Дело передается в суд - Н. Борисов

Когда оперативные работники приехали в институт, они узнали в деканате, что кража портсигара была не первым воровством, совершенным в последнее время в институте, но о них дирекция не поставила в известность органы милиции, не желая выносить сор из избы. Воровали у преподавателей, у студентов, у технических работников. Кражи были, как правило, копеечные, и им по придавали особенного значения.

— Так, — сказал Кунгурцев, прочитав последнюю страницу. — Аркадий Плетнев учится в педагогическом.

— И его друзья тоже, — сказал я.

— Все это, конечно, может быть и случайным совпадением, — задумчиво сказал Кунгурцев. — Давай-ка сделаем так. Завтра я вызову часов в пять наших юных понятых, тем более что им нужно подписать протокол осмотра квартиры Плетневых, и заодно побеседую с ними.

Петр Иванович просил и меня присутствовать при этой беседе, но обстоятельства так сложились, что я этого сделать не смог. А помешал мне мой старый знакомый, Алексей Слепнев. Этот здоровенный, жизнерадостный двадцатипятилетний парень уже успел отбыть срок наказания за крупную кражу с применением технических средств. Выйдя на свободу, Слепнев устроился слесарем на авторемонтный завод, женился, стал отцом и, казалось, был счастлив. Однако примерно за полгода до описываемых событий он снова украл большую сумму денег из кассы промтоварного магазина. Технически Слепнев проделал это очень чисто, не оставив за собой следов, но вором тем не менее он уже не был. На следующий же день, замученный угрызениями совести, Слепнев позвонил в магазин и, не называя своей фамилии, спросил, как ему вернуть деньги обратно. По случаю кражи в магазине производился переучет, и подошедший к телефону оперативный уполномоченный ОБХСС узнал голос Слепнева. В тот день Слепнев был нами задержан. Потом мы ходили к прокурору района, доказывали, что парень украл случайно, что он, безусловно, сам бы вернул деньги, и ручались, что ничего подобного с ним больше никогда не произойдет. В результате дело против Слепнева не было возбуждено. Чувство благодарности в бывшем уголовнике развито было необычайно. Он не знал, как ему отблагодарить нас за веру в него, и просто страдал от этого. В тот день, когда Кунгурцев назначил встречу со студентами педагогического института, Алексей Слепнев пришел ко мне в двенадцать часов и попросил уделить ему несколько минут, но обязательно без свидетелей.

— Дело вот в чем, — начал он без всяких предисловий. — Сегодня в пять часов дня на углу Конной и Трубной улиц, у газетного киоска, одному типу, скупщику краденого, должны передать кое-какое барахло. Скупщику лет тридцать, на нем рыжая ондатровая шапка и красный шарф. Лично его я не знаю, кто будет ему передавать краденое, тоже не знаю. Откуда мне известно про то, что они встретятся, говорить не буду. Могу я уйти?

— Конечно, — сказал я, — и большое тебе спасибо.

Доложив об этом разговоре Кунгурцеву, я с двумя оперативными работниками занял наблюдательные посты неподалеку от газетного киоска на углу Конной и Трубной улиц. Один из работников устроился на скамейке в скверике. Все его внимание было, казалось, поглощено ожесточенным боем, который вели в снежки две детские армии. Второй оперативный работник сидел в кафе напротив, попивал кофе с пирожными, не забывая при этом смотреть в окно, которое выходило как раз на газетный киоск. Я же стоял на трамвайной остановке и никак не мог дождаться нужного мне номера.

Примерно без трех минут пять к киоску подошел невысокий худощавый мужчина в меховой ондатровой шапке. Из-под воротника его пальто выглядывал пушистый красный шарф. Прислонившись к задней стенке киоска, он поставил на землю огромный чемодан и закурил, нетерпеливо поглядывая по сторонам.

Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать, но никто не подходил к человеку в меховой шапке. Он начал выражать нетерпение, стал часто поглядывать на часы, пару раз сделал движение, как будто собираясь уходить, но каждый раз все же возвращался обратно.

Я чувствовал себя не лучше, чем он. Все наши расчеты основывались на том, что к нему кто-нибудь подойдет, тогда у нас появилось бы основание задержать его и всех остальных. А так мне приходилось полагаться только на заявление Слепнева. Я, безусловно, доверял Алексею, иначе мы не ручались бы за него, но ведь он мог ошибиться, что-нибудь перепутать, наконец, его самого могли неправильно информировать.

Пока я стоял на трамвайной остановке в мучительном раздумье, человеку в меховой ондатровой шапке надоело ждать. Убедившись, что уже тридцать пять минут шестого, он сердито сплюнул, перебросил чемодан в левую руку и бросился вслед уходящему трамваю. Тогда решился и я. Преградив ему путь к трамваю, я попросил его предъявить документы.

Человек в меховой шапке разразился ругательствами.

— Ты кто такой? — закричал он. — По какому праву?

Я показал ему свое удостоверение. Он сразу притих, тем более что в этот же момент ко мне присоединились двое моих товарищей, и протянул паспорт на имя Федосова Павла Семеновича. Паспорт был в полном порядке, если не считать того, что его владелец уже два года нигде не работал, да и до этого за короткий срок сменил несколько мест.

Я предложил ему пройти с нами в районный отдел милиции.

— Он тут совсем рядом, — сказал я. — Мне нужно кое о чем спросить вас.

В отделе Федосов попробовал было возмущаться, но только до тех пор, пока мы не открыли его чемодан, в котором лежал комплект женского белья и два парфюмерных заграничных набора.

Мы потребовали у него объяснений.

— Это принадлежит моей сестре, — запинаясь сказал Федосов.

— А вы здесь при чем?

— Я купил их для нее.

— У кого?

— У знакомого моряка, сейчас он в плавании.

— А это что такое?

Перелистывая записную книжку, которую мы обнаружили в том же чемодане, я наткнулся на страничку с двумя длинными рядами цифр.

Федосов молчал.

— По-моему, это цены на вещи, прошедшие через ваши руки. Слева — покупная цена, справа — продажная. Ну вот что. Хватит валять дурака. Рассказывайте, откуда у вас все это барахло и кого вы ждали сорок минут у газетного киоска.

И тогда Федосов заговорил.

Да, действительно он занимается перепродажей вещей, но он никогда не интересовался, откуда они. Сегодня с ним должны были встретиться двое ребят и кое-что ему принести. Пару раз он уже встречался с ними, правда, тогда их было трое, а сегодня должны были прийти только двое. Но почему-то не пришли.

— Вы договорились встретиться в пять часов?

— Да.

— А когда было назначено это время?

— Вчера.

У меня внезапно мелькнула догадка. Раньше было трое, теперь двое. Встреча в пять часов. Они не пришли. А что если…

Я набрал номер телефона Кунгурцева.

— Петр Иванович! Вы еще не ушли? У вас никого нет?

— Ребята из педагогического, а что?

— Можно к вам на минутку?

Вдвоем с Федосовым мы направились к Кунгурцеву. На звук открываемой двери ребята, о чем-то беседовавшие с Петром Ивановичем, повернулись к нам. Увидев Федосова, они в ужасе вскочили с диванчика, но, совладав с собой, снова сели, ничего не сказав. Еще более бурной была реакция Федосова.

— Так вот вы где! — закричал он, не обращая никакого внимания на меня и Кунгурцева. — Назначаете встречу, а сами идете в милицию! Ублюдки, негодяи!

Мы с трудом успокоили его.

Наши с Петром Ивановичем подозрения подтвердились. Да, ворами оказались оба студента педагогического института. Третьим же в этой компании был Аркадий Плетнев. Сначала они действовали вместе, После же ограбления профессора Копаева, когда Плетнев забрал себе самую цепную вещь — золотой портсигар, сообщники поссорились и двое решили отомстить третьему. Улучив момент, когда никого из Плетневых не было дома, они ограбили их квартиру, но не смогли найти портсигар, спрятанный Аркадием от родителей в куче тряпья. Абсолютно уверенные в своей безнаказанности, грабители обнаглели до такой степени, что решили вернуться и посмотреть, что делается в обворованной ими квартире. Аркадий Плетнев легко догадался, чьих рук это дело, но, естественно, вынужден был молчать.

Встреча же воров с Федосовым не произошла потому, что они были приглашены Кунгурцевым в милицию как раз в пять часов, а предупредить об этом Федосова они уже не смогли.

Дело о трех студентах педагогического института было передано в суд.

САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ

Год моего тридцатилетия был отмечен двумя весьма важными для меня событиями: во-первых, я был назначен старшим оперативным уполномоченным, во-вторых, количество преступлений в нашем районе резко сократилось.

Петр Иванович Кунгурцев уже не работал у нас. Он был переведен в другой город на более высокую должность. В душе очень сожалея о его отъезде, я тем не менее считал такое решение начальства абсолютно правильным. Ум Кунгурцева, его скромность, внимательное и доброжелательное отношение к людям, наконец, его огромный опыт работы были просто необходимы в любом городе, в любом отделении милиции. Мы же, казалось мне, уже достаточно выросли, самостоятельно решали весьма сложные оперативные задачи и как будто сами уже могли консультировать других.