Я – Товарищ Сталин 2 - Андрей Цуцаев

висели на стенах, рядом с портретом фельдмаршала Гинденбурга. Манштейн, улыбнулся увидев Марию, он сказал:

— Фройляйн Шварц, я так рад, что вы пришли. Кох только о вас и говорит. Мне иногда кажется, что он влюблен в вас. И познакомившись с вами, я должен с ним согласится, вы действительно интересный человек.

Мария улыбнулась.

— Герр Манштейн, спасибо вам за добрые слова. Для меня честь быть знакомой с такими людьми как Герр Кох и вы.

Манштейн, довольный ее словами, кивнул:

— Фройляйн Шварц, что вы знаете о поставках в Роттердам?

Мария, поправляя серьгу, ответила:

— Герр генерал, я секретарь Круппа. Я слышала о поставках каких-то снарядов для Японии. Это все нужно ради какого-то пакта?

Манштейн, улыбнувшись, ответил:

— Вы проницательны. Пакт с Италией и Японией подпишут в ноябре. Наша страна завоевывает все больше влияния в мире.

Мария спросила:

— А что СССР? Они нам мешают?

Манштейн кивнул:

— Сейчас они препятствуют Италии. Их грузы в Сомалиленде, которые предназначены для Абиссинии, могут создать проблемы. Но Геринг знает, как их остановить. Он поставлен лично фюрером, чтобы курировать этот проект. И он сделает все, чтобы их миссия провалилась.

Мария, после встречи, отправила шифровку: «Кох — полковник, Манштейн доверяет. Рим, 10 августа, пакт в ноябре».

13 августа, поздно вечером, Николай Ежов, умер в камере Лубянки от побоев. Его тело, покрытое синяками и кровоподтёками, лежало на бетонном полу, пропахшем сыростью, кровью и мочой. Лицо, разбитое, с заплывшим глазом, было неузнаваемо, рубашка была разорвана, кровь запеклась на губах.

14 августа, рано утром, Левин доложил Сергею:

— Товарищ Сталин, поздним вечером, Ежов скончался. Я сообщил это товарищу Бокию, но он сказал, что вас не стоит будить. Поэтому, я докладываю вам сейчас. Не скрою, я применял к нему пытки. Побои были тяжёлыми, но он не назвал имён. Крепкий оказался, видимо, он надеялся, что если не признается, то его отпустят. Хитрый, гад!

Сергей нахмурился. Тухачевский, Троцкий, теперь Ежов — смерти множились. Он хотел избежать смертей, но ничего не выходило. Смерть Ежова не внесла никакой ясности. Наоборот, оставались одни вопросы. Погрузившись в свои мысли, он даже забыл, что находится в кабинете не один. Его взгляд упал на стоявшего на вытяжку Левина. Он опомнился и махнул рукой:

— Товарищ Левин, ступайте. Впредь, рассчитывайте свои силы, а то вы так всех подследственных перебьете. Даю вам три дня отдыха, отдохните, придите в себя.

Левин кивнул и отдал честь:

— Так точно, товарищ Сталин! Он вышел, оставив Сергея одного.

16 августа 1935 года в горах Тигре, в 200 километрах от Аддис-Абебы, аббисинская армия отрабатывала минную войну под руководством советских инструкторов. Скалистые склоны, усыпанные акациями, колючим кустарником и редкими эвкалиптами, дышали жаром. Воздух был пропитан запахами сухой травы, пороха и пота, а крики шакалов и далёкий звон колоколов монастыря Дебре-Либанос эхом разносились над долиной. Воины Оромо и Амхара, в льняных туниках, учились закладывать мины ТМ-35, маскируя их под камнями и корнями кустарников. Их лица, обожжённые солнцем, блестели от пота, глаза горели решимостью, но руки дрожали от непривычных действий. Лагерь, окружённый шатрами из козьих шкур, пропах кофе, ладаном и дымом костров, где женщины в белых шалях готовили ынджеру — кислый хлеб из тефа. Дети, босые, бегали между палаток, играя с деревянными мечами, подражая воинам Менелика II.

Иван Соколов, агент «Кобра», в пропылённой гимнастёрке, стоял на скале, наблюдал за их работой.

Михаил Ковалёв, показывал воину Оромо, молодому парню лет 25-ти, по имени Асфа, как маскировать мину:

— Асфа, глубина должна быть 10 сантиметров. Камень уложишь сверху, и еще верху положи траву для маскировки.

В шатре, Соколов и Ковалёв разрабатывали партизанский план. Карта Тигре лежала на столе, рядом с кружками дымящегося кофе. Соколов, чертя тропы карандашом, сказал:

— Михаил, разведка доносит: итальянцы готовят наступление через Адуа в сентябре. Перевалы Дебре-Маркос и Аксум будут использованы нами для отражения атаки. Мы расставим тут мины, здесь устроим засады, а здесь, он показал карандашом: будут снайперы на скалах.

Ковалёв, указывая на карту, сказал:

— Тропы Аваш узкие, танки там увязнут. Поставим 500 мин на перевале, 20 снайперов расположим на высотах.

17 августа Хайле Селассие, в военной форме с орденами, инспектировал укрепления на перевале Дебре-Маркос. Каменные баррикады, укреплённые мешками с песком, возвышались над тропами, где акации отбрасывали тени. Воины рыли окопы, их голоса смешивались с рёвом мулов и звоном кирок.

Позже Селассие встретился с вождём Амхара, Текле, и вождём Оромо, Кебеде, стоявшим с копьём, украшенным бусами. Зал дворца Гынф, с резными стенами и запахом ладана, был торжественно обставлен. Селассие сказал:

— Братья, горные перевалы — это наш щит перед вторжение врагов. СССР дал нам мины и винтовки. Мы с вами остановим итальянцев.

Текле был не так уверен, его лицо было суровым:

— Лев Иуды, разведка видела их лагерь в Эритрее. У них очень много солдат, у них есть танки, самолёты. Наши воины верят в тебя, но у нас нет столько оружия.

Кебеде, сжимая копьё, добавил:

— Мои люди готовы, но Франция закроет порты. Как тогда придут грузы?

Селассие ответил уверенным тоном:

— СССР все доставит через Судан. Ночью, с погонщиками. Англичане не могут контролировать всю территорию.

Вожди кивнули. Им оставалось только верить.

16 августа Мария сидела в ресторане «Horcher» на Вильгельмштрассе. Ей, простому секретарю, с небольшой зарплатой, было уже привычным сидеть в роскошном ресторане со своим другом, Вернером Кохом.

Зал, с хрустальными люстрами, белыми скатертями и позолотой, пах жареным фазаном, трюфелями и рейнским вином. Полковник Вернер Кох, выглядел счастливым. Он улыбался:

— Хельга, ты просто золото. Ты покорила Манштейна. На ближайшем вечере, он хочет представить тебя Гудериану и Роммелю.

Мария сделала удивленный вид и застенчиво улыбнулась:

— Полковник Кох, но почему генерал так доверяет мне?

Кох, сказал, отпивая вино:

— Потому что ты умна, и не болтлива. Он говорит, что ты совсем не похожа на тех женщин, которых он знает.

18 августа на приёме в отеле «Kaiserhof», шикарном здании, с мраморными колоннами Манштейн представил Марию Хайнцу Гудериану, и Эрвину Роммелю.

Гудериан, улыбнувшись, сказал:

— Фройляйн Шварц, мы наслышаны о вас. Герр Манштейн много о вас говорил.

Мария застенчиво улыбнулась:

— Герр Гудериан, я рада знакомству с вами. Мне кажется, что Герр Манштейн слишком меня хвалит. Я не так умна, например, я совсем не разбираюсь в танках.

Гудериан рассмеялся:

— Скоро все