Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина) - Чак Паланик

Или я должен был позвонить Совету по Жалобам в Министерстве Путей Сообщения. Пряжки ремней безопасности на переднем сидении так ни разу и не прошли испытания перед тем, как их запустили в производство.

Если ты знаешь, куда смотреть, повсюду будут обгоревшие тела.

«Доброе утро», — говорю я.

Он говорит:

— Доброе.

У моего локтя лежит ещё один только-для-моих-глаз важный секретный документ, который Тайлер дал мне, чтобы я распечатал и размножил. Неделю назад Тайлер старательно снимал мерки всех трёх измерений подвала в нашем снятом доме на Пейпер Стрит. Он шестьдесят пять ступней в длину и сорок ступней в ширину. Тайлер думал вслух. Тайлер спросил меня: — Сколько будет шестью семь?

«Сорок два».

— А трижды сорок два?

«Сто двадцать шесть».

Тайлер дал мне лист бумаги, исписанный от руки, какой-то список, и сказал распечатать его и сделать семьдесят две копии.

«Зачем так много?»

— Потому что, — сказал Тайлер, — именно столько ребят смогут спать в подвале, если уложить их на трех-ярусные армейские походные койки.

Я спросил: «а как насчёт их вещей?» Тайлер сказал: — Они не принесут с собой ничего, кроме того, что указано в этом списке, а это всё должно уместиться под матрасом.

Мой шеф нашёл список в копировальном аппарате, счётчик копировального аппарата всё ещё выставлен на семьдесят две копии, в списке написано: «Наличие следующего имущества не гарантирует допуска к тренировкам, но ни один кандидат не будет зачислен, пока он не прибудет, экипированный следующими личными вещами и пятью сотнями долларов на личные похороны».

Кремировать несчастный труп стоит по крайней мере три сотни, рассказал мне Тайлер, и цена постоянно растёт. Тела всех, кто умрёт без хотя бы этой суммы денег, пойдут в класс вскрытия медицинской школы.

Деньги должны всё время находиться в ботинке студента, так что если студента когда-нибудь убьют, его смерть не будет бременем на Проекте «Вывих».

В дополнении, кандидат должен прибыть со следующим: Две чёрные рубашки.

Две пары чёрных брюк.

Одна пара чёрных армейских ботинок.

Две пары черных носков, и две пары однотонного нижнего белья.

Один чёрный осенний плащ.

Это включая то, что надето на кандидате.

Одно белое полотенце.

Один свёрнутый армейский матрас.

Одна белая пластиковая универсальная чашка.

Сидя за столом, с моим шефом, всё ещё стоящим рядом, я беру оригинал списка и говорю ему: «спасибо». Мой шеф возвращается к себе в кабинет, а я возвращаюсь к работе, игре в «солитёр» на своём компьютере.

После работы я отдаю Тайлеру копии, и дни продолжают течь дальше. Я иду на работу.

Я возвращаюсь домой.

Я иду на работу.

Я возвращаюсь домой, и у нас на крыльце стоит парень. Парень стоит перед входной дверью со второй чёрной рубашкой и штанами в коричневой хлопчатобумажной сумке, и оставшиеся три предмета, белое полотенце, свёрнутый армейский матрас и пластиковая чашка лежат возле него на крыльце. Из окна комнаты на втором этаже мы с Тайлером смотрим на парня, и Тайлер говорит мне отослать парня.

— Он слишком молод, — говорит Тайлер.

Парень на крыльце — это господин ангельское личико, которого я пытался уничтожить в ночь, когда Тайлер придумал Проект «Вывих». Даже с его двумя чёрными глазами и короткой белой стрижкой, ты обращаешь внимание, что на его довольно суровом лице нет ни единой морщинки или шрама. Переоденьте его в платье и заставьте улыбаться, и он будет женщиной. Господин ангельское личико стоит носки к дверям, смотрит прямо перед собой в щеплёную фанеру, руки по швам, одетый в чёрные ботинки, чёрную рубашку, пару чёрных брюк.

— Отделайся от него, — говорит мне Тайлер, — он слишком молод.

Я спрашиваю, насколько молодой будет слишком молодым.

Это не важно, — говорит Тайлер, — если кандидат молод, мы говорим ему, что он слишком молод. Если он толстый, он слишком толстый. Если он стар, он слишком стар. Худой, он слишком худой. Белый, он слишком белый. Чёрный, он слишком чёрный.

Таким образом буддийские монастыри проверяли, не уйдёт ли кандидат, на протяжении мегалиона лет, сказал Тайлер. Ты говоришь кандидату, чтобы он уходил, и если его решение настолько твердо, что он ждёт перед входом без еды, крова и ободрения три дня, тогда и только тогда он может войти и начать тренироваться.

И я сказал господину ангелу, что он слишком молод, но пришло время обеда и он всё ещё здесь. После обеда я иду на крыльцо, бью господина ангела веником и вышвыриваю его сумку на улицу. Сверху Тайлер наблюдает, как я луплю пацана веником чуть выше уха, и пацан просто стоит на месте, и затем я буцаю его вещи в канаву и кричу.

«Пошёл вон, — кричу я. — Ты что, не слышал? Ты слишком молод. Тебе никогда с этим не справиться, — кричу я. — Возвращайся назад и через пару лет попробуй снова. Просто уходи. Пошёл вон с моего крыльца».

На следующий день парень всё ещё стоит там, Тайлер выходит на улицу и говорит: — Мне очень жаль.

Тайлер говорит, ему очень жаль, что он сказал парню про тренировки, но парень правда слишком молод и не мог бы он, пожалуйста, уйти.

Хороший полицейский. Плохой полицейский.

Я снова кричу на бедного парня. Затем, через шесть часов, Тайлер выходит и говорит, что ему очень жаль, но нет. Парень должен уйти. Тайлер говорит, что вызовет полицию, если парень не уйдёт.

А парень стоит.

А его вещи всё ещё в канаве. Ветер начинает оттаскивать хлопчатобумажный мешок.

А парень стоит.

На третий день перед входной дверью стоит другой кандидат. Господин ангел всё ещё там, и Тайлер спускается вниз и говорит господину ангелу: — Входи. Подбери с улицы свои вещи и входи.

Новому парню Тайлер говорит, что ему очень жаль, но произошла ошибка. Новый парень слишком стар, чтобы здесь тренироваться, и не мог бы он пожалуйста уйти.

Я ухожу на работу каждый день. Я возвращаюсь домой и каждый день на крыльце перед дверью ждёт один или два парня. Новые ребята не смотрят в глаза. Я закрываю двери и оставляю их на крыльце. Это происходило каждый день на протяжении какого-то времени, и иногда кандидаты уходили, но по преимуществу они продолжали торчать здесь до третьего дня, пока большая часть семидесяти двух коек, которые мы с Тайлером купили и поставили в подвале не были заполнены.

Однажды Тайлер дал мне пятьсот долларов наличными и сказал носить эти деньги в ботинках всё время. Деньги на мои личные похороны. Это ещё одна древняя традиция буддийских монастырей.

Теперь я возвращаюсь домой с работы каждый день, и дом набит незнакомыми людьми, которых принял Тайлер. Все они работают. Весь первый этаж превращён в кухню и мыльную фабрику. Туалет никогда не пустует. Команды ребят исчезают на несколько дней и возвращаются домой с красными резиновыми пакетами, наполненными светлым водянистым жиром.

Однажды ночью Тайлер поднялся наверх, чтобы обнаружить меня прячущимся у себя в комнате и сказал: — Не грузи их. Они все знают, что делать. Это часть Проекта «Вывих». Ни один парень не понимает всего плана, но каждый натренирован выполнять одну простую задачу идеально.

Правило Проекта «Вывих» — ты должен доверять Тайлеру.

А затем Тайлер исчез.

Команды ребят из Проекта «Вывих» целый день перетапливают жир. Я не сплю. Всю ночь напролёт я слышу, как другие команды добавляют щёлок, режут мыло на куски, сушат их в формах из-под пирожных, затем заворачивают каждый кусок в ткань и ставят на них метку «Пейпер Стрит Соуп Кампани». Кажется, что каждый кроме меня знает, что делать, а Тайлер вообще не появляется дома.

Я бросаюсь на стены, напоминая мышь, запертую в этом часовом механизме молчаливых мужчин с энергией тренированных обезьянок, готовящих, работающих и спящих командами. Тянут за рычаги. Жмут на кнопки. Команда космических обезьянок целый день готовит еду, и целый день команды космических обезьянок едят из пластиковых чашек, которые они принесли с собой.

Однажды утром я ухожу на работу и на крыльце перед дверью стоит Большой Боб, одетый в чёрные ботинки, чёрную рубашку и брюки. Я спрашиваю, не видел ли он недавно Тайлера? Это Тайлер послал его?

— Первое правило Проекта «Вывих», — говорит Большой Боб пятки вместе спина струной, — ты не задаёшь вопросов о Проекте «Вывих».

И что, его безмозглая маленькая честь, Тайлер ему поручил? спросил я. Тут есть ребята, работа которых целый день кипятить рис, мыть чашки после еды, или чистить казаны. Целый день. Что, Тайлер пообещал Большому Бобу просветление, если он будет проводить шестнадцать часов в день, заворачивая куски мыла?

Большой Боб не сказал ни слова.

Я ухожу на работу. Я возвращаюсь домой, и Большой Боб всё ещё стоит на крыльце. Я не сплю всю ночь, и на следующее утро Большой Боб работает в саду.

Перед уходом на работу я спрашиваю Большого Боба, кто его впустил? Кто дал ему его задание? Он видел Тайлера? Тайлер был здесь вчера ночью?