Дело передается в суд - Н. Борисов

Поняв, что его предложение не принято, ревизор начал нервничать. Полистав еще минуты две «Ведомость совместителей», он пожаловался на духоту в кабинете и попросил главного врача дать ему воды. Убедившись в том, что уборщица, как обычно, забыла принести ему графин со свежей водой, главный врач пошел за ней. И только в коридоре он вспомнил, что его предупреждали о возможности прихода к нему опасного преступника под видом врача-консультанта. Ревизор вдруг показался ему очень подозрительным, тем более что он даже не проверил документов гостя. Главный врач решил немедленно вернуться в кабинет. Открыв дверь, он с ужасом увидел, что «ревизор» роется в ящике его письменного стола. От неожиданности главный врач закричал. На крик в кабинет сбежались санитары и несколько ходячих, уже выздоравливающих больных.

Через десять минут в больницу прибыли вызванные по телефону главным врачом сотрудники милиции. В кармане мнимого ревизора была обнаружена перекочевавшая туда из ящика стола пачка чистых бланков с круглой печатью.

Наглость преступника не имела границ. В совершенно безнадежном для него положении он на всякий случай продолжал отпираться. Когда я прибыл в Вильнюс, он еще ни в чем не признался.

— Что ж, — сказал я ему, — может быть, вы действительно ни в чем не виноваты, только вам нужно дать ваши объяснения в письменном виде.

Если я еще хоть чуточку в чем-то сомневался, то, взглянув через его плечо на исписанный лист бумаги, я обрел стопроцентную уверенность.

— Больше вам не удастся морочить нам голову, Греков. Ни нам, ни кому бы то ни было другому.

— Хорошо, — сказал Греков устало и безвольно.

Он как-то сразу на глазах сник и осунулся.

— Я все вам скажу. Только сделайте мне скорее укол омнопона.

НОЧНОЕ „ОГРАБЛЕНИЕ“

В этот холодный, дождливый день, который запомнился мне надолго, я пришел на работу в отдел милиции значительно раньше обычного.

И все-таки мне не удалось прийти туда первым. Меня уже ждал утренний посетитель. Впрочем, он ждал не меня. Постояв в нерешительности перед дверью моего кабинета с укрепленной на ней табличкой: «Старший оперативный уполномоченный В. Н. Аксенов», ранний гость с сомнением покачал головой и пошел по коридору, вероятно в поисках таблички с более внушительной надписью. Я не стал препятствовать ему в этом.

Войдя в свой кабинет, я прильнул к горячей батарее, стараясь забрать все ее тепло.

Однако блаженство мое продолжалось недолго. В дверь робко постучали, и одновременно зазвонил стоявший на столике телефон.

Крикнув «войдите!», я снял трубку.

— Доброе утро, — послышался в трубке голос Кунгурцева. — Сейчас к тебе придет один потерпевший товарищ. У меня, к сожалению, нет времени, а ты выслушай его внимательно, постарайся во всем разобраться. Потом расскажешь мне, и мы вместе доложим об этом случае в Управление. А случай как будто не из легких.

Последние слова Кунгурцева я слушал, уже глядя на потерпевшего, боязливо вошедшего в комнату и в нерешительности остановившегося у двери. Это был тот самый ранний посетитель, который несколько минут назад изучал на табличке мою должность и фамилию. На указательном пальце его правой руки болталась снятая им еще в коридоре шляпа, каким-то чудом оставшаяся сухой.

Я предложил ему сесть. Он вежливо поблагодарил меня, церемонно приложив левую руку к сердцу. Не нужно было быть физиономистом, чтобы прочесть на его лице страдание.

По времени прихода посетителя в милицию опытный оперативный работник может догадаться о причине его прихода еще скорее, чем по внешнему виду или поведению гостя. Обычно посетители приходят в милицию утром или вечером. Днем они бывают крайне редко. Вечерние посетители, как правило, — жертвы мошенничеств, уличных нападений, драк, семейных скандалов и квартирных грабежей.

Утренние же посетители сообщают о кражах государственного имущества. Придя утром на работу и обнаружив, что стекло разбито или замок сломан, сотрудники обворованного учреждения спешат заявить об этом в милицию. К сожалению, они делают это не всегда. Некоторые весьма ответственные руководители просят своих подчиненных не отвлекаться по пустякам от исполнения основных служебных обязанностей и всю связь с милицией берут на себя. За то время, пока милиция узнает о совершенном преступлении, улики пропадают, следы стираются, и задача поимки вора для прибывающих наконец на место преступления сотрудников уголовного розыска приобретает ярко выраженный «глухой» характер.

Итак, я предположил, что сидящий передо мной высокий, очень худой элегантный мужчина пришел заявить о краже государственного имущества.

Смущало меня, пожалуй, лишь слишком раннее его появление. Однако я не стал ломать над этим голову, тем более что Николай Александрович Кротов, так звали посетителя, уже говорил, а я автоматически регистрировал его слова на лежащем передо мной листе бумаги.

Вопреки всей нашей милицейской практике, я ошибся. Мой ранний гость пришел заявить не о краже государственного имущества. Дерзкому уличному нападению подвергся он сам.

Уже на третьей минуте его рассказа я понял, что Кунгурцев приобщил меня к типично «глухому» делу.

Симпатичный, интеллигентный человек, ведущий инженер одной из лабораторий крупного завода, поздно вечером стал жертвой наглого уличного ограбления. Растерянно улыбаясь немного жалкой, вымученной улыбкой, он отогнул ворот рубашки. На его шее, почти у самой ключицы, зиял огромный багровый синяк. Кротова не беспокоили отобранные у него преступниками деньги, хотя это произошло в день зарплаты и отнятая у него сумма была более чем значительна.

— Вдвоем с женой, кандидатом медицинских наук, мы очень хорошо зарабатываем, — сказал Николай Александрович. — Нет, не в деньгах дело.

— Может быть, я покажусь вам этаким идеалистом, товарищ капитан, — он неожиданно засмеялся, очевидно прочитав на моем лице, что нечто подобное я действительно подумал о нем, — но мне трудно примириться с самим фактом нападения хоть и не среди бела дня, но и не так уж, в конце концов, поздно, на освещенной улице, в центре города.

Кротов все больше и больше волновался. Он пытался совладать с собой, держать себя в руках, но было видно, что давалось ему это с большим трудом.

Он говорил много и долго, но вновь и вновь я улавливал в его словах, как видно, особенно мучившую его мысль, что он, интеллигентный, культурный человек, был совершенно беспомощен и жалок перед какими-то грубыми, невежественными уличными грабителями.

Ко всему, вероятно, он еще и вел себя не слишком смело, и это тоже угнетало его, хотя, судя по синяку на шее, он все же оказал им какое-то сопротивление.

— Если бы речь шла только о пропаже денег, — сказал он в очередной раз, — я вообще не стал бы утруждать занятых людей. Позвонил бы в милицию, и все.

Я с трудом сдержал улыбку. Слишком уж интеллигентно это было сказано.

— Но к моему великому несчастью, — с горечью продолжал Кротов, — в отнятом у меня бумажнике были еще паспорт, военный билет и служебный пропуск. Вы себе представляете, что меня ждет, если документы не будут найдены? Я уже звонил в стол находок, надеясь на благородство преступников. Увы, надежды юношей питают, а я, как видите…

Он нагнул голову. Седых волос на ней было, пожалуй, побольше, чем черных.

— Правда, времени прошло еще слишком мало. Только на это да еще на вашу помощь и остается мне уповать. За тем и пришел к вам. Вы уж меня извините.

Я быстро устал от его манеры чересчур вежливо разговаривать, но, конечно, не подал вида, тем более что его положение было действительно незавидным. Не такими уж приятными мне представлялись и наши собственные перспективы. Подобные грабежи стали у нас редкостью. В нашем районе, например, за последние несколько лет не произошло и десятка уличных ограблений. А это значило, что в данном случае нельзя было использовать один из основных методов, применяемых в уголовном розыске, — метод аналогии, при котором преступник определяется по характерному для него «почерку». Кроме того, очень скудными были сведения, которые смог сообщить мне пострадавший.

Если отбросить всю ту словесную шелуху, которой Николай Александрович Кротов обильно уснащал свою многосложную речь, то его ограбление произошло следующим образом. На Кротова напали трое. Стандартная фраза — «Нет ли закурить?» Удар кулаком в лицо. Железная хватка за шею. Блестящее лезвие ножа у подбородка. И все это в одиннадцать часов вечера, буквально в ста метрах от ярко освещенного кинотеатра. Когда все уже было кончено и грабители один за другим исчезли в густой липовой аллее районного парка, а Кротов пытался осмыслить, что же с ним все-таки произошло, — из кинотеатра с последнего сеанса хлынула толпа зрителей.