Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

пузе восседает голая кобыла и мажет ему лицо мазью. Удивительно, но опухлости чуть сошли. Зря, наверное, коробочку выкинула.

– Так, так, – говорю, уперев руки в бока. – Вчера клялся в вечной любви, а сегодня на тебе уже елозит бабенка, причем – замечу! – без ничего. Это как понимать?

Дантеро подносит ко рту кулак, скрывая смешок. Противный по-обыкновению скалится, что с одинаковым успехом можно интерпретировать как насмешку, так и злобу. Чош испуганно глядит на меня и стаскивает с себя потаскуху.

– Брысь отсюда! – рычит он на нее. – Я что сказал! Брысь, я говорю! Исчезни!

Встает, суматошный. Даже сквозь густо намазанное белесой мазью лицо видно, как он покраснел. Смотрю на него со всей суровостью, какую сумела в этой комичной ситуации изобразить.

– Э… – начинает он, но потом, пригладив бороду, выдает: – Вожлюбленная Лео! Ты пришла-таки! А я знал, я знал! Верил!

– Зря наверное.

– Это почему? Моя халупа в твоем распоряжении! Проси что хочешь!

– Да что твоя халупа? Я вот гляжу – ты недолго страдал от неразделенной любви.

– Да я… да что она? Это так – вошь! Ты – единштвенная, Лео! Только ты!

– Да пошел ты…

– А этот франт чего около тебя трётся? – Чош замечает Дантеро.

– Ревнуешь?

– Честно скажу – да. И он мне не нравится. Ты погляди – так и вьется около тебя!

– Так ты же его и ждал.

– Не в твоей компании, вожлюбленная Лео.

– Нет, ты что, правда думал, что я приду в эту помойку одна? Как ты это себе представлял?

– Но не с ним же!

– А что с ним не так?

– Так он же…

– Смазливый? – спрашиваю я, обнимая Дантеро. У Чоша глаза наливаются кровью.

– Хватит, Лео, – мягко отстраняет меня Дантеро и подходит к здоровяку. – Дай посмотреть, как у тебя синяки заживают, Чош. Да не кипятись ты, она просто шутит!

Вышла, пока красавчик возится с фыркающим Чошем, стою рядом с противным.

– Скажи, ты когда-нибудь рот закрываешь? – спрашиваю, с содроганием глядя на то, как он то и дело вытирает слюни и сопли.

– Я – Пегий, – отвечает он.

– О, так ты и есть тот знаменитый Пегий? – говорю я. – Который мандавошек откуда-то подцепил? Чош тебя вчера вспоминал.

– Ничего я не подцеплял.

– Ага, понятно. Дезинформация, значит.

– Просто я пегий, – продолжает противный. – Потому – Пегий.

– Вижу.

– И там тоже.

– Где? – не вникнув в суть вопроса, спрашиваю я.

– Вот тут, – отвечает он и как ни в чем не бывало, начинает расстегивать ремень…

Не знаю, к чему привела бы демонстрация половых органов этим сумасшедшим ублюдком, если бы не вовремя появившийся Чош. Скорее всего, еще одной разбитой мордой.

– А ну пошел вон, дурак! – орет на него Чош. – Ты что, совсем идиот?

– Так она сама…

– Чего, чего? – спрашивает он, навострив уши.

– У тебя все твои дружки такие? – спрашиваю я у Чоша.

– Какие?

– Больные на голову!

– Нет, не все. Иди отсюда, Пегий! Я ш тобой еще поговорю! Прости, Лео. Тут народ одиожный, шама понимаешь.

– Понимаю. Ну, веди к командиру.

– К кому?

– К братцу своему названному. Буну.

Чош некоторое время стоит, разинув рот.

– Так ты к нему?

– Ну не к тебе же. Только не говори, что ты не знал.

– Нет, я знал, что он хочет тебя видеть, но чтобы вот так сразу прискакала…

– У меня к нему дело. Веди, что стоишь?

– Я провожу, – вмешивается Дантеро. – Иди, отдыхай, Чош.

– Только смотри, руки не распускай, – грозит ему Чош.

– А я и не против, – говорю я, снова беря под руку красавчика.

– Лео! – обижается Чош. – Ну я же штрадаю, черт побери! Зачем ты так жестоко?

– Пускай тебя та лахудра утешит, дорогой мой.

– Бесшердечная!

– Arrivederci! – посылаю ему воздушный поцелуй.

Выходим через заднюю дверь во дворик. Утоптанный круг (арена для поединков?), вокруг – стойки с оружием: мечами, алебардами, пиками; кучкой сложены доспехи; на железных треногах висят стеганки, куртки с металлическими заклепками, какие-то тряпки, штаны; валяются щиты, шлемы, сапоги. На скамьях сидят неприветливые типы. Кто точит оружие, кто пыхает трубкой, кто тихо переговаривается, один молодой парень в пропотевшей рубахе тренируется на деревянной болванке, дубася ее учебным мечом почем зря. На нас если и обращают внимание, то совсем вскользь.

– Гвардия Буна? – шепчу я.

– Что-то вроде того, – говорит Дантеро.

Входим в мрачный дом. Внутри – облагороженный амбар. Шлифованные деревянные полы, книжные полки вдоль стен, драпировки, кресла, громоздкая люстра со свечками. Металлическая винтовая лестница ведет на второй этаж.

В дальнем углу, на расставленных полукругом диванах, полулежат девушки в свободных легких платьях, худые, бледные и какие-то измученные. Они вяло глядят на нас и тут же теряют интерес.

Ни дать ни взять баянистки в ауте[1]. Настораживаюсь. Что-то тут нечисто.

С противоположной стороны за высоким бюро стоит длинный нескладный писарчук в смешных окулярах, черном фартуке, черных нарукавниках, бородой веером и усищами-метёлками. Что-то старательно черкает гусиным пером в толстенную книгу.

Он смотрит на нас поверх окуляров, аккуратно кладет перо на подставочку, кашляет в кулачок и, наконец, салютует:

– Чрезвычайно рад приветствовать столь прекрасных гостей в нашей скромной обители! Господин Дантеро! – отвешивает хорошо отработанный поклон. – С вашего позволения, благородная госпожа, я представлюсь – Джанкарло, камердинер господина Илио Буна. – И еще поклон.

Дантеро в ответ сдержанно кланяется, а я просто выпаливаю:

– Хай, глазастик! Я – Лео.

Джанкарло некоторое время недоуменно глядит на меня, но потом приходит в себя.

– Прошу вас, любезнейший Дантеро ван…

– Без фамилий, без титулов, сколько раз напоминать, Джанкарло, – обрывает его красавчик.

«Ага! Красавчик и правда из мажоров!» – думаю.

– Как скажете, милейший господин. Прошу следовать за мной, хозяин вас ожидает. Что касается вашей спутницы… Я надеюсь, благородная госпожа не обидится, если я попрошу ее обождать с полчаса?

– Благородная госпожа не обидится, – милостиво отвечаю я.

– Прекрасно! Тогда, не соблаговолите ли вы присоединится… – он указывает в сторону junkie-girl.

– Не соблаговолю, – отрезаю я. – Это что