу и взвел курок, положив палец на спусковой крючок. — Разумеется, было бы нетактично воспользоваться вашим гостеприимством и вашей комнатой в таких целях, но своей у меня нет, а делать это где-нибудь в темном переулке — совсем уж вульгарно. Прошу меня простить. В любом случае, я еще ничего не сделал, так что на несколько минут вам лучше превратиться в говорливого компаньона вместо молчаливого.

Дуайт уставился на него, сдержав порыв сказать или сделать что-нибудь банальное. Любое неверное движение может оказаться смертельным. Через долгую минуту он заставил себя расслабиться и подойти к тазу с кувшином у окна, так что оказался к Фрэнсису спиной. Энис начал мыть руки и обнаружил, что те слегка дрожат. Он чувствовал на себе пристальный взгляд Фрэнсиса.

— Я вас не понимаю, — произнес он, наконец. — Не понимаю, зачем вам убивать себя, а если вы так решили, то зачем для этого отправляться за двадцать пять миль, в незнакомый город.

Послышался шорох бумаг, которые складывал Фрэнсис.

— Покойный перед смертью вел себя нерационально. Так? Но кто ведет себя рационально, даже если желает жить дальше? Если бы наш мозг мог всегда думать разумно... Но он не может. У нас есть внутренности, любезный Энис, как вы и сами знаете, нервы и кровь, и то, что называют чувствами. У человека могут возникнуть совершенно необъяснимые предрассудки против того, чтобы проливать свою кровь на пороге собственного дома. Для порывов трудно найти общие правила.

— Если это был порыв, надеюсь, что он прошел.

— Вовсе нет. Но теперь здесь вы и можете сообщить мне свое мнение. Что происходит с решимостью, когда вы приставляете к голове дуло и нажимаете на спусковой крючок, а он щелкает, и ничего не происходит? Вы бы сочли издевкой, что непредусмотрительно не купили свежего пороха и не сообразили, что в проклятой корнуольской сырости порох недолго остается сухим? Или приняли бы последнее унижение, увильнув от еще одной попытки?

Дуайт начал вытирать руки.
— Это единственный разумный выход. Но вы так и не ответили на мой вопрос. Почему самоубийство? Если позволите, вы молоды, владеете собственностью, уважаемы, у вас есть жена и сын, вы счастливо избежали серьезных болезней, на вашем горизонте ни облачка...

— Хватит, — оборвал его Фрэнсис. — А то я зарыдаю от счастья.

Дуайт слегка повернулся и краем глаза заметил, что пистолет снова лежит на столе, а рука покоится на нем.
— Что ж, будь я на месте вашего кузена, то видел бы больше причин для подобного. Он потерял единственного ребенка, по всей видимости, завтра его приговорят, в прошлом году потерпело крах дело, в которое он вложил всю душу.

Фрэнсис встал, оттолкнул в сторону стол, издавший скрип, и двинулся через комнату.
— Будь вы прокляты, помолчите...

Дуайт отложил полотенце.
— Не сомневаюсь, что Росс до сих пор сохранил самоуважение. А вы, возможно, его потеряли...

Фрэнсис повернулся к нему. Вблизи на его лице стали заметны следы от высохших струек пота.
— Почему вы это сказали?

Пистолет был уже очень далеко. Дуайт приобрел гораздо большую уверенность в том, что сможет совладать с ситуацией.

— Думаю, что потеря самоуважения всегда предшествует мысли о самоубийстве.

— Вы так думаете, да?

— Да.

Фрэнсис попытался рассмеяться, но этот смех оказался беззвучным и печальным.
— Бывают времена, когда оно может быть единственным способом восстановить самоуважение. Можете вы это понять, или это вне пределов вашего разумения?

— Вообразить такую ситуацию — вполне в рамках моих представлений. Но я не способен представить, почему вы в ней оказались.

— Давайте поглядим на те изящные слова, что вы употребили — молод, владею собственностью, уважаем. Но молод по каким стандартам? И владею собственностью, так вы сказали? Вопрос в том, кто владеет собственностью в эти дни банкротств? Обычно какой-нибудь нувориш-заимодавец со сладким голосом и моральным кодексом морской каракатицы... А уважение? — Фрэнсис произнес последнее слова с яростью. — Уважение с чьей стороны? Мы снова вошли в старые двери и уважаем сами себя, а это тупик. Выпивка облегчает крушение иллюзий, но усугубляет парадокс. Для пули из пистолета не существует завтрашнего утра.

Дуайт пересек комнату и зажег от камина пару свечей. Тени немного рассеялись, и стали видны выцветшие обои и пыльные оленьи рога. Свет был словно пробуждающимся рассудком, продвигающимся к темным уголкам разума.
— Пуля из пистолета — это слишком драматично, — медленно произнес Дуайт.

— Неожиданные решения всегда такими бывают. Вам следовало бы это знать, с вашей-то профессией. Но вы не можете от них отмахнуться, даже если они противоречат вашим понятиям о пристойности.

— О, я и не пытаюсь. Но всё равно предпочитаю более приземленные вещи. Давайте выпьем и всё обсудим. К чему спешить? Вся ночь впереди.

— Боже мой... — Фрэнсис медленно вздохнул и отвернулся. — У меня в горле будто кошки скребут.

С улицы донесся дурацкий смех.

Дуайт подошел к буфету.
— У меня есть бренди. Можем его испробовать.

Он услышал, как Фрэнсис складывает бумаги и засовывает их в карман. Когда Энис обернулся, Фрэнсис снова взял в руку пистолет, но вытаскивал из него пулю. На полпути он замешкался, в его глазах снова мелькнул огонек.

— Выпейте, — быстро сказал Дуайт. — Дешевый джин вас отравит и вызовет нездоровые мысли.