Я – Товарищ Сталин 2 - Андрей Цуцаев

Мария сделала задумчивый вид:

— Да, я слышала о каких-то итальянских планах. Но, я не знаю. Вдруг они проиграют?

Роммель, стоящий рядом, захохотал:

— Фройляйн, будьте спокойны. Абиссиния не устоит. Их копья против газа и танков Муссолини? Смешно.

Мария замялась:

— А если партизаны? Я слышала, что там много гор, в этой стране?

Роммель кивнул:

— Да, горы — это их преимущество, но не настолько большое, чтобы тягаться с техническим превосходством итальянцев. Итальянцы пусть берут, что хотят, а мы возьмём Массауа.

19 августа Мария гуляла с Кохом по Тиргартену. Липы и каштаны отбрасывали тени, сильная жара уже спала, и прогулка была приятной. Кох, был в штатском, в брюках и белой рубашке, которая делала его моложе, чем армейская форма. Он сказал:

— Хельга, после войны я хочу съездить с тобой в Альпы. А то мы так и сидим в одном Берлине.

Мария кивнула:

— Вернер, а что будет, если вмешается Британия? Или Франция?

Кох ответил:

— Британия и Франция не так сильны, как они любят казаться. Они боятся обострения отношений, боятся войны. Они будут тянуть до последнего, но не вмешаются.

21 августа Сергей, размышлял, как объединить Запад против Германии, Италии и Японии раньше 1941 года. Стены, обитые тёмным деревом, украшали карты и портреты Ленина. На столе лежали шифровки от «Совы», Рябинина, Соколова. Дождь барабанил по окнам, а лампа отбрасывала тени на бумаги, разложенные на столе. Сергей вызвал Вячеслава Молотова, и Климента Ворошилова. Их лица были напряжены, они сидели и ждали, когда Сергей заговорит.

Сергей, шагая по паркету, сказал:

— Товарищи, ситуация сложилась непростая. С одной стороны, Запад боится Гитлера, но при этом они ненавидят нас. Они говорят много об их обеспокоенности Германией, но я не вижу никаких реальных действий против Гитлера. Как заставить их объединиться против оси? Тем более, что наши враги как раз готовятся объединяться.

Молотов, протирая очки, сказал:

— Иосиф Виссарионович, дайте Рузвельту документы из Роттердама по снарядам для Японии. Если они не хотят связываться с японцами, то они могут ввести санкции против Италии. Если один из участников пакта будет ослаблен, это уже результат.

Сергей, глядя на карту Европы, сказал:

— Рузвельт осторожничает, а Конгресс против. Британия играет в свои игры, Иден хочет ослабить Муссолини, но боится нас, боится сближения. Франция защищает свои колонии в Африке и больше ни о чем не думает. Что их напугает?

Ворошилов взял слово:

— Коба. Я считаю, нам надо показать силу, а не ждать каких-то действий Запада. Укрепим Абиссинию, дадим оружие коммунистам Испании. Будем устанавливать коммунистическую власть. Зачем нам этот Запад⁈

Сергей покачал головой:

— Нам надо склонить Запад на свою сторону, а не пугать их. Они и так нас боятся и поэтому отказываются помочь.

Молотов сказал:

— Я думаю, нам надо надавить на британцев. Сказать им, что Италия и Германия претендуют на их колонии. И Абиссиния — это только пробный шар. Мы заверим их, что СССР не собирается устанавливать коммунистические режимы в Африке. Скажем, что наша цель состоит только в ослаблении Италии и недопущение в Африку немцев. Французы слишком трусливо себя ведут, но британцы решительнее, к тому же, если британцы нас послушают, то французы могут последовать их примеру.

Сергей, остановился у карты:

— Ты прав, Вячеслав. Если Британия играет, мы используем их. Дай Идену все данные по их планам на Африку, может он перестанет прикрывать Италию. Но поторопись, время уходит.

Кафе «Ла Луна», с деревянными столами, покрытыми клетчатыми скатертями, и окнами, потемневшими от уличной пыли, гудело голосами рабочих и студентов. Гитарист в углу наигрывал мелодию фламенко, его пальцы мелькали по струнам, а официанты в белых рубашках лавировали меж столов, неся подносы с кофе и хересом. Рябинин, в сером костюме, и в очках с дорогой оправой, пил эспрессо, наблюдая за залом. Его взгляд остановился на молодой женщине, сидевшей у окна.

Кармен Руис, девушка 24-х лет, была эффектной: ее длинные чёрные волосы струились по плечам, как тёмный шёлк, оливковая кожа сияла в свете ламп, а глаза, глубокие, как средиземноморская ночь, искрились умом и тайной. Её алое платье, облегающее фигуру, притягивало взгляды, а тонкие пальцы, сжимавшие бокал вина, двигались с грацией танцовщицы. Она выглядела слишком утончённой для коммунистки, какой ее знали жители города.

Он изучал её движения: как она поправляла прядь волос, как улыбалась официанту, как её взгляд скользил по залу, словно выискивая кого-то. Через полчаса Кармен, заметив его внимание, подошла к его столу, её каблуки цокали по деревянному полу:

— Вас зовут сеньор Лефевр, я правильно понимаю? — Я Кармен Руис, из PCE. Слышала, вы из Франции и можете помочь коммунистам с оружием. Нам нужна помощь против фалангистов.

Рябинин, откинувшись на стуле, холодно ответил:

— Сеньорита, кто вас прислал? И почему вы думаете, что я помогу?

Кармен, сев напротив, улыбнулась, он увидел, как ее глаза горели уверенностью в собственной неотразимости:

— Я дочь рабочего, мой брат погиб в Севилье от рук фаланги. Вы торгуете с республикой, верно?

Рябинин думал: «Слишком красива, слишком уверена. Шпионка? »

— Кармен, я торговец, а не политик. Кстати, вы не расскажете мне почему у вас тут такой раскол среди левых? И кто вы на самом деле?

Кармен наклонилась ближе к нему:

— Раскол — это наша беда. Анархисты CNT, во главе с Дуррути, хотят коммун, а не республику. Социалисты Кабальеро тянут всех к буржуазии, POUM Нина — троцкисты, мечтают о своей революции. Мы разобщены, а фалангисты набираю силу. Франко в Марокко, Мола в Наварре, Санхурхо в Португалии — их силы растут. Убей Франко, Мола встанет на его место.

Я верю в PCE, сеньор, а вы?

Рябинин, глядя на нее, искал ложь в ее глазах:

— Докажите, что вы с PCE. Я не верю словам первого встречного человека.

Кармен улыбнулась:

— Завтра будет митинг на Пласа де Каталунья. Приходите, увидите меня с Диасом. Она повернулась и вышла, оставив записку со своим адресом. Рябини, сжал ее в кулаке. Вечером он отправил шифровку: «Раскол левых усиливается. Кармен Руис — PCE, но подозреваю в ней шпионку. Франко, Мола, Санхурхо — угроза усиливается».

В августе 1935 года Рим бурлил, как котёл перед взрывом. Пьяцца Венеция, окружённая белокаменными дворцами с колоннами и арками, сверкала под полуденным солнцем, её булыжники отражали шаги