На берегах Северной Двины - Денис Владимирович Макурин

Семья самоедов очень удивилась нашему появлению. Ещё никому прежде не удавалось вырваться из плена Ледяного моря. Ненцы приняли нас радушно: накормили горячим бульоном из оленины, напоили морсом, сделали компресс на отёкшие веки и уложили спать в протопленном чуме. Меня удивила простота и ласковость ненцев, их услужливость. О бо́льших благах мы не могли и помыслить.

На следующий день Афанасий Иванович попросил оленеводов о помощи всей команде и нашему кораблю. Взамен он пообещал отдать два ружья, все швейные иглы и рыболовные крючки, имеющиеся на корабле. Ненцы согласились, но у них не хватало тягловой силы, и нужно было время, чтобы раздобыть ещё два десятка прочных нарт. Пока шли приготовления к спасательной экспедиции, мы с Афанасием Ивановичем набирались сил.

На третий день пребывания в становище оленеводов моё зрение потихоньку восстановилось. Только тогда я заметил, что у самоедов узкие глаза. Нет, я конечно же видел это годами ранее, но не замечал, не придавал этому значения. А теперь, когда моё собственное зрение пошатнулось, я вдруг рассмотрел у них узость глаз и понял, что у ненцев они обладают врождённой защитой, ограждающей от ветров и слепящего солнечного света, сверкающего на необозримых снежных просторах. После всех моих испытаний для меня многое прояснилось: я прозрел не только глазами, но и душой. Теперь я не просто смотрел, но и видел; не только слушал, но и слышал.

ХХIХ

Через две недели всё было готово к спасательной кампании. Дополнительные нарты выменяли у кочевников по соседству, остальные обновили и усилили. Изо всех имеющихся составили и связали общую повозку. Оленей разбили на четвёрки и впрягли в невиданный доселе караван.

По компасу и записям Афанасия Ивановича мы быстро отыскали нашу артель, а дальше был изнуряющий труд по освобождению «Лебедя» из снежных и ледовых оков. Когда «Лебедь» втащили на повозку, настал самый долгожданный день. Голодные и обессиленные матросы ждали его больше, чем горячего обеда. Как только капитан гаркнул: «Аврал! Пошёл наверх прямые ветрила отдавать!» – ни на секунду не мешкая, восемь матросов устремились по наветренным вантам – освобождать связанные на реях паруса. Два полотнища вывалились с рей, осыпая после себя искрящийся иней.

Оставив паруса висящими на гитовах и горденях[52], все матросы одновременно спустились на палубу и разбежались по своим снастям. В это время десять погонщиков разом засвистели и загикали. Ожидавшие работы северные олени лихо сорвались с места и потянули неуклюжую повозку в сторону дома. С большим трудом мы тронулись с места: скрипя, раскачиваясь, ухая и треща, кочмара покатилась по льду. Почувствовав ветер, «Лебедь» тут же захлопал парусами. И как только мореходы натянули все концы, он расправил полотнища, словно крылья. С парусами повозка помчалась так быстро, что за кормой закружились вихры серебряной пыли. Погонщики правили огромное стадо оленей, не давая им сбавлять скорость. Весь этот караван растянулся на сотню саженей и увлекал за собой необычную упряжь из тридцати нарт, приставленных и связанных плотными рядами. На повозке возвышался, казалось бы, неподъёмный двухмачтовый коч. Восемнадцать поморов стояли по правому и левому его бортам, удерживая шкоты, словно вожжи, и, поочерёдно то натягивая, то стравливая их, управляли парусами. Наш новый повар заканчивал колдовать над горячей кашей со свежей олениной, но в эти мгновения мало кто думал о еде. Так долго дремавшую тишину Ледяного моря разгоняли хрипы взмыленных оленей, топот копыт, свист погонщиков и скрипы корабельных снастей – все эти звуки объединялись в единую, невидимую волну, которая ударялась о ледяные торосы и уносилась на недосягаемый простор. Теперь мы все вместе шли на полуостров Таймыр.

Я стоял рядом с капитаном Афанасием Команиным и следовал его указаниям. Ветер дул с кормовых углов, и наше судно шло курсом в бакштаг, нам лишь оставалось создавать дополнительную тягу парусами и стремиться удерживать нос корабля за оленями. Почувствовав движение корабля, качку и тёплое деревянное прави́ло в руках, я вновь захотел услышать птичий балаган, и на глазах у меня появились слёзы.

К вечеру того же дня мы добрались до Таймыра и пришвартовали наш корабль на заснеженном берегу, возле устья небольшой речушки.

ХХХ

Таймырский полуостров оказался богат пушным зверем: песцом, горностаем, соболем. В реках вдоволь ловились хариус и таймень, а в тундре паслись олени и огромные овцебыки. Но не за ними мы прошли по морям тысячи вёрст: нам нужно было «белое золото».

Непросто было объяснить ненцам, что мы ищем на их земле. Они то и дело предлагали нам мясо, шкуры, рога оленей. Оттого и трудно передать, каково же было их изумление, когда они узнали, что мы собираемся промышлять останки животных, сгинувших много веков назад. Они не верили, что мы прибыли рыть и повреждать их землю. Ненецкие запреты «хэвы» очень строги. Детям и даже собакам нельзя играться с землёй, копать, ковырять её палками. А мы намеревались бить мёрзлую землю порохом и мотыгами.

Оленеводы не знали, чем помочь, и отвезли нас к шаману. «Наш тадибей общается с духами Нижнего мира, – говорил проводник. – Он недуги лечит и от вас колдовскую хворь отведёт!» Ненцы решили: раз наша артель собирается нарушить их запреты и вести раскопки, то мы оскорбили стихию земли, и за это демоны затягивают нас в своё царство.

Старый колдун оказался приветливым, он пригласил нас в чум, выслушал, предложил выпить с ним отвар из целебных трав. Мы с удовольствием приняли предложение, в ответ оставили тадибею вяленой трески и мешочек соли.

Пока мы пили горячий чай, шаман разворошил костёр и посыпал наши головы пеплом. Потом он бросил на землю кости и ударил в бубен маленькой деревянной колотушкой, обтянутой шерстью. Наш разум будто бы повело. Спали мы или не спали, я и не знаю, а только сквозь сон все промышленники слышали, как шаман бил в бубен и пел гортанные песни. Не помню точно, сколько продолжалось сие действо и как колдун указал на место, но только, когда мы вышли из чума, каждый из нас отчётливо понимал, где нужно искать останки мамонтов. В сознании отложились слова: «В ста верстах отыщете поляну, на ней была стоянка первобытных людей. От становища спу́ститесь к заливу, там то, что так жаждали…»

Спустившись к заливу, мы и правда обнаружили узкий заснеженный лаз, уходящий под землю. Из круглого отверстия в угоре[53] вываливался прозрачный пар.

– Земля, яко же и всякий звирь, дышит, – заключил Афанасий Иванович.

Весь