Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро

другие моральные и политические статьи, например “Hostilite” («Враждебность») Дидро, “Conquete” («Завоевание»), “Transfuge” («Перебежчик») и “Patriotisme” («Патриотизм») Жокура, “Honneur” («Честь») Жана-Франсуа де Сен-Ламбера (1716–1803), “Economic” («Экономика») Руссо и другие статьи Вольтера, Гольбаха, Николя-Антуана Буланже (1722–1759) и Антуан-Гаспара Буше д’Аржи, содержавшие военные элементы и подтекст[80]. Линн старательно составил список этих записей, создав полезный указатель статей о полевом военном искусстве. Он также изучил писателей, которые внесли наибольший вклад в эту категорию. Математик и военный ученый Гийом ле Блон (1704–1781) возглавляет группу с 65 % записей; следом идет Жокур с 9 % и Дидро с 2,2 %, после чего следуют такие писатели, как д’Аламбер, Жан-Батист Лютон Дюриваль (1725–1810), Эдме-Франсуа Малле (1713–1755), Шарль-Луи д’Отвиль де Амуретт (1716–1762) и Жак-Франсуа Блондель (1705–1774) [Lynn 2001: 136–137].

Энциклопедисты записывали все подходящие военные знания, от военной истории и jus ad bellum («право на войну») до производства и использования оружия, фортификационных укреплений, военного обучения, полевых тактик и тактик осады, дисциплины, найма, воинской брони и формы. Вдохновленные целью сделать военное дело более научным, энциклопедисты размещали военные тактики и архитектуру в «Подробной системе человеческих знаний» под рубриками «Наука о природе» и «Элементарная геометрия» [Ibid.: 142]. Помимо критического и научного подхода, некоторые авторы открыто восхваляли военных. Луи-Элизабет де ла Вернь, граф де Трессан (1705–1783), превозносил моральный дух солдат в своей статье “Homme de guerre” («Военный человек»), объединяя средневековые рыцарские и современные буржуазные ценности. Жан-Франсуа Мармонтель (1723–1799) в своей статье “Gloire” («Слава») заявлял, что

…нет славы, сравнимой со славой воинов, той, за которую законодатели могут потребовать больше таланта, но гораздо меньше жертвы. <…> Исходя из того, что чума войны неизбежна для человечества, профессия солдата должна быть самой почетной, ведь она наиболее опасна.

Мармонтель жаловался, что французские писатели не чтили воинов так же, как делали историки Античности:

Французские военные обладают тысячью тех прекрасных черт, которые с великим усердием коллекционировали бы Плутарх и Тацит. Мы низводим их до отдельных мемуаров, словно они не достойны величия истории. Остается надеяться, что historien philosophe освободится от этого предрассудка[81].

Другую часть интеллектуальной публики, стремящейся распространить военные знания, составляли специалисты по медицине. Medecins philosophes, или врачи-философы, о которых пойдет речь в главе третьей, сформировали космополитическое сообщество с хирургами и больничными интендантами, работающими над улучшением военной медицины. Они организовали динамичный обмен идеями о гигиене и превентивной медицине, инфекционных заболеваниях, хирургических инструментах и техниках, управлении госпиталями. Дискурс о болезнях в армиях и флоте XVIII века был совместной многонациональной деятельностью, как установили историки Дэвид Весе, Лоуренс Броклисс, Колин Джонс и Эрика Чартере [Vess 1974; Brockliss, Jones 1997; Charters 2014a; Charters 2014b]. В republique des lettres («республике наук») военной медицины врачи и хирурги со всей Европы и колоний путешествовали и учились друг у друга; читали работы коллег в переводе и на языке оригинала; обменивались открытиями и опытом на ряде боевых фронтов; приглашались в качестве иностранных членов научных сообществ, таких как Academic royale des sciences в Париже и Королевская академия Лондона [Charters 2014а: 75]. “Observations on the Diseases of the Army” («Наблюдения о заболеваниях в армии», 1752) Джона Прингла (1707–1782), “Oeconomical and Medical Observations” («Ойкономические и медицинские наблюдения», 1764) Ричарда Броклеби (1722–1797) и “Diseases Incident to Armies” («Заболевания, свойственные для армий», 1776) Герарда ван Свитена (1700–1772) были одними из самых важных и популярных трудов столетия о заболеваниях в военной сфере. Колониальные войны способствовали тому, что историк Майкл Осборн называет «появлением тропической медицины», которая возникла на основе морской медицины в таких работах, как “Traité des fi èvres de l’isle de S. Domingue” («Трактат о лихорадках острова Сен-Доминго», 1763) и “Traité sur les maladies des gens de mer” («Трактат о болезнях мореплавателей», 1767) Антуана Пуассонье-Деперье (1722–1793), а также “Essay on the Most Eff ectual Means of Preserving the Health of Seamen” («Эссе о самых эффективных способах сохранения здоровья мореплавателей», 1762) и “An Essay on Diseases Incidental to Europeans in Hot Climates” («Эссе о болезнях, распространенных среди европейцев в жарком климате», 1768) шотландского врача Джеймса Линда[82].

Из этого космополитического диалога выросла активная пресса, посвященная медицине. Если в XVII веке в Англии и Франции было шесть медицинских журналов, то к концу XVIII века их число выросло до 26 и более чем 50 соответственно [Ibid.]. Во Франции в последние десятилетия Старого порядка примерно семь периодических изданий, включая Journal de medecine militaire (впервые вышел в 1782 году), о котором пойдет речь в следующем разделе, и “Receuil dbbservations de medecine des hopitaux militaires” (два тома, 1766 и 1772 годы), предназначались для военных врачей и публиковали превосходные исследования[83].

Помимо этих мыслителей, которые получили прозвища военных, медицинских или простых philosophe, с руководством в военных кругах взаимодействовала и влияла на него и более широкая общественность. Читатели размышляли, что имел в виду Вольтер под войной между аварами и болгарами в «Кандиде», и обсуждали его утверждение в духе Гоббса, что все общество, особенно в «цивилизованном» Париже, находится в состоянии постоянной войны. Пруссофилы перечисляли качества Фридриха Великого и его победоносной армии, англофилы восхваляли британский патриотизм, который, как они полагали, помог стране выиграть Семилетнюю войну, а поклонники новой Американской республики прославляли добродетель и боевую стойкость этих свободных людей. Женщины и мужчины в салонах и социальных кругах почитали или критиковали “Essai” Гибера. Они также обсуждали Военный уголовный кодекс и совместно выступали против смертной казни для дезертиров и телесных наказаний для виновных в мелких преступлениях.

Война и военные дела на беспрецедентном уровне стали активным элементом дискуссии и пропаганды в невоенной общественной сфере. Отчасти это было связано с тем, как и где разворачивалось Военное просвещение.

Способы и пространства Военного просвещения

Если говорить о способах, то, как мы уже увидели, главную роль в распространении инновационных мыслей, обсуждений и реформ в области военного дела играла писательская и читательская деятельность. Многие печатные СМИ – трактаты, энциклопедии, журналы – предназначались для представителей как военной, так и невоенной сферы. Рукописные трактаты и мемуары, а также эпистолярные произведения являлись не менее важными средствами развития и распространения реформаторского мышления, хотя они охватывали скорее отдельных лиц и маленькие группы, а не широкую и более разнообразную публику. Схожим образом в этот период, который литературный критик Бенедетта Кравери называет «веком разговора», распространенным и потому важным способом обмена и распространения идей была дискуссия. Общественное и частное чтение, а также обсуждение велось во многих