Трое - Георгий Иванов Марков

твоими глазами! Правда, хорошо так жить — один в другом!

— Так и должно быть у тех, кто любит. Во всем!

— Они становятся единым целым, правда?

— Да!

— Тогда, прошу тебя, скажи мне, как я выгляжу! Расскажи, какая я? Мне хочется увидеть себя!.. Я тебе нравлюсь в этом платье… голубом! — и она делает характерное, нетерпеливое движение, которое присуще всем женщинам, когда они показывают новое платье: в нем радостное ожидание.

— Ты прекрасна, Летта! И платье тебе идет, потому что волосы у тебя светлые, золотые…

— Светлые! Как звон золота?

— Лицо у тебя милое, нежное, как у русалки…

— Как песня русалки… А ты знаешь, что она околдовывает?

— И тело у тебя стройное, точеное… плечи чуть сжатые как веточки молодой осинки…

— Как шепот осинки! — переводит она на свой язык и сразу же добавляет: — Он приходит волнами, то усиливается, то замирает, то гонит тебя, то зовет, он всегда слышен… Не много ли ты меня хвалишь, милый?

— Я не умею говорить и потому говорю мало. Ты красивее моих снов! Красивее всех девушек!

— И Марты?

— И Марты!

— Ты счастлив, что я красивая? Достаточно ли этого?

— Я счастлив и всегда буду счастлив, Летта. Твоей красоты мне будет достаточно!

— А теперь расскажи мне, какой ты?

— Вот это, не знаю! Разные люди видят по-разному. Например, у одного и того же человека могут увидеть разные лица!

— А на самом деле бывает у одного разные лица?

— Нет, у человека всегда одно лицо. Только у одних глаза сильнее, они видят лучше, а у других — слабее и видят хуже.

— Значит, зеркало видит лучше всех?

— Нет, зеркало не видит ничего. Зеркала только отражают. Они отражают все лица и все предметы такими, как они выглядят в данный момент, но никогда не передают, какие они на самом деле.

— Ты не сердишься, что я так много спрашиваю?

— Нет! Мы же будем жить один в другом. Всегда спрашивай, что хочешь, и я тебе буду отвечать.

— Потому что любишь меня… Да?

— Потому что люблю тебя, Летта.

— Я хочу, чтобы ты очень меня любил! Я слушала по радио передачу. Там говорили: «Любовь — это свет». Это верно?

— Любовь — это все, Летта! Она еще и тепло, и музыка, она — во всем прекрасном, она начало всего. Всюду, где что-нибудь рождается, есть любовь! Любовь — это жизнь. Где нет любви, там нет и жизни!

— А знаешь… — она еще больше отодвигается от зеркала, поворачивается к нему спиной, закусывает палец и неожиданно спрашивает полушепотом:

— Знаешь, что дети слепых зрячие!

— Знаю, Летта!

— Это самое прекрасное, правда? — восклицает она в восторге. — Самое лучшее!

— Ты не слепая, Летта! — говорит он ей. — У тебя просто нет зрения. А это совсем другое! Почти всем людям чего-нибудь не хватает!

Она смеется, ритмично покачивая головой.

Неожиданно раздается острый металлический звонок. Виолетта разочарованно опускает руки.

Зачем телефон! Все было так хорошо!.. Будет ли так на самом деле?

Ее тетя выходит из кухни и идет к телефону. Звонит ее отец, директор завода.

— Ужинать не приду! — говорит он. — Ничего не присылайте. Вернусь, тогда поем.

— Почему это? — тетя всегда сердится, когда брат забывает поесть вовремя.

— Ничего особенного! Не беспокойтесь! Маленькая перестрелка!

— Какая перестрелка? — тетя разволновалась.

— Ликвидировали диверсантов.

— А! — восклицает она упавшим голосом. — Убитые есть?

— Один из диверсантов и наш часовой! Ну, всего! Опоздаю! Если кто будет меня спрашивать, пусть звонит на завод!

Тетя кладет трубку и думает:

— Еще одно материнское горе!

Виолетта тихо приближается. Как ей хочется, чтобы ее безупречный слух на этот раз… изменил бы ей…

— Что сказал папа? Кто-то убит?

Тетя из той породы людей, которые ничего не умеют скрыть.

— Часовой!

— Кто? — лицо ее сразу же становится безжизненным, как и глаза.

— Что с тобой? — пугается тетя. — Что случилось, Летта?

— Часовой, тетя?

— Не делай такого лица, ты меня пугаешь! Ты не слыхала, папа сказал, что ничего особенного, все в порядке. Их ликвидировали… Нечего пугаться…

— Тетя! — говорит она неестественным голосом. — Выключи радио!

Девушка опускается на стул у окна.

«Да, Летта. Наше счастье было выдуманным, так же, как ты выдумывала свет!»

Раздаются быстрые, нервные звонки. Это может быть только Марта.

В расстегнутом рабочем халате, с лихорадочно возбужденным лицом, Марта прямо с завода прибежала к подруге. Она часто дышит, глаза горят ярким зеленоватым светом и от этого выглядят еще красивее, волосы на голове спутаны. В руках неизвестно почему стеклянная разбитая трубка.

— Вы знаете? Слышали? Что там было! Ужас! Ох, отдышусь! Прямо не верится! Такая пальба, настоящее сражение. Пули так и свистят! Ликвидировали бандитов. Одного убили как раз перед окном лаборатории! Ивана убили, часового… Того молчаливого. Который приходил к нам с Младеном на прошлой неделе, помнишь? Пожелания мне не захотел делать! Такой особенный! — Еще тогда Марта почувствовала, что с ним произойдет что-то необыкновенное! — Его скорая помощь увезла. Как страшно… Подумать только, полчаса назад стоял себе на посту и вдруг… И его уж нет. Говорят, успел закрыть ворота, а те стреляли в него с трех метров. Всего изрешетили! Но он успел, не пустил… И теперь его нет…

Марта говорит и плачет. Такого человека убили. И банку с серной кислотой разбили, и пол в лаборатории дымится. Войти нельзя. А народу, народу… Все высыпало на улицу…

— Иван! — произносит Виолетта.

— Это герой, Летта. Не как наши из бухгалтерии! Человека всего изрешетили, а он не пустил все-таки! — Марта охвачена грустным восторгом. — Всегда должно случиться что-то особенное, чтобы узнать человека!

Виолетта понимает, что спрашивать сейчас о Младене неудобно. И все же ей не дает покоя мысль, что Марта могла спутать имена…

Ее подруга не может оставаться на месте. Она сейчас вернется на завод узнать новые подробности, а потом снова придет и все расскажет.

И еще — из-за всего этого репетиция хора откладывается, так что Виолетте не за чем приходить в клуб.

Марта вылетает также быстро, как и пришла.

— Как страшно! — думает Виолетта и снова подходит к окну.

11

Пули — это всегда серьезно!

Капитан

В приемной больницы капитан видит у окна незнакомую женщину. Она стоит спиной, не оборачивается, будто ей неприятно все окружающее.

«Она!» — он совершенно уверен в своем предположении, хотя и не смог бы объяснять, почему узнал ее, не видев до этого ни разу.

Он решительно направляется к ней.

— Вы к Дойчинову? — он смотрит на нее в упор своим пристальным взглядом. Голос его резок, категоричен, несколько неучтив.

Женщина испуганно вздрагивает. Погруженная в