Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии - Андрей Курпатов

Может быть, дело в борьбе мотивов? Ведь совершенно понятно, что мы в своей повседневной деятельности находимся в таком несметном количестве ролей, что они подчас неизбежно противоречат друг другу, хотя мы и не знаем об этом, а в результате просто не понимаем, чего мы хотим на самом деле. Так, мужчина может завести себе любовницу (роль «любовника»), продолжая, при этом, неплохо относиться к своей жене (роль «мужа»). По-своему, он ее любит и разводиться с ней не хочет (роль «семьянина»). Возможно, ему бы хотелось признаться ей в том, что у него появилась вторая семья, ведь он не хочет обманывать того, к кому хорошо относится (роль «хорошего человека»). Но этим он ее расстроит (роль «заботливого человека»), она, скорее всего, его осудит (роль «подсудимого»), не захочет этого терпеть (роль «наказанного»). Короче говоря, десятки, а то и сотни ролей перманентно примеряются к одной и той же ситуации. Но ведь это тоже нельзя назвать ложным представлением о себе… По-настоящему противоречивыми его чувства были бы в ситуации, когда он любит, но хочет расстаться, когда он не любит, но не считает возможным уйти. Какое-то глубокое чувство или держит его, или, напротив, толкает прочь, глубокое настолько, что его уже и не объяснишь с позиции «теории ролей».

В действительности, любое наше представление о себе ложно, поскольку мы ошибочно отождествлены с собственным содержанием – своими мыслями, успехами, опытом, переживаниями, чувствами. Нам трудно даже представить это – что мы, на самом деле, совсем не то, что мы думаем, чувствуем, и то, что мы прожили. Но это действительно так, мы сделали возможным все это содержание, но мы – не это содержание. В других условиях, мы наполнились бы другим. Все наши мысли, чувства, опыт – это не мы, это результаты отношений «нас» и «не-нас». Да, мы не знаем самих себя, все наши знания о себе косвенны, мы знаем лишь результаты наших отношений с миром. Из-под земли бьет родник, значит, под землей подводная река… Но есть ли она там, не прорвало ли это трубу отопления? А если и есть, то какова она – насколько велика, глубока и так далее? Обо всем этом мы не можем судить! А человек не подвергает сомнению свои суждения, мысли, переживания. Разумеется, ведь он это чувствует, переживает, он это мыслит…

В самой нашей организации заложено это отождествление себя с проявлениями себя и суждении о себе как об этих проявлениях. Но на самом деле, человек – это не его проявления, он их источник, а не результат. Только осознание того, что все мы заблуждаемся на свой счет, дает нам, хотя бы и на мгновение, но реальную возможность трезво взглянуть на свою жизнь. И именно в этот момент родится, спонтанно проявит себя наша естественность. Зачастую, надо дойти до основания и отвергнуть его – и только тогда проявит себя то, что истинно, что естественно, а проявление это будет спонтанно, поскольку оно уже не будет зависеть от того, с чем мы отождествляем себя, но чем не являемся.

В реалиях жизни можно быть адаптированным лишь естественным путем, только естественность и спонтанность позволяют человеку достичь не-страдающего существования. Нелепо рассчитывать, что сложное нагромождение элементов, подчас взаимоисключающих друг друга, составляющих неповоротливое существо, имя которому – личность, сможет достичь оптимальной степени адаптации. Психотерапевты (от психоаналитиков до гуманистов) почти всегда говорят лишь об «облегчении» страдания, но не об излечении. Именно поэтому жизненно важен поиск путей возвращения к собственной индивидуальности (сущности), которая и является оплотом нашей естественности.

Глава пятая

Сущность человека в системе личности

Личность никогда не может оставаться анонимной; она всегда готова облачиться в новые одежды, получить другое имя, так как отождествление с чем-либо – ее подлинная сущность.

Новая методология рассматривает «сущность» как проявление «сути», а «суть» в свою очередь определяется принципом центра. «Центр» принадлежит миру принципов, о «сути» мы говорим как о том, что принадлежит к сфере непосредственно существующего. И если о «центре» мы говорим, что его нет, то о «сути» этого сказать уже нельзя. «Суть», будучи аналогом «центра» в сущем, являет собой неограниченную полипотентную возможность, поэтому мы вправе говорить, что всякий человек, если рассматривать его как сущность, – это ничем не ограниченный мир. С другой стороны, мы совершенно свободно рассуждаем о сути вещей, событий, каких-то фактов или книг, когда же дело доходит до «сути человека», возникают проблемы. Кажется, что здесь нечто большее, что-то не совсем так.

Выше в общих чертах мы уже коснулись основных положений теории личности, созданной на основе новой методологии, теперь мы взглянем на нее в ракурсе, который приблизит нас к пониманию рассматриваемого здесь вопроса. Да, всякий из нас некогда представлял собой чистую, почти не замутненную сущность, способную к таким же сущностным отношениям с другими. Но социум стоит на ролевых отношениях, а не на сущностных. Ребенку начинают предъявлять различные требования, выдвигать условия, что хотя и естественно, но травматично. Мама же знает, что она «мама», и уже одно это «накладывает» на нее груз ответственности за будущее ее ребенка и ответственность перед обществом за ребенка (начиная от воспитательницы в детском саду, заканчивая народным судьей и присяжным заседателем). Далее к воспитанию ребенка присоединяется «общество» – родители, воспитатели, учителя. Потом и сам ребенок, осознавая свою самостоятельность и, вместе с тем, принадлежность обществу, вытягивается в сферу социальных отношений, отрабатывает одну за другой свои социальные роли. И здесь уже нет места прежней сущностной активности и истинной индивидуальности ребенка, а есть лишь некая позиция, которую малыш – волей или неволей – занимает.

Продолжим начатую в эпиграфе цитату Кришнамурти, в которой он рассуждает о личности: «Этот процесс отождествления препятствует осознанию ее собственной природы. Процесс накопления и отождествления создает “я”, позитивно или негативно; и его деятельность всегда замкнута в себе, каким бы широким ни было огороженное пространство. Любое усилие “я” быть или не быть – это движение в сторону от того, что есть»38. Это есть и есть для Кришнамурти сущность человека, или, иначе, центр, неслучайно он сравнивает его с «пустотой». Отождествление фактически закрывает всякую возможность для проявления нашей истинной сущности. Только через отождествление человек становится личностью, личностью, готовой защищать мнимые идеалы, служить иллюзорным целям, выполнять требуемое от нее социумом, полагая, что так она проявляет свою «индивидуальность», что, конечно, не так.

В процессе психотерапии, да и просто в межличностных отношениях нам подчас удается почувствовать сущность другого человека. Нечто подобное мы переживали в детстве, в состоянии каких-то «пиковых переживаний» (как сказал бы А. Маслоу), в стрессовых или чрезвычайных обстоятельствах, во взаимодействии с человеком, которого мы можем назвать своим настоящим учителем. Но в целом, это исключение из правил. В остальном мы живем в системе отождествлений. Впрочем, многие роли человек умело играет, вовсе с ними не отождествляясь. Те и другие – отождествленные и неотождествленные «я» – и составляют структуру личности, два ее внешних контура. Именно они, взращенные на ниве формальных межличностных отношений, препятствуют проявлению сущности, словно томя ее в темнице, и в этом странном заточении она проводит долгие годы, а подчас и всю жизнь.

Социум требует от нас «быть личностью», иными словами, играть роли, которые нужны общественным отношениям. И только близкие могут потребовать у нас, чтобы мы открылись им своей сущностью. Но кто рискнет открыть дверь в святая святых, к самой своей сущности в ответ на ультимативное, зачастую, требование? Напротив, мы еще сильнее забаррикадируемся в своих ролях, желая защитить самое дорогое. И хотя личность не всегда помнит, что именно она защищает, но какое-то подспудное ощущение, принесенное ею из раннего детства, не дает ни малейшего повода для сомнения – «это нуждается в защите!» Ну и самое печальное в этой ситуации состоит в том, что мы скрываем свою сущность не только от других, но и от самих себя, а вот как раз таки в этом виновато только отождествление, не будь его, мы хотя бы искали себя, пытались найти. Но даже этого, за редкими исключениями, не происходит.

Если же нам все-таки удается хоть на какой-то миг избавиться от отождествлений, ролевой игры, и мы достигаем в переживании своей сущности, это потрясающий и хотя бы отчасти преобразующий человека опыт. Описать это переживание невозможно, здесь уместны только образные сравнения. Представьте крохотный, почти неразличимый, лишь ощущаемый теплый, живой комочек, который притаился на несоизмеримо больших ладонях. В этом странном ощущении несоизмеримости объемов, нежности рук, которые чувствуют себя неловкими и стараются быть как можно более аккуратными, боясь повредить притаившееся на них чудо, в этом вдохновенном состоянии секунда кажется вечностью, нет ни цвета, ни запаха, ничего иного. Руки сами ничего не чувствуют, но они каким-то необычным образом отчетливо ощущают незримое присутствие в себе другого существа. Познание сущности происходит именно через эту разрывающую несопоставимость, при ощущении крайней ранимости кого-то дорогого, но бесконечно близкого и родного.