Ошибка исправлена - Елена Иосифовна Селиванова

необязательно. Так нет — надо вызывать человека, лишний раз беспокоить. «К людям тебе надо, Черных, в коллектив!» — злился Иван на заведующую райсобесом Металлургического района Рубцову. — «Твое, мол, спасение в работе!»

Думает, без нее не знаю, в чем спасение. Подумаешь, воспитатель нашелся. Да какое она имеет право меня воспитывать? Я за нее кровь проливал, а она учить меня будет, как жить».

С таким настроением перешагнул порог райсобеса Иван Черных. Ни на кого не глядя, сел на стул в приемной. Чуть не сорвал зло на старушке в черном платке, которая, припав ухом к двери кабинета, прислушивалась.

Она то садилась, то вставала, теребя кончики платка, завязанного у подбородка.

Не успела бабка глазом моргнуть, а он шмыгнул перед нею:

— Я на одну минутку!

— Чего с тебя спросишь, забулдыга ты несчастный! — проворчала старая.

О чем шел разговор в кабинете, бабка не расслышала, но когда Иван выскочил оттуда, как из парной, не стерпела, съехидничала:

— Дала, видно, тебе Августа Тихоновна перцу! Так тебе и надо — не лезь без очереди!

— Много ты знаешь! — огрызнулся Иван. — Перцу вы все мастера давать! А она мне не перцу, а две путевки в дом отдыха дала. Отдыхай, говорит, приведи себя в порядок, а там на работу пойдешь. Комнату, говорит, тебе похлопочем. А ты, «перцу»!..

Как шальной, бродил он весь вечер по городу. Много думал о том, что услышал от Рубцовой. Не верилось, что в райсобесе единогласно решили выдать путевки именно ему. А когда вспомнил, что ни костюма, ни туфель нет — не стерпел, свернул к магазину.

Как потом попал в вытрезвитель — сам не помнит. А на следующий день такое письмо поступило в райсобес:

«Возвращаем путевки. Считаем, что Черных недостоин их. Он систематически пьянствует на рынке и у магазинов, валяется под забором и на улицах, вызывая возмущение граждан. Только в вытрезвителе Металлургического района за одиннадцать месяцев был восемь раз. Видимо, в райсобесе есть инвалиды, более нуждающиеся в лечении и отдыхе, чем Черных, который помощь государства использует как источник пьянства!»

Знала Августа Тихоновна Рубцова, что есть другие нуждающиеся, более достойные путевки, чем Черных, но ведь и его так просто не вычеркнешь из жизни. Сколько спорила она, с кем только ни ругалась, пока не добилась решения именно его послать по этим путевкам — может, оттает сердце, может, совесть заговорит…

По путевкам поехал другой пенсионер. Долго еще обходил Черных райсобес стороной. Не дай бог попасться на глаза Рубцовой — со стыда провалишься.

Если бы не так совестно было, пошел бы к заведующей и рассказал, что две недели не пьет и что не такой уж он потерянный…

Да что ходить, разве поверит? Махнула, видно, и она рукой.

Нет, обижаться он не мог! Сам себя довел до этого, люди обходят его стороной, и вторая жена не выдержала его кулаков да пьяного угара — ушла. Все говорят, надо лечиться, но он не считал себя алкоголиком.

А что если взять и доказать всем, что он не тряпка и не хуже других человек?..

И начал Иван Черных, бывший рядовой 812 стрелкового полка, борьбу с Черных Иваном, дрянненьким пропойцей и картежником.

Тяжелой была эта борьба. Даже пустая бутылка, и та вызывала лихорадочную дрожь…

А потом стало легче. Решил пойти за советом к Якову Гурвичу, начальнику цеха Челябинской обувной фабрики.

Слышал он про этого человека много хорошего, многому верил и не верил.

Говорили, будто под Тихвином ранило его в обе ноги. Вернулся в Челябинск на двух протезах. Говорили, с каким трудом учился ходить, а сейчас даже танцует на протезах.

Говорили, что врачи первую группу инвалидности пожизненно ему определили, а он работать пошел и теперь вот начальником цеха трудится уже много лет.

И вот к этому-то человеку и решил обратиться Иван Черных.

Состоялся между бывшими солдатами мужской разговор. И честно признался Ивану Яков Гурвич, что боится брать его на работу: нет никакой гарантии, что не подведет. И все же пошли они на фабрику. По душе пришлась Ивану затяжка дамской модельной обуви.

Попросил Яков Израйлович лучшего мастера Ивана Васильевича Шильникова, ныне депутата городского Совета, взять к себе в ученики Ивана. До дела довести.

Взглянул мастер сначала на новичка, затем на начальника цеха. Так взглянул, что у Ивана кровь в жилах застыла. Почти не отрываясь от работы, тихо сказал:

— Если поручишься за него сам — приму, мастером хорошим сделаю, а не поручишься — пусть проваливает!

— Ручаюсь! Больше того, беру под свою ответственность!

…С тех пор не берет в рот спиртного Иван Черных. Бывает, встречаются его бывшие приятели, приглашают, обещают угостить. Ну нет, хватит! Не будет больше в его жизни тех черных дней, когда он под заборами валялся, а люди брезгливо, с отвращением обходили его стороной.

Сдержала слово и Августа Тихоновна — помогла выхлопотать хорошую комнату, с балконом.

Соседи не нарадуются на Ивана. Хороший, говорят, сосед. Тихий, спокойный, душевный. А пироги, говорят, печет лучше любой хозяйки. Уютно в квартире, где живет Черных. Будто не три, а одна дружная семья поселилась в ней.

Приезжали к Ивану сестры, приходил брат. В гости звали.

— Желанным гостем будешь, братан, приходи. Зла не держу на тебя, и ты не таись! — говорит брат, любуясь новым удостоверением Ивана на права водить мотоколяску.

С уважением отзываются о Черных на Челябинской обувной фабрике:

— Человек он добросовестный, старательный. И с дисциплиной у него все в порядке. А что было раньше, зачем вспоминать?

Может, и действительно, не надо было рассказывать эту историю? Экая невидаль — человек исправился! Не он первый, не он последний.

И все-таки молчать нельзя! Надо, чтобы пример Ивана Черных, поборовшего в себе страшный порок, нашедшего в себе силы снова стать человеком, послужил уроком для тех, кто еще не опомнился и катится в пропасть по наклонной.

И хотя в сорок лет трудно все начинать сначала, верю, что постучит счастье и к Ивану, и будет у него семья…

Сидит передо мной человек в отглаженном сером костюме. И просит, чтобы от его имени сказала я спасибо всем, кто помог ему и вовремя поддержал. Это Августа Тихоновна Рубцова, Яков Израйлович Гурвич, Иван Васильевич Шильников.

Выполняя его просьбу, хочется сказать:

— Спасибо вам, люди! Спасибо за ваши добрые сердца и за то, что не дали пропасть человеку. И еще за то, что теперь твердо убежден Иван Черных: самая важная после пекаря — профессия сапожника.

— Сами подумайте, — говорит он, — без обуви человеку никак нельзя.

Е. СЕЛИВАНОВА