Сизые зрачки зла - Татьяна Романова

На Чернышеву стало жалко смотреть: ее и до этого заплаканное лицо покраснело еще сильнее, из глаз хлынул поток слез, она громко всхлипнула и, рухнув на стул, закрыла лицо руками.

– Полегче, сударь, – злобно крикнула из своего кресла Загряжская, а ее подруга подошла к своей племяннице и заслонила ее собой.

– Не могу ничего поделать, сударыни, служба, знаете ли, – откликнулся Бенкендорф, – разговора этого нам с вами не избежать, ведь нынешнее происшествие неминуемо станет известно государю. Он с меня спросит, да и вы должны быть заинтересованы в аресте злоумышленников.

Наталья Кирилловна тут же разразилась возмущенной тирадой, но Румянцева ее остановила:

– Погоди минуту, Натали, пусть генерал лучше задает нам вопросы, тогда и дело сдвинется и поводов для обид меньше будет. – Она повернулась к Бенкендорфу и предложила: – вы спрашивайте.

– Как угодно, – невозмутимо согласился тот. Пока все шло как по маслу, он вел этих дам в нужном для себя направлении, а они даже не догадывались об этом. – Поясните, пожалуйста, не знаете ли вы кого-нибудь из товарищей вашего сына по преступному обществу, обиженных на него?

Почти овладевшая собой Софья Алексеевна вышла из-за спины тетки и тихо пояснила:

– Друзья моего сына служат с ним одном полку. Все они находятся в столице, а я с дочерьми живу в Москве, я не знаю даже их имен.

– Вы хотите сказать, что никто из них не мог выбрать вас в качестве мишени для своего удара?

– Я с ними не знакома. Откуда я могу знать о мыслях и намерениях этих людей? – уже твердо сказала Чернышева. Она гордо выпрямилась и теперь даже казалась выше.

– Они же все у вас в крепости сидят, – каркнула из своего кресла Загряжская, – вот у них и спросите.

– Спросим, сударыня, обязательно спросим, а пока давайте побеседуем о, так сказать, прозаических предметах. Кто наследует Софье Алексеевне и ее дочери? Вот если случится сейчас кончина обеих, кто станет наследником?

– Это даже смешно, – вмешалась в разговор Румянцева, она ухватила вновь побледневшую племянницу за локоть, прижала ее к себе и, сердито глядя на генерала, заявила: – все имущество семьи принадлежало Владимиру Чернышеву и сейчас арестовано. Ни моей племяннице, ни внучке нечего оставлять, у девочки даже приданого нет, все забрали!

О!.. Как все катилось к нужной точке, вот и пошел разговор на скользкие темы, вот-вот должно было прозвучать ненавистное имя, и Бенкендорф надавил еще немножко:

– Помилуйте сударыня, нет такого закона, чтобы девиц без приданого оставлять, я сам недавно занимался восстановлением прав малолетнего сына князя Волконского. Достояние отца реквизировано, но ребенку по закону выделили его долю. Не может быть, чтобы ваших дочерей обездолили только потому, что их приданое хранил брат-опекун. Нужно подать прошение и вам все вернут.

Взгляд Софьи Алексеевны заметался, и Бенкендорф понял, что попал в точку: она колебалась, стоит ли говорить с тюремщиком своего сына об интересах дочерей. Он постарался подтолкнуть ее:

– Я думаю, что вы поступите по закону, истребовав из казны приданое?

– Мы всегда поступаем по закону, – подсказала ответ Загряжская, и Софья Алексеевна молча кивнула.

– Ну, вот видите, значит, средства у вашей семьи уже есть. Раньше или позже они будут возвращены. Кто тогда наследует вам и графине Вере? Младшие дочери?

– Естественно, – чуть слышно подтвердила Чернышева.

Вот и наступил момент истины. Агент Бенкендорфа подробно пересказывал в своих донесениях все разговоры Александра Ивановича Чернышева с супругой о необходимости поддержать семью кузины. Бенкендорф прекрасно знал о сделанном, но пока отвергнутом предложении юным графиням и их матери перебраться в дом Чернышева. Теперь не хватало одного: чтобы пострадавшая женщина сама обвинила своего дальнего родственника. Бенкендорф подсказал:

– Ваши дочери еще очень молоды. Кто будет опекать их и распоряжаться средствами семьи до их замужества или совершеннолетия?

Не понять, к чему он клонит, было невозможно. Бенкендорф твердо смотрел в глаза откровенно перепуганной женщины. Та практически повисла на тетке. В ее зрачках билось отчаяние, и генерал понимал, что она уже сложила два и два и теперь уверена, что их пытался убить Чернышев. Ожидая заветного имени, он затаил дыхание, но Софья Алексеевна молчала. Пронизанная напряжением пауза стала невыносимой, казалось, что еще чуть-чуть и невидимая нить лопнет, а весь мир вместе с этой комнатой рассыплется на тысячи кусков, но Бенкендорф продолжал молча сверлить женщину взглядом. Ответ прозвучал неожиданно:

– По желанию их матери опекуном юных графинь Чернышевых будет мой зять граф Кочубей. Надеюсь, что вы не подозреваете столь почтенного человека в сегодняшнем злодействе? – язвительно поинтересовалась из своего кресла Загряжская.

«Вот и все, остался я с носом», – понял Бенкендорф и тут же вспомнил, что точно такой же язвительный вопрос сам задал выскочке-жандарму. Ответ на него подразумевался лишь один и, признав свое поражение, генерал иронично повторил фразу бедолаги Иванова:

– Никак нет, сударыня, я, видно, неудачно выразился.

– Да-да, опекуном девочек в случае моей смерти станет Виктор Павлович Кочубей, – подтвердила уже оправившаяся от испуга Софья Алексеевна.

– Ну, тогда и этот мотив отпадает, – сообщил Бенкендорф и с изрядной долей черного юмора послал в цель парфянскую стрелу: – Поскольку графа Кочубея в столице нет, то он не может считаться причастным к сегодняшнему преступлению.

Генерал поклонился онемевшим от такой наглости дамам и вышел. Сбегая вниз по лестнице, он, конечно, жалел, что в самый последний момент рыба сорвалась с крючка, но это, как ни странно, его не очень огорчило. Сегодня, читая по лицам женщин, как по открытой книге, он убедился, что сообщения его агента – истинная правда. А раз так, то соперник обязательно вновь потеряет бдительность, и тогда Бенкендорф захлопнет свою мышеловку – уже навсегда.

Женщины потрясенно молчали. Наконец Наталья Кирилловна обрела дар речи и спросила:

– Объясните мне кто-нибудь, что этот хлыщ сейчас сказал о моем зяте? Что тот собирался взорвать Сонину карету?

– Ну, не так явно… Он ведь хотел, чтобы мы подтвердили правильность его намеков на Чернышева, а когда услышал фамилию Кочубея, просто взбесился, – откликнулась графиня Румянцева и признала: – Но ты, Натали, нас просто спасла. Как же ты нашлась?! И я тоже хороша: прилетела сюда спасать Соню и Верочку, а как пришло время действовать, растерялась, будто институтка.

Загряжская от ее похвалы расцвела, но ответила почти скромно:

– Да чего уж там! Я сразу поняла, к чему он клонит. Соня должна была обвинить Чернышева во всех грехах, а тот в ответ – отыграться на Владимире и объявить войну всему вашему семейству. Вот тогда Бенкендорф и устроил бы все так, как выгодно ему. Вы с Верой в этом деле для него – разменная монета.

Бледная как смерть Софья Алексеевна перебила ее:

– Тетя Натали, вы думаете, что это Чернышев, сегодня?..

– Кто знает, дорогая, может быть и он. Только сдается мне, что нынче вас не убить, а крепко напугать хотели, чтобы вы приняли помощь своего всесильного родственника.

Софья Алексеевна мгновенно возмутилась:

– Ну, уж нет. Я и раньше не собиралась этого делать, а теперь костьми лягу, чтобы этого не случилось. Но в одном вы правы, мне нужно написать завещание и назначить опекуном своих дочерей графа Кочубея. Я надеюсь, что он не откажет мне в этой просьбе?

– С чего бы ему отказывать? – удивилась Загряжская. – Конечно, он согласится.

Софья Алексеевна без сил опустилась на стул, сегодняшний вечер, как кошмар из дурного сна, не отпускал ее. Сначала экипаж взорвали, потом саму ее обвинили в том, что она причастна к взрыву, а напоследок чуть не втравили в беспощадную войну, способную истребить всю ее семью. Сама она прошла по лезвию ножа, но зато ее старшая дочь сейчас лежала контуженная. С этим-то, что делать? За собственную жизнь графиня не боялась, но Вера – совсем другое дело. Софье Алексеевне ясно показали, насколько уязвимы ее дети. Так как же теперь поступить? Не скрывая своих сомнений, она задала этот вопрос старым дамам.

– Переезжайте все сюда, – сразу же потребовала Наталья Кирилловна.

Но Румянцева отвергла ее предложение:

– Нет уж, Натали, хватит с графа Кочубея одной тещи. У меня есть другое соображение: нужно разделить девочек. Если следовать логике нашего бравого генерала, то младшие графини Чернышевы – источник обогащения для человека, ставшего их опекуном, а раз так, то их будут беречь. А вот Верочке, которой до совершеннолетия остался всего год с небольшим, может угрожать опасность. Кто знает, случайно ли карету взорвали именно тогда, когда она находилась рядом с тобой… Давайте-ка спрячем Велл подальше отсюда. Она собралась ехать в Солиту, вот пусть туда и отправляется. В деревне ее никто не найдет, а дальше посмотрим.