Муля не нервируй… Книга 6 - А. Фонд

плачами и философски развёл руками, мол, такова жизнь ничего не поделаешь. Как-то оно само должно разрулиться.

Мы шли с Фаиной Георгиевной по сонным улочкам Сремской Каменицы и молчали. Я молчал, потому, что зверски устал. А вот Злая Фуфа молчала, потому что чувствовала вину. И предо мной, и перед Изабеллой. И перед Йож Гале.

— Я такой неудобный всем человек, — наконец, нарушила паузу она. — Мне так перед тобой неудобно, Муля. Ты столько сделал для меня, а я…

Если она думала, что я поведусь на эту манипуляцию — то нет. Вместо того, чтобы, как планировалось по сюжету данного крючка, начать её успокаивать и говорить, что, мол, всё бывает и она такая капец великая и поэтому ей всё можно, так вот — я не стал так делать. Вместо этого только печально вздохнул и не ответил.

Фаина Георгиевна по дороге ещё пару раз пыталась вызвать меня на разговор, причём так, как ей хочется, но я отмолчался. Пусть обдумает своё поведение. Иначе из моего желания ей помочь ничего не получится.

— Ты мне даже спокойной ночи не пожелаешь? — сварливо спросила она напоследок, когда мы уже дошли до дверей своих номеров (они были рядом, через две двери).

— Спокойной ночи, — бесстрастным голосом сказал я, вошёл стучать в комнату к товарищу Сидорову, как велел товарищ Иванов.

А на следующее утро Фаина Георгиевна играла. Ах, как она играла. Нанович следил за нею блестящими глазами и периодически хватался за сердце. Да все на съемочной площадке следили, не отрываясь.

И всё было хорошо, пока к нам не подъехал мотоцикл и оттуда не спрыгнул взъерошенный парень. Я узнал в нём Зорана. Увидев меня, он подобрался и ринулся ко мне, свирепо чеканя шаг. И я понял, что дело пахнет керосином.

— Товарищ Бубнов! — звенящим голосом воскликнул он. — Это безобразие!

— Что случилось? — очень мягко ответил я, пытаясь потушить конфликт в зародыше.

Но конфликт тушиться не желал.

— Товарищ Бубнов послушайте! Ваших комсомольцев было десять, а теперь девять! Где ещё один человек? Как нам сцену дальше снимать? — возмущённо воскликнул Зоран.

— Погодите, если их было десять, значит так и есть. Может просто кто-то в туалет ненадолго отошёл или опаздывает? — попытался разрулить я, а у самого аж сердце рухнуло. Это должна была быть Изабелла. Ну, или Лёля. По спискам. И вот что теперь делать?

— И что теперь делать? У меня ж съемка идёт, — опять заголосил Зоран.

— Да нет проблемы, — выдавил улыбку я, — в крайнем случае, кого-то из местных пока взять можно.

— Как это нет? А бюджет? Те деньги, что мы платили местным, пошли на проживание и кормёжку ваших. Вот и получается, что деньги потрачены, а одного человека нет.

— А я говорю — не проблема это, — сказал я, — вы же всё равно их гримируете?

— Ну да…

— Ну так давайте я пока заменю недостающего человека. А потом он подойдёт.

— Ага. И гримировать двух, вместо одного — так никакого грима не напасёшься.

— Тоже мне проблема, — вздохнул я, — если так, то я могу весь день в массовке играть. Мне даже интересно будет попробовать.

Зоран успокоился. На том и порешили.

Мы сели на его мотоциклет и рванули на съемочную площадку номер два, то есть, туда, где снимали массовку.

У нас были нестабильные группы. Состав их менялся в зависимости от съемочных целей. И вот сегодня, к примеру, часть людней из нашей, первой группы, перекинули сюда. Насколько я понял, снимали большую батальную сцену. Точнее второй план. По сюжету солдаты выбегают из леса, устрашающе орут, стреляют из ружей и нападают на мирную деревню. А мирные крестьяне жалостливо погибаюст.

Я спрыгнул с мотоцикла и пошёл гримироваться.

Тут были все наши и даже Рина Зелёная.

Бобана и Мирка крутились тут же. В массовке они не участвовали, а что они здесь делали, я так и не понял. При виде меня Бобана зло фыркнула и отвернулась, а вот Мирка наоборот — заулыбалась и хотела уже подойти, как ей помешали.

— Товарищ Бубнов! — возмущённо воскликнул рябой крестьянин с бельмом на глазу. Он показался мне смутно знакомым. Приглядевшись, я понял, что это Толстиков Денис в гриме. Один из десяти «золотых детишек». Так-то он раньше хоть и участвовал в всех этих безобразиях, но особо активности сам не проявлял. А сейчас прицепился вдруг ко мне:

— Товарищ Бубнов! Ну куда это годится?

— Что случилось?

— Почему нас заставляют ещё и декорации перетаскивать?

— А что с ними не так? — не понял я. — Сильно тяжелые, что ли?

— Это фанера. Но всё не так! — голос Толстикова зазвенел от обиды, — почему это я, интеллигент в третьем поколении должен таскать их?! У меня отец, между прочим, хоть и в Главлите работает, но он кандидат философских наук! А я, его сын, таскаю доски эти!

— И что?

— Но это недопустимо! Неприлично это и унизительно! — от возмущения его голос сорвался. — Мы в эту страну приехали грузчиками поработать?!

— Я тоже таскаю, и делаю всё, что нужно, — равнодушно пожал плечами я, — и у меня отец, между прочим, не какой-то там всего лишь кандидат наук, а доктор наук и академик. И дед — тоже академик. По физколлоидной химии. А тётя Лиза — профессор в Цюрихе. И не какой-то там философии, а ядерной физики.

— И вы таскаете доски? — Толстиков так изумился, что даже умолк.

— Да, как видите.

— Но как же…?

— Поинтересуйтесь у своего отца, как вернётесь домой, какие были мировоззрения у стоиков. И почему так. И берите пример.

Толстиков отстал в задумчивости, а на его место просочилась Алла Мальц.

— Иммануил! — радостно воскликнула она, — посмотрите! Зоран говорил, что у меня лучше всех получается! Правда, Зоран?

Замученный Зоран пробурчал что-то маловразумительное.

Алла изображала крестьянскую тётку. Кстати, такая нехитрая пёстрая одежонка очень ей даже шла. Голову ей повязали большим платком и от этого она была вполне милой. А, может, это грим так ловко наложили. И усиков не было видно. В общем, как бы то ни было, я аж залюбовался нею. А она, видать прочувствовала и сразу стала эдакой томно-кокетливой. Вот уж женщины!

— Вы замечательно играли. Алла, — от души похвалил я, чтобы подбодрить девушку, — у вас прямо талант. Это всем сразу видно.

Алла Мальц просияла, а я добавил:

— Скажу Йоже Гале, пусть вам более значимую роль подыщет.

— И мне! И мне! — к нам подбежали Лапина и Чвакина. — Мы тоже хотим роли!

— Взяли этих старух на главные роли, а я бы лучше сыграла, — фыркнула Лапина.

Я чуть было не сказал,