...Встретимся в октябре... (СИ) - Моран Маша

— Настя!.. 

Я обернулась на знакомый голос. 

Дима… Он бежал ко мне, не обращая внимания на жутких пугал. Легко перепрыгивал развалины, не сбавляя скорости. Ветер трепал его волосы, отбрасывая их назад, расшвыривал в стороны полы куртки и облепливал майкой очертания мощной груди. 

Даже во сне я любовалась им. Пыталась взять себя в руки и не смотреть слишком откровенно, но сдалась. На него невозможно было не смотреть. 

Он бежал. Бежал ко мне. Такой сильный и красивый, способный решить все проблемы. Я старалась не улыбаться при его приближении и так отчаянно прижимала к животу книгу, что стало больно. 

— Настя! – Дима добежал до меня, с размаха вжимая меня в себя и укутывая горячими даже во сне объятиями. 

Такой счастливой, как сейчас, я не чувствовала себя никогда. Как же приятно он пах… И был таким теплым. Твердым. Надежным. 

Я прижалась лицом к его груди, так отчетливо ощутимой под тонкой тканью. Каждая мышца его тела сейчас принадлежала мне. Каждая твердая выпуклость и впадинка. Сейчас я могла ни с кем им не делиться. Сейчас он был только моим. 

— На-а-астя… Как же я скучал… 

Я хотела получить любое доказательство его тоски по мне. 

— Как сильно? 

Он отодвинул меня от себя и обхватил ладонями мои щеки. Его горячая кожа напротив моей, нахоложенной ветром, обжигала сладкой болью. 

— Очень… Безумно… 

Его поцелуй был на вкус, как то самое безумие. Там, где губы Димы касались моих, вспыхивали огни.

Я оказалась прижата к шершавым кирпичам. Ощущать его сильные руки на себе было до одури приятно. Я переставала соображать, погружаясь с головой во влажный сочный поцелуй. Дима пожирал мои губы, то кусая их, то зализывая причиненную боль.

В голове шумело, а по телу разливался жар. С трудом, но мне удалось оттолкнуть его.

Дима облизнул покрасневшие губы и вдруг протянул мне красивый маленький букет. Бархатистые раскрывшиеся бутоны роз и невероятной красоты голубые цветы, названия которых я не знала.

— Это извинения… За то, что ты оказалась права. Я снова тебя оставил…

Я вдохнула нежный аромат цветов:

— Этим не отделаешься…

Его глаза лихорадочно блестели, когда он гладил мои щеки:

— Все, что ты захочешь.

Я хотела лишь одного:

— Возвращайся поскорее. Без тебя так плохо…

Здесь, во сне, я могла быть самой собой. И в то же время, могла соврать всем и себе, что происходящее – неправда. Просто фантазия.

Я положила книгу обратно в печь и запустила ладони ему под майку. Мягкое покалывание волосков на его твердом животе казалось почти реальным. По телу прошла дрожь от прикосновения к его горячей гладкой коже. Я помнила все его родинки и шрамы. Могла найти их с закрытыми глазами.

Мой любимый шрам – последний, шершавый и выпуклый, справа от пупка. От него до сих пор вилась тонкая ниточка боли.

Дима тихо застонал и намотал мои волосы на кулак. Оттянул назад голову, заглядывая в мои глаза.

— Тебя кто-то обижает?

Если я скажу, что это его собственная мать, поверит ли он? Я бы не поверила. Слово чужого человека против слова того, кого я знаю всю свою жизнь. Но моя мама и не была похожей на его.

Я покачала головой. Не хочу говорить. Что если он подумает, что я хочу их рассорить? Выбирая между мной и матерью, на чью сторону станет он? Не хочу знать. Я не смогу его лишиться. Без него просто не выдержу. Лучше промолчать…

Я опустила взгляд туда, где под майкой выделялись мои ладони:

— Я по тебе скучаю…

Я опустилась на колени и осторожно задрала его майку. Смуглая кожа манила прикоснуться. Мышцы подрагивали и сокращались. Дима тяжело вздохнул, и я бросила на него неуверенный взгляд. Я что-то делаю неправильно?

Его грудь поднималась и опадала от тяжелого дыхания, а губы смыкались и размыкались, словно он хотел что-то сказать.

Думает остановить меня?

Пока он ничего не сделал, я осторожно провела подушечками пальцев по шраму. Дима застонал, и я тут же убрала руку.

— Больно?

Он протяжно прохрипел:

— Не-е-ет, не останавливайся… Умоляю…

Внутри все затрепетало от его слов. Я поцеловала кожу под шрамом, вдыхая едва ощутимый аромат свежести и осени. Он пах невероятно. Я не удержалась и лизнула чуточку солоноватую кожу. Дима снова застонал и прижал мою голову к животу. Ему нравится… Неужели, мои неумелые ласки ему нравятся?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как могла нежно, я оставила дорожку поцелуев на розоватом шраме. Он цеплялся о губы и пах сладкой тягучей болью. Как горячее вино со специями. Но вино густое, будто кровь. Я дышала его болью, чувствуя, как она придает мне сил справиться со всем, что грядет.

Дима путался пальцами в моих волосах и прижимал к своему животу, прерывисто постанывая. Его голос царапал нервы, заставляя меня дрожать и покрываться испариной.

Я жадно целовала его шрам. Никак не могла насытиться. Оставляла влажные следы на коже, захватывая ее зубами и задевая языком. Волоски царапали мои губы, но это было самое сладкое ощущение, какое я только испытывала.

Внутри все горело от потребности прикоснуться к нему языком везде. Напитаться его болью, одиночеством и тоской.

— На-а-астя… моя… Какая же ты сладкая…

Эхо жутких голосов разнеслось над руинами. Я вздрогнула и оторвалась от Димы. Но он снова прижал меня к себе, словно защищая.

— Пора-а-а… Времени больше не-е-ет…

Я бешено вертела головой, пытаясь понять… Пугала! Монстры с горящими глазами и вышитыми кровавыми нитками ртами, смотрели прямо на нас.

— За тобо-о-ой иду-у-ут… Просыпа-а-айся…

Я знала, что они говорят это не мне, а Диме. Он… в опасности?

Наши взгляды встретились.

Он смотрел на меня с нежностью и тоской.

— Прости… кажется, мне нужно идти…

— Какой же ты дурак! Просыпайся немедленно!

— Еще немного… рядом с тобой…

Он гладил мои щеки и губы, глядя так, как мечтает, наверное, каждая женщина, чтобы на нее смотрел любимый мужчина. Только Дима никогда не должен узнать, что он мой ЛЮБИМЫЙ.

— Ты должен идти, глупый! – Я ударила его в плечо, но он лишь улыбнулся.

— Что ты нашла? – Он кивнул на печь.

Я снова вытащила книгу и прижала к Диминой груди.

— Книга. Забери ее. Ты разберешься. Но прошу: уходи…

Пугала сужали круг. Их глаза горели ослепительно ярко. От ветра их одежда трепетала, и казалось, что они бросаются на нас.

— Просни-и-ись… Будет по-о-оздно…

Я встала на цыпочки и вцепилась в волосы Димы:

— Просыпайся! Немедленно! – Что-то заставило меня вонзить ногти в его грудь. Напротив сердца.

Дима поморщился, и я ощутила его боль. Острые ядовитые стрелы.

В следующую же секунду что-то громко загрохотало, и я проснулась.

Глава 18. Настя

Следующие несколько дней я пыталась убедить себя в том, что это был всего лишь сон.

Каждую минуту я твердила себе, что увиденное – просто проделки моего воображения. Люди не могут встречаться и беседовать во снах! Но и превращаться в кошек они тоже не умеют.

А еще мне не давал покоя вопрос, заданный Димой, когда мы пытались общаться. Он спросил, видела ли я сон? Вдруг, наши разговоры и все то, что происходило только в моем сознании, на самом деле – реально? Что если мы действительно могли видеть одно и то же? Разговаривали, виделись, но думали, что спим.

Я и хотела, чтобы это было правдой, и одновременно боялась даже больше, чем остаться кошкой навсегда. Это был наш единственный способ общаться. Общаться нормально. Я могла делать все, чего мне так хотелось и прикрывать это сновидением. Но если они реальны, то Дима был в опасности!

Те жуткие пугала предупреждали, что ему грозит какая-то беда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Каждый день, рискуя попасться, я выбиралась из своего укрытия и ходила подслушивать телефонные звонки и разговоры Диминых родителей. Я надеялась, что от него будут хоть какие-то новости! Должен же он позвонить домой в случае чего.

Но все услышанные мной разговоры сводились к одному: к поиску подходящей для Димы невесты. Нина Павловна без устали обзванивала своих многочисленных подруг, методично выясняя достоинства и недостатки их дочерей. У нее даже список был!